Тайной владеет пеон - Рафаэль Михайлов

— Товарищи подозревают, — задумчиво сказал он, — что армасовцы собираются в эти дни основательно прощупать берега Рио Дульсе.

— Они недоступны, — засмеялся Карлос.

— Каратели выследят вас с самолетов, — возразил Ривера. — Они сбросят бомбы, зажигательные снаряды, подожгут джунгли — они пойдут на все, лишь бы ликви­дировать отряд Кондора из Пуэрто.

Ривера сказал, что партия рекомендует более гибкие методы борьбы с режимом Армаса, чем партизанские налеты. Самое время включить весь отряд в подпольное освободительное движение и перебазироваться в цен­тральные департаменты страны, где и населения больше и дел больше. Но массой в центр не пробиться. Люди получат явки и проберутся поодиночке; и это нелегкое дело в местности, где армасовцы контролируют каждое селение! Особенно трудно придется Карлосу, за голову которого объявлена большая награда. Партия сделает все, что может, но сейчас она может не очень многое.

Поэтому Центральный Комитет предлагает прежде всего создать у противника видимость уничтожения отряда. Как это сделать, — решит штаб. Очевидно, время для этого удобное, каратели готовы принять бой. Люди из Пуэрто могут сообщить время и место предполагаемого удара. Симулировать поражение не так уж трудно.

— Умный враг захочет увидеть трупы, а американцы не дураки. — Карлос задумался.

— Но это еще не все, — продолжал Ривера. — Нужно обязательно, чтобы Карлос Вельесер исчез для армасовцев. Он должен исчезнуть, — иначе весь план может рухнуть. Вот почему так важно, — закончил Ривера, — знать место удара. А стоит забрать мальчишку из бер­логи Фоджера, как они изменят и время, и место — и наша операция провалится. Понятно, Карлос? Бегство Роситы и без того наведет на подозрения...

— Понятно. Все понятно, мой дорогой Ривера. Но Хусто — это Мигэль, а Мигэль — сын того Каверры, с ко­торым я дружил много лет, пока... пока его не прикон­чили агенты Ла Фрутера. И за этого золотого мальчишку я готов драться сам.

— Ты только что говорил Мануэлю, — улыбнулся Ри­вера, — что о Росите позаботятся другие. Доверишь ли ты мне, если скажу, что позабочусь о Мигэле сам? У меня в Пуэрто кое-какие дела.

Карлос не сразу согласился. Ему представлялось рискованным и не очень оправданным оставлять на не­определенный срок Мигэля в руках такого дьявольски хитрого и расчетливого противника, как Фоджер. Правда, самые подробные сведения о Хусто мнимому Хусто пе­реданы. Орральде ради сохранения жизни выложил все, что мог. Верные люди сторожат его на побережье. На­конец, Карлос верил в смышленость Мигэля.

Но ведь сорвался же Мигэль на более простом деле — ему поручили передать чистильщику сапог несколько конденсаторов для рации. Конденсаторы он вручил и зачем-то сунулся в отель.

Карлос понимал, каким затравленным чувствует себя в логове армасовцев Мигэль. Но понимал и правоту Риверы. Если соглашаться на предложенную операцию, нельзя вызывать у противника никаких сомнений. Наконец, попав в самый штаб карательной экспедиции мальчик мог сделать больше десятка связных: он располагает сведениями из первых рук. Попробовать разве? Но ведь это жестокость по отношению к его Мигэлю, к его Мигэлито!

Ривера подошел к Карлосу и мягко, почти нежно сказал:

— Мой старший друг, разве мне было больше трина­дцати, когда вместе с Вельесером я отбивал своих това­рищей от полиции?

— Но с тобою рядом был сеньор Вельесер!

— А рядом с Мигэлем буду я — твой ученик!

Они говорили уже больше двух часов и перебирали десятки возможностей. Оба почувствовали голод. Карлос распорядился, и коренастый боец в холщовой блузе при­тащил им огромный кокосовый орех. Быстрым и точным движением мачете — короткого тесака, который он вы­тащил из-за пояса, — боец разрубил орех пополам и, прежде чем густая молочная масса успела разлиться по земле, подал каждому по скорлупе. Питье утолило голод и приятно освежило. Ривера поблагодарил бойца и веж­ливо спросил, сам ли он лазил на пальму.

— Хосе Паса, — вмешался Карлос, — у нас провор­нее всех. Он взберется на любое дерево с легкостью кошки. Да ведь он вырос на плантациях.

— Хосе Паса? — задумался Ривера, глядя на медное лицо подростка, который стоял с непроницаемым видом. — Это не ты ли, малень­кий пеон, доставил столько хлопот Фруктовой компа­нии?

— Я был маленький пе­он, — серьезно сказал Хо­се, — стал большой солдат. Работал мачете, теперь ра­ботаю ружьем. Тоже хоро­шая служба.

Ривера невольно расхо­хотался. Он любил юмор. Мальчишка ему определен­но нравился.

— Друг Карлос, — обра­тился Хосе к своему коман­диру. — Можно говорить при этом человеке?

— Можно, Хосе.

— Друг Карлос, куда ты отправил моего брата Мигэля?

— Мой комбатьенте, — строго сказал Карлос, — разве командиру задают такие вопросы?

Хосе быстро сказал:

— Мой команданте, ты правильно сделал, Хосе ви­новат.

Он потупился и вдруг резко сказал:

— Артуро. Артуро меня взбаламутил... Всю ночь вертелся и приставал с расспросами о Мигэле. Как по­дружились? Где он? Что он?

— Какое дело Артуро до Мигэля? — обеспокоенно спросил Карлос. — Ты что-нибудь говорил о Мигэле?

— Никому и ничего, мой команданте.

— Странно. Ну, иди. Все будет хорошо, Хосе.

Он проводил Хосе ласковым взглядом и продолжил разговор с Риверой. Они договорились о явках в столице. Ривера признался, что помощником к Карлосу направ­ляют его.

— Да, послушай, Карлос, — с тревогой спросил Ри­вера. — Что за странную депешу мы перехватили в эфире: «Пересчитайте своих в отряде»? Как ее понять и что за корреспондент ее передал?

— Это обыкновенный рыбак. Живет между Пуэрто и Ливингстоном. Помогает нам. Связан только с Робом. Роба ты знаешь. Значит, сведения идут от нашего Роба. А вот где он их добыл, — сказать пока не могу.

— Пересчитайте своих, — размышлял вслух Риве­ра. — Значит ли это, что кто-то из наших связных по­пался или...

— Или в отряде есть предатель, — спокойно сказал Карлос.

— Почему ты говоришь об этом так мирно? — вски­пятился Ривера. — Один предатель сорвет весь план.

— Не горячись, — остановил его Карлос.

С той минуты, как Карлос принял план, он напоминал туго закрученную пружину: готовая развернуться и уда­рить со страшной силой, она какой-то период времени напряжена и таит большую энергию. Карлос был спо­коен, его крупное лицо, подставленное ветру, дышало решимостью, ноздри слегка раздувались.

— Не горячись, — повторил Вельесер. — Если преда­тель здесь, он будет изобличен.

И снова они спустились по веревочной лестнице к прозрачным водам Рио Дульсе, и снова неуклюжая лодчонка перенесла их на правый берег. Уже готовясь углубиться со своим спутником в темень тропического леса, Карлос вдруг повернул его лицом к реке.

— Посмотри на нее еще раз, — нежно сказал он, — на нашу красавицу Рио Дульсе. У рыбаков есть легенда о том, как Завоеватель перегородил реку чугунной цепью, чтобы сберечь для себя неистощимые запасы золота и серебра, скрытые на дне. Но Рио Дульсе разорвала оковы и теперь ждет более сильного человека. Он дол­жен быть храбр, чтобы вступить в бой со злыми духами, скрывающими богатства. Он должен быть силен, чтобы суметь поднять богатства со дна. И он должен быть благороден, чтобы разделить их с народом, ибо даже самый сильный не удержит в своей руке всех богатств Рио Дульсе. Как ты думаешь, Ривера, не сумеем ли мы, коммунисты, поднять сокровище Рио Дульсе?

— Жаль, что это только легенда, — задумчиво произ­нес Ривера, очарованный красотой реки.

— Легенда. И немножко были. Остатки цепей Кор­теса действительно недавно вытащили из реки.

Под сенью вековых деревьев Карлос и Ривера попро­щались.

— Я прощаюсь с Карласом Вельесером, — лукаво шепнул Ривера, — а скоро встречусь в столице с сеньо­ром Феликсом Луисом Молина. — Он заглянул в глаза другу: — Карлос должен исчезнуть. Совсем исчезнуть.

4. НАРАНХО-ДЕД И НАРАНХО-ВНУК

Челнок прыгал на волнах, как скорлупка. Старик управлялся одним веслом.

— Погоди бросать крючок, Наранхо! — крикнул ста­рик. — Тарпун любит тепло. Солнце взойдет, — тогда и бросишь.

Волна плеснула в старика — он беззвучно рассмеял­ся. Казалось, ему нравится, что челнок швыряет, что ве­тер пощипывает спину и что лицо его пропиталось соленой влагой. Странное это было лицо. Пучок морщин перебегал по нему, как белка по веткам, каждый раз придавая ему выражение то откровенного удовольствия, то затаенного лукавства или же скрытой озабоченности. Но чаще старик смеялся, и тогда его круглое коричневое, почти черное лицо, опаленное тропическим солнцем, пе­ребрасывало морщинистые узлы к уголкам больших вы­пяченных вперед губ и становилось похожим на шишкообразный ананас, который давно созрел и просит осво­бодить его от твердой колючей кожуры.