Да пошли вы все!.. Повесть - Макар Троичанин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иван Ильич, молча опустив глаза, подтвердил, что такого ещё не было.
- Мы его всей площадкой кормили. Молодые-то, что вселились, в квартиру не берут, боятся за малое дитё. А чего бояться-то, когда он детей шибко любит, ластится к ним как хорошая нянька.
Ивану Ильичу почему-то стало душно и неуютно. Он переступил с ноги на ногу, отодвинувшись к перилам, а старушка наклонилась и погладила замершего в скорбном трансе малыша. Ему непонятно было, о чём толкуют люди. Его горе неразделимо, оно – только его и больше ничьё.
- Летом всё реже стал приходить, я уж подумала, что нового хозяина нашёл, - бабуля поглядела на Ивана Ильича, а тот, застигнутый в тайном моральном преступлении, смутился до покраснения и, обороняясь, перешёл в атаку:
- А вы сами, почему не возьмёте?
- Брала, мил человек, брала, и не раз, - легко отбила психическую атаку немощная старушка. – Походит по квартире, обнюхает всё, а оставаться не хочет. Может потому, что дед у меня шибко пьёт и шумит без дела, - высказала нехитрую догадку. – Жалко собачку.
Ивану Ильичу тоже стало нестерпимо жалко. Чтобы окончательно не расклеиться, он, не глядя на бабку и пса, буркнул:
- Ну, бывайте, - повернулся и почти побежал по-мальчишески вприпрыжку вниз по лестнице.
Спустились почти вместе, и только на выходе пёс опередил сбежавшего хозяина на несколько шагов и бодро порысил обратной дорогой, смешно виляя заячьим хвостом и белым пятном под ним.
- Стой! – закричал Иван Ильич в досаде. Умный пёс остановился, оглядываясь и поджидая крикуна. – Ты почему не остался? – накинулся на него непонятливый человек. – Твой дом там! – понапрасну уговаривал он сделавшего свой выбор малыша. – Ну, что мне с тобой делать? – сопротивляющийся хозяин присел на корточки и погладил непослушника по голове, а тот повернулся и уткнулся головой ему в живот, тяжело, по-сиротски, вздохнул и замер, отдавая всего себя и свою судьбу в руки чем-то полюбившегося человека. – Ну, ладно, ладно! – почти простонал Иван Ильич, чувствуя, что на глаза набежали непрошеные слёзы. – Ну, будет! – легонько прижал к себе мягкое и тёплое беззащитное тельце. – Тебе надоело быть одному? – Маленький друг поднял голову и посмотрел так выразительно, что и без слов стало ясно, что надоело до смерти. – А мне надоело быть в стае, да ещё когда постоянно кусают. Хочется, наконец, побыть одному. Уживёмся ли?
Обрадовавшись смене настроения хозяина, пёс освободился от объятий, оперся передними лапами на родное большое колено, завилял хвостиком и коротко гавкнул, убеждая большого друга, что обязательно уживутся, и всё у них будет «о гав!».
- Как ты не поймёшь, - продолжал тот вяло сопротивляться, - что мне некогда тобой заниматься, - и взял голову умного глупыша в большие мягкие ладони.
Они смотрели друг другу в глаза, пёс – доверчиво-восторженно, а человек – нежно и грустно.
- Я целый день на работе, а с тобой надо прогуливаться, - канючил увиливающий друг, выискивая любые зацепки, чтобы отказаться от тесной дружбы. – И потом, я люблю поспать по утрам. Знаешь, сколько я не доспал за 15 лет? – Но пёс ничего не хотел понимать, его выбор был непоколебим. – Вот что, - решил, наконец, нерешительный человек, - давай не будем пороть горячку и предоставим всё времени, - нашёл увиливающее решение. – А пока есть предложение: на базар сегодня не пойдём – поздно уже, а смотаемся туда, где ваш брат с нашим братом попусту тратит время.
Как-то, убивая избыток своего свободного времени, он забрёл в окраинную рощицу, теснимую с трёх сторон многоэтажками и захламлёнными пустырями. Чуть углубившись по чуть протоптанной тропинке, он вскоре услышал нестройный собачий хор и чуть дальше выбрался на грубо вырубленную узкую аллею, по которой самозабвенно и горделиво вышагивали псари с питомцами на поводках, не удостоившие одиночку ни взглядом, ни лаем. Иван Ильич не стал раздражать ни тех, ни других и, чтобы не сделаться случайной дичью, потихоньку ретировался на тропинку, поминутно оглядываясь и стараясь не шуметь, чтобы не привлечь внимания какого-нибудь зверюги, решившего проверить личность чужака на вкус.
Вспомнив теперь о собачьем оазисе, он решил схитрить и отвести прилипчивого псёнка туда. Там у него будет большой выбор и друзей, и подружек, и более авторитетных и опытных хозяев. Авось кого-нибудь и выберет, и потеряется сам, не кладя греха на добрую душу Ивана Ильича. Пёс не возражал, ему было всё равно, куда идти, лишь бы вместе с хозяином.
Прошли поворот к дому Ивана Ильича. Малыш завернул было к новому жилью, но увидев, что хозяин идёт дальше, вернулся вприпрыжку, показывая уверенным ходом, что знает и эту дорогу и, возможно, знаком с собачатником. Когда вышли на тропинку, он припустил со всех четырёх ног, низко опустив голову и вынюхивая следы сородичей, и скрылся далеко впереди в кустах. «Ну, всё!» - тревожно-радостно вздохнул Иван Ильич. – «Адью, мой дорогой!» - и повернулся, чтобы как можно скорее исчезнуть, но не успел. Дальние кусты зашевелились, ветки раздвинулись, и показалась довольная мордочка, а за ней и вся несостоявшаяся потеря. Пёс, не подходя, сел и с подозрением наблюдал за своим спутником: то ли тот отстал, то ли опять собрался сменить маршрут. Опыт ему подсказывал, что за хозяином нужен глаз да глаз. Пришлось Ивану Ильичу смириться и последовать за недоверчивой псиной.
На догодроме они оба выглядели ягодами не здешнего поля. Сюда приходили любители животных, чтобы себя показать и ещё раз себя, но уже через собак, а они припёрлись просто так, от нечего делать. Собачий бомонд на престижном променаде кайфовал. Ухоженные, промытые и причёсанные, занумерованные и увешанные медалями любимцы были сплошь в дорогих кожаных ошейниках с узорными металлическими накладками или в ярко начищенных металлических ошейниках. На некоторых, особо ценных и здоровенных экземплярах, ни разу не задавивших даже мыши, но выглядевших опасными, красовались обслюнявленные ременные намордники с металлическими клёпками, и все они удерживались от вульгарной беготни усиленными ременными или цепными поводками. Встречались и модники, и модницы, наряженные в разукрашенные комбинезоны, не закрывавшие зады и половые члены. А любители собак – мужики, вышагивающие с напряжённо-жёстким выражением лиц, отклонившись назад и сдерживая рвущихся псов, залежавшихся в душных квартирах, и чопорные женщины с болезненными гримасами на строгих лицах, упирающиеся ногами и то и дело срывающиеся от натяга поводков на короткие пробежки, - все одеты по форме. Мужчины – в обязательных массивных кроссовках, настоящих джинсах и коротких охотничьих курточках, в кожаной перчатке на левой руке, удерживающей намотанный конец поводка. Женщины – тоже в джинсах и лёгких курточках большего разнообразия, с дорогими «ошейниками» на напряжённых шеях.
- Слушай, - обратился Иван Ильич к своему породистому сарделькодаву, озадаченно усевшемуся рядом и с интересом наблюдающему за шоу-парадом, устроенным участниками для себя, - мы с тобой явно не того сорта и не этого поля ягоды. Ты как хочешь, а я укроюсь где-нибудь в сторонке, пока ты теряешься, чтобы не мешать, - и, найдя глазами поваленное толстое дерево с отшлифованной задами до блеска корой, пошёл к нему и уселся с краю так, чтобы хоть с одного боку быть отгороженному кустами.
Пёс-малыш, нисколько не смущаясь, что не одет по форме, что голый и вольный, уже подбежал к блондинистой болонке в два раза выше его ростом и приветствовал её по-плебейски, сунув нос ей под хвост. Та заоборачивалась, сдерживая хозяйку, и обе залаяли, отгоняя нахала, но он и сам отскочил, не одобряя грубых светских манер. Если бы люди ходили на четвереньках, то знакомились бы так же.
- Это ваша собака? – блондинистая псариха углядела всё-таки часть Ивана Ильича, смотревшего далеко в сторону. – Вы новичок? В первый раз? – Она подошла, подтянув остервенело заливающуюся звонким лаем болонку. – Вы член нашего клуба? – и тяжело шмякнулась на дерево внушительным задом, опасно обтянутым потёртыми где-то в Италии джинсами.
- Нет, я – не член, - отказался от почётного титула Иван Ильич, качнувшись при соприкосновении зада с деревом.
- Оформим, - авторитетно пообещала собачница. – Я – секретарь, - и строго предупредила: - Не членам клуба здесь нельзя!
- Простите, - пошевелился занемевшим телом иногородний, - а какого клуба?
В последнее время он много читал и слышал о возросшей в городе активности клуба сатанистов, а те, что дефилировали по тайной дорожке, вполне смахивали на них. Сатанистка повернулась к нему всем массивным телом, скрипнув то ли костями, то ли деревом, и напыщенно уведомила:
- Клуба собаководства, - разочаровала его. – Так это ваша собака? – обратила строгий взор на найдёныша, который по-прежнему, далеко не удаляясь, дружелюбно совал нос под хвост каждому члену, не разбирая ни размеров, ни масти, и даже недовольно рычал и взлаивал, когда его отгоняли как потенциального носителя микробов или кое-чего покрупнее.