Художники Парижской школы из Беларуси. Эссе, биографии, путеводитель - Владимир Счастный

Был ли Сутин с товарищами в курсе всех событий в художественной жизни города? Скорее – да. Правда, Сутина, похоже, больше интересовали людские типажи: кого здесь только не встретишь – и уличных торговцев, и важных чиновников, крестьян из окрестных деревень, посыльных, кухмистеров и их помощников – поварят! Сутин заворожен оперными певицами. Из-за них они с Кикоиным пробирались бесплатно в театр, в который раз пообещав билетеру нарисовать его портрет. После представления он караулит артисток у служебного входа, не решаясь даже приблизиться к ним. Бредит театром не только он. Недалеко от школы жила девушка, которая мечтала стать оперной певицей. Ее звали Дебора Мельник. Она – из богатой семьи, училась в престижной гимназии благодаря протекции влиятельного крестного отца. После многочисленных обменов взглядами и смущенными улыбками молодые люди знакомятся. На этом все и закончилось.

Кикоин же, с его бунтарским характером, который проявлялся и в живописи, беспрестанно конфликтовал с преподавателями, даже с самим директором рисовальной школы Трутневым. К тому же Михаил продолжал заниматься революционной деятельностью, вступил в еврейскую политическую партию Бунд, которая стремилась совместить идеи сионизма с социал-демократическими. Жить в Вильно ему становилось все неуютнее. Путь в Петербургскую академию художеств для евреев был практически закрыт, поэтому новым объектом для его неуемных устремлений стал Париж. Ведь там, по его убеждению, художник действительно может быть свободным. Не угас в этом городе и дух Парижской коммуны. Правда, добраться туда куда сложнее, чем из Минска до Вильно. Однако многие художники все же после получения образования дома уезжали учиться за границу – в Берлин и, конечно же, в Париж. Сразу можно было отличить их творчество от работ тех, кто ни разу не бывал за границей и толком не представлял, что такое экспрессионизм и кубизм. Новые выставки и беседы об искусстве подталкивали воспитанников училища рисования не только к новым идеям, но и к решительным действиям. Как часто бывает в жизни, помог случай…

Студенты регулярно ходили в синагогу. Одним из немаловажных поводов для этого были обеды в семьях, на которые их приглашали после молитвы. Сутин часто бывал в доме доктора Рафелкеса, где можно было вкусно поесть. Но это не все. У хозяев была очаровательная дочь, которая Хаиму очень нравилась. Взглядом, улыбкой он робко пытался дать это понять девушке. Но та, как ему казалось, оставалась безразличной. Родителям же нравился этот застенчивый молодой человек, всегда аккуратно одетый в форму ученика рисовальной школы (в это вряд ли поверил бы тот, кто знал Сутина только по Парижу). Хаим считался одним из самых способных учеников, особенно он отличался в рисунке (это опять же кажется невероятным, если судить об отношении Сутина к академизму по его картинам). К тому же, как было позже замечено, девушка оказалась тоже неравнодушна к гостю. Наконец, Хаим сказал по секрету Кикоину, что хочет жениться на дочери Рафелкеса и только ищет повод, чтобы сделать ей предложение. Повод все не представлялся. Тем временем мадам Рафелкес, как женщина энергичная и ответственная, зря времени не теряла. Она подыскала для будущих молодоженов приличную квартиру с хорошей мебелью и сообщила дочери о том, что она может выходить замуж – уютное гнездышко уже ждет их. Та очень обрадовалась и сказала, что должна немедленно сообщить эту радостную весть Ефиму. «Почему Ефиму? Хаиму!» – «Нет, мамочка, Ефиму!» Соперник Сутина оказался более решительным и умелым ухажером.

Для Хаима случившееся стало страшным ударом и глубоко повлияло на его и без того неуравновешенную психику. Ему хотелось бежать куда глаза глядят. Раньше он не собирался никуда уезжать, хотя и Кремень уже почти как год жил в Париже. За ним отправился Кикоин. Как удержаться, если приятель Пинхус слал письма, полные восторга от тамошней жизни. К тому же родители на этот раз были не против новой затеи Михаила, надеясь, что в Париже их сын под присмотром двоюродного брата – серьезного и здравомыслящего человека – остепенится и забудет о своих бунтарских увлечениях.

Итак, после завершения трехлетнего курса в Виленской рисовальной школе летом 1913 г. Сутин оказался на Северном вокзале французской столицы. Говорят, деньги на билет дал доктор Рафелкес. В одну сторону, как выход из неловкой ситуации. А может, он просто пожалел беднягу.

Удостоверение личности Х. Сутина, выданное ему в 1913 г. после прибытия в Париж

Группа студентов студии Фернана Кормона в Школе изящных искусств. Восьмой слева в верхнем ряду Х. Сутин

Хаим вышел на перрон с мешком за спиной и несколькими рублями в кармане. Тут же запутался в метро и смог добраться до «Улья» только в полночь. Там его ждала целая тарелка вареной картошки. А утром следующего дня в Опере, поскольку это был понедельник, давали бесплатное утреннее представление, которое стало как бы увертюрой к будущей деятельности художников. Начиналась еще одна, «третья», жизнь Хаима.

Сутин спал и ел у своих земляков, чаще всего у Кикоина. Вслед за своим приятелем он стал посещать занятия в Школе изящных искусств, при этом они оба плохо восприняли академический стиль преподавания ее директора – господина Кормона, который, кстати, был наставником Тулуз-Лотрека и Ван Гога. У них было иное отношение к живописи. По мнению Жанина Варно, в тот период в картинах Сутина сквозили обездоленность и страх. От произведений же Кикоина, оптимиста по натуре, веяло жизнелюбием и нежностью ко всему, что стремилась отобразить на полотне его кисть. После занятий приятели искали способ заработать на пропитание. Иногда им удавалось получить заказ на вывеску, реже – работу подсобника при монтаже выставок, а в основном разгружали вагоны по ночам. Часто в них была рыба. Ее запах будет преследовать Сутина всю жизнь и как бы исходить от многих его натюрмортов с рыбой: лососем, макрелью, но чаще с селедками.

Группа постояльцев «Улья» с Альфредом Буше. Крайний слева П. Кремень

Семья П. Кременя

Сутин, Кикоин и Кремень всегда оставались друзьями, хотя каждый из них пробивал свою дорогу в жизни.

Сутин днями пропадал в Лувре у полотен старых мастеров. Рембрандт останется для него кумиром до конца жизни. По вечерам он посещал курсы рисования, организованные русской художницей Марией Васильевой. Она вспоминала: «Обнаженная натурщица позировала у печки в одном углу комнаты… Сутин же всегда сидел у стены, позади всех, пряча лист бумаги, на котором рисовал». Привычка эта сохранилась надолго. Он крайне неохотно показывал свои картины, бесконечно переделывая их. После занятий все пили чай. Сутин это делал, наверное, по давней домашней традиции – из блюдечка и вприкуску. При этом он все время молчал, хотя по блаженной улыбке было видно, что и компания, и сама атмосфера дружеского застолья ему по душе. Это были короткие отдушины среди нищеты и неприкаянности. В «Улье» он фактически не имел своего угла и ночевал то у одного, то у другого знакомого. Иногда существование Хаима приближалось к грани между жизнью и смертью. И его картины, которые одновременно пугали и притягивали к себе, гениально отображали этот момент. Натюрморты с убитым зайцем, подвешенной за ноги курицей, тушами быков, кровью… Воспоминания детства терзали его на протяжении всей жизни.

Кикоин пробыл в «Улье» пятнадцать лет. За это время он женился, обзавелся двумя детьми. Уехать оттуда он смог лишь после того, как его картины стали успешно продаваться в галереях и салонах. Ему тогда исполнилось 36 лет. За время своего пребывания в «Улье» Кикоин сменил несколько мастерских, но все они служили одновременно и местом для работы, и спальней, и кухней.

Кремень увлекся скульптурой и в 1914 г. выставил три работы в Салоне независимых. Однако это увлечение быстро прошло под влиянием импрессионистов, прежде всего Ван Гога и Поля Сезанна. Начиная с 1916 г., он стал завсегдатаем монпарнасских кафе, где его часто можно было видеть в компании Михаила Кикоина, Андре Дерена, Мориса де Вламинка, Мориса Жакоба. Понемногу стали продаваться его картины.

Трое друзей жили в нужде, но особенно туго приходилось Сутину. Видя порой его полную безысходность, Кикоин спасал товарища от голодной смерти. И все это благодаря жене Розе, которая еще немного и шила. Однажды, выкроив из семейного бюджета несколько сантимов, Кикоин дал их Сутину. Тот купил на них три скумбрии и, прежде чем съесть, изобразил их на холсте. Получился известный «Натюрморт с селедками». Возможно, рука художника поневоле вывела привычное с детства лакомство. Тем не менее, когда Сутин разбогател и Роза посылала детей – Клару и Жака – попросить денег у дяди Хаима, те, как правило, возвращались с пустыми руками. Но это было потом, а пока пролетарская часть жителей «Улья» как могла поддерживала друг друга, всеми силами борясь за существование.