Семь смертных грехов. Роман-хроника. Соль чужбины. Книга третья - Марк Еленин

Шатилов, протестуя против широко организованной провокации, совершенной опытными «каиновыми» руками, в качестве примера привел приказ Врангеля, скрепленный его, Шатилова, подписью и посланный из Дубровника. Шатилов сказал: «Ни я, ни генерал Врангель в Дубровнике не были. Это легко можно проверить через вашу дипломатическую миссию в Белграде. Во время, означенное в приказе, я посетил Софию — что также легко проверить по книгам «Сплендид-отеля», где я в то время квартировал». Кутепов на предложенные ему вопросы отвечать отказался.

Вязьмитинов, оправдывая наличие в канцелярии Самохвалова списка «агентов», пытался представить его перечнем людей, кому следовало нанести пасхальные визиты. Самохвалову же поручалось охранять главнокомандующего во время его визита в Болгарию. Топалджиков выразил недоверие: зачем принимать меры к охране Врангеля в Болгарии, если правительство отказало ему в визе? Кутепов вновь решительно повторил что на задаваемые ему вопросы отвечать не намерен.

Шатилов попросил обязательно запротоколировать: на втором документе правописание букв «П», «С» и «В» не соответствует рисункам, употребляемым им. Попросил карандаш и принялся показывать.

Один из допрашивающих спросил Шатилова: не его ли рукой подписан документ?

Шатилов ответил, что роспись весьма похожа, хотя в ней и есть небольшие отклонения.

Допрашивающий заинтересовался: кто мог бы так похоже скопировать подпись начальника штаба русской армии?

Шатилов заявил, что не имеет об этом никакого представления.

Допрашивающий проронил: нет ли определенного соответствия между его росписью и росписью генерала Миллера, который, как известно, заменил Шатилова на посту по приказу главкома 27-го марта?

Шатилов ответил, что этого он не знает, никогда росписи не сопоставлял — это в компетенции специальной графологической экспертизы.

Вязьмитинов устыдил Шатилова, обвинив его в малодушии. Между ними возникла перепалка, резко оборванная Топалджиковым. Допрос продолжался...

Кутепов, с показным безразличием глядя то на одного, то на другого, думал, как сдали, постарели, измельчали его комбатанты, на которых он мысленно опирался, обдумывая свой будущий поход, проводя рекогносцировки, с огромным трудом стараясь подкрепить боеспособность вверенных ему частей. Все усилия — даром? Перед ним суетились пожилые, усталые, испуганные старички, выгораживающие каждый себя, старающиеся доказать, что они давно не военные, отошли от дел, а то, чем они занимались здесь, в Болгарии, — не больше чем игра. Игра в оловянных солдатиков. Кутепов, испытавший унижение, впервые усомнился в Деле, которому решил посвятить всю свою жизнь, — делу восстановления монархии в России и уничтожения большевизма. Теперь большевизм снова ломал его планы, его жизнь тут, в Болгарии. От этого опускались руки, можно было впасть в отчаяние. Что они хотят сделать с ним? С этими — его бывшими «соратниками»?.. Кутепов, который еще вчера готов был, заменив Врангеля, встать во главе вооруженных сил, находящихся за границей, почувствовал слабость и какое-то безразличие. И уже второпях, с охватившей его внезапно ненавистью, подумал: «Нас допрашивают, унижают, а этот... политик-барон? Он опять в стороне остался, ни при чем вроде. Вот умелец!»

Шатилов и Витковский покинули комнату. То ли сами ушли, то ли их увели, Кутепов не понял. Он остался один на один с Топалджиковым. Начальник штаба армии Болгарии нервничал, не зная, с чего начать трудный разговор. Он перекладывал бумаги и папки, словно разыскивая что-то. Не нашел, видимо. Потер виски и закрыл глаза, показывая, как устал. Затем стремительно выпрямился, встал, спросил:

— Известны ли вам такие фамилии, господин генерал? Александр Цанков, Александр Греков, Христо Калфов? Очень прошу ответить правдиво.

— Простите? Это другое дело, полковник, — усмехнулся Кутепов. — Кто эти люди?

— Руководители антиправительственного союза.

— В первый раз слышу.

— А кого-либо из Военной лиги Союза? Например, подполковника Калфова?

— Не имею чести знать.

— Но ведь он личный адъютант царя Бориса.

— Вы допрашиваете меня? Вновь? Я вновь отказываюсь отвечать. По какому праву?

— Вы арестованы, генерал.

— А ваши прежние заявления о моей неприкосновенности, когда меня вызывали из Тырново? Слово офицера?

— К сожалению, я вынужден выполнять приказы, генерал, — Топалджиков торопливо зашарил по столу, нашел несколько газет, с чувством облегчения потряс ими: — Послушайте, что пишут газеты: «Врангель объявляет войну!», «Ультиматум русских!», «Врангель угрожает нам!», «Недопустимое вмешательство в дела свободного государства...», ну и тому подобное. Мы на пороге братоубийственной войны. По вашей вине, генерал!

Кутепов не без доли аффектации достал из кобуры браунинг, молча положил на стол.

— К чему это? — удивился Топалджиков. — Не надо: мы не требуем.

— Я не отдаю вам своего оружия, а лишь передаю. Честь каждого офицера, не сдержавшего своего слова и не выполнившего долга, требует застрелиться немедля.

— Но, господин генерал!.. — всплеснул руками Топалджиков. — Позвольте, позвольте!.. Я не понимаю...

— Нам не о чем больше говорить, полковник. — Кутепов «твердел», ибо снова обретал себя.

— Принято решение о вашей высылке, генерал. Вы должны выбрать страну — для оформления визы.

— Надеюсь, я получу несколько часов для обдумывания? И это не расходится с законами вашего правительства и вашими личными правилами поведения?

— Ну, разумеется, разумеется... Вам будет предоставлено... Право выбора остается, — бормотал Топалджиков. — Ваш револьвер... заберите его.

— Благодарю за гостеприимство, полковник, — безапелляционно проговорил Кутепов. — Прошу доставить меня к жене. Честь имею! — он нарочито небрежно козырнул и слегка щелкнул задниками сапог...

Посоветовавшись с Лидией Давыдовной, Кутепов местом высылки избрал Венгрию. Ему сообщили, что имеется и румынская виза. Несмотря на круглосуточные посты в отеле «Болгария» и часового у дверей номера, Кутепову удалось через Федора Бенько переправить в Тырново с капитаном Мащенко приказ по корпусу, в котором предписывалось сохранять спокойствие, дисциплину и не поддаваться ни на какие провокации. Своим заместителем он назначал генерала Витковского.

Высылка по непонятным причинам задерживалась. Неизвестный доброжелатель, поднявшийся, вероятно, по трубе, кинул в форточку номера экземпляр газеты «Русское дело». Кутепов прочел заметку жене целиком: «Из галлиполийских рядов, пришедших в Болгарию с открытым сердцем и спокойной душой, выхвачен их живой нерв, вырвана душа. У армии отняли ее вождя, отделили ее большого и достойного человека, высоко и гордо державшего честное галлиполийское знамя. Генералу Кутепову мы обязаны тем обаянием, которое создалось и живет вокруг чистого галлиполийского имени. Пройдут черные дни, и фигура ушедшего от нас русского генерала выявится со спокойной и определенной ясностью. Мы будем ждать. Мы дождемся справедливого суда над черными днями».

— Видишь, Саша, — сказала жена. — О тебе помнят, за тебя, я уверена, борются.

— Мы еще повоюем! — жестко сказал Кутепов. Заметка очень приободрила его. — Еще повоюем! Посмотрим, кто кого!

Болгарский часовой передал генерал-лейтенанту целую охапку цветочных букетов от дам — с лучшими пожеланиями. Зайдя в туалет, Кутепов внимательно .просмотрел цветы: надеялся найти тайное послание, план побега, какую-нибудь дружескую записку, в конце концов. Тщетно! Букеты и впрямь были от дам, черт бы их побрал, дур сентиментальных!

В одиннадцать вечера («Боялись эксцессов на улице, канальи! Русских боялись — не иначе!») появились два болгарских офицера с заявлением, что генерала решено отправить на греческую границу. Протестовать было поздно. Стоило ли? Да и какая, в сущности, разница?! Кутепов решил, что доедет до Адрианополя, а оттуда — через Салоники — в Белград: необходимо повидать главкома, чтобы разобраться в происходящем.

Предоставленные ему места оказались в вагоне второго класса. Кутепов опять сорвался. Офицеры пожимали плечами: не наша компетенция. Спор прервал пронзительный гудок паровоза. Чертыхаясь, Кутепов полез по ступенькам. Федор Бенько чуть ли не на ходу втаскивал генеральские кофры и чемоданы, шляпные коробки мадам.

Правая рука Стамболийского доктор Даскалов — министр внутренних дел — телеграфировал руководителю правительства, находящемуся тогда в Генуе: «Шпионская акция врангелевцев приняла огромные размеры. Захвачено много архивов тут и в Тырново. Население потрясено и возмущено черной неблагодарностью против нашего общества».

Стамболийский 19 мая дает жесткое распоряжение Даскалову: «Поведение русских отвратительно. Счастье, что вовремя раскрыли их планы... Действуйте решительно, и очистим Болгарию от грозящей опасности. Всех виновных солдат и офицеров вон из Болгарии! Не оставляйте русских солдат и офицеров в Софии...»