Увидеть Париж – и жить - Дарья Кузнецова

– Ни о чем, – растерялась я.

– Так не бывает, признавайтесь, – он чуть улыбнулся уголками губ.

– Я думаю, какой печальный пейзаж за окном. Когда я ездила на экскурсию автобусом по Европе, картина была совершенно иной.

Николай не ответил. Он опять помрачнел, что-то пробормотал про себя и выругался. «Какой он нервный, сломанный, несчастный человек, как его жаль! Но я ему никто. Боюсь, не смогу долго выдерживать его общество».

– Где вы живете в Москве? – спросила я, чтобы разрядить обстановку.

– В закрытом поселке. Нет, не на Рублевке, если вы об этом подумали, – он кисло улыбнулся.

– Мне в Москве больше всего нравится на Старом Арбате, где стена Виктора Цоя, вокруг которой гуляют миллионеры и студенты, там интернациональная атмосфера, дух толерантности и свободы.

Николай угрюмо молчал.

– Извините, что отвлекаю вас разговорами.

Он вновь не потрудился придумать ответ.

Я решила оставшуюся часть пути держать язык за зубами.

Машина ехала быстро и мягко. Неожиданно Николай повернулся ко мне и сказал:

– Лариса, наш поселок очень хорошо охраняется, вы можете ничего и никого не бояться. Вы должны быть спокойны и попробовать убедить Алину в том, что она не хуже остальных здоровых людей, даже несмотря на то, что она не может ходить, несмотря на то, что у нее изменения в психике, – он говорил срывающимся голосом. – Лариса, кто придумал эти идиотские стандарты? Кто сказал, что имеют ценность только здоровые, спокойные, нормальные люди? Кто они, эти нормальные? Вы их видели? Почему человек, который отличается от остальных, хуже? Что, его жизнь не так ценна? Его можно презирать? Ответьте мне, Лариса?

Он схватил меня за плечи.

– Что вы, что вы! Я так не считаю, – испуганно ответила я.

– Вы знаете, Лариса, я помогаю ассоциации детей инвалидов. Эти несчастные и замученные люди, родители этих детей, разве они заслуживают меньшего уважения, чем те, кто, как у нас говорят, многого добился? Чего мы должны добиться, чтобы заслужить признание? Приобрести машину, дачу, успешную компанию, виллу на Канарах? У меня все это есть, и я не чувствую никакого уважения, только зависть и ненависть, – Николай почти кричал. – Я вел бизнес по законам джунглей, на пределе нервного напряжения, чтобы были деньги на лечение Алины, на все эти проклятые операции, которые не помогли. Я не радовался, не отдыхал, не сидел в ресторане и не лежал на пляже с тех пор, как это случилось с Алиной. У меня не было жизни, Лариса. Ведь помогать больному ребенку – это не жизнь, ведь так?

– Почему? Вы мужественный человек, вы молодец, – пробормотала я. – Делать добро – это и есть жизнь.

– Лариса, простите, что-то на меня нашло, – пробормотал Николай. – Я так давно ни с кем откровенно не говорил.

– Вашей вины здесь нет. Я вам уже говорила ту истину, что человек не виноват в происходящем, даже если это явилось следствием его поступка. Если на это была воля Высшего разума, если это предначертано судьбою, это произошло бы без всяких ваших действий и, наоборот, могло не произойти, соверши вы и гораздо более серьезные ошибки.

– Вы фаталистка, вы верите в предопределение? – усмехнулся Николай.

– Нет, я верю в Бога, в Высший разум, – мне казалось, что я говорю убедительно. Эти мысли родились у меня в голове, когда я думала, как утешить его.

– А где доказательства?

– Доказательство – это совесть и прекрасный мир вокруг нас.

– А как же свободная воля?

– Николай, ответ содержится в том, что я уже говорила. Мы можем делать то, что мы хотим, но, тем не менее, нас ведет по жизни Господь, судьба.

– Да, Лариса, у вас любопытная теория.

Мы ехали быстро и уже подъезжали к поселкам в окрестностях Москвы.

Когда я раньше бывала в столице, мне там было неуютно. Наш Питер более интеллигентный, а здесь собрались миллионеры и миллиардеры, хозяева жизни. Не то чтобы я им завидую, просто мой мозг отказывается осознать последние изменения в общественной жизни, принять их. Наверно, слишком много их произошло за время моей сознательной жизни. Я запуталась, и в Москве остатки моей уверенности в себе исчезают.

– Лариса, что с вами? Вы сомневаетесь в своем решении? – спросил Николай.

– Нет-нет, я просто немного не выспалась, – быстро ответила я.

За время поездки мы стали лучше понимать друг друга, между нами установилась незримая психологическая связь. Та, что возникает между людьми, понявшими друг друга, проникнувшимися симпатией без всякого сексуального подтекста, независимо от пола. В таких случаях у меня возникает подспудная тревога, что скоро может произойти что-то, от чего хорошие отношения нарушатся, ведь согласие – крайне хрупкая вещь.

Вокруг было много дорогих машин. Мы ехали по скоростному шоссе. Промелькнули высотные здания, поселки. Я все больше волновалась. Наконец, мы проехали шлагбаум и пункт охраны: высокие сосны, благоустроенные двух– и трехэтажные коттеджи, высокие сплошные заборы, воплощенный идеал, вдохновляющий на свершения многих российских граждан.

– Лариса, я далеко не олигарх, я обычный несчастный человек. Выражение вашего лица мне не нравится, – грустно сказал Николай. – Мне хотелось бы, чтобы вы подружились с Алиной, поэтому вы не должны думать о социально-экономических вопросах.

– Вам очень небезразличны мысли других людей. Вы хотели бы быть властителем душ? – слегка улыбнулась я.

– Души людей изуродованы страстями и горем, я не хочу туда заглядывать, – вздохнул он.

Наконец машина остановилась.

Вот раздвинулись стальные ворота, и мы въехали за забор. Каменные дорожки, двухэтажный коттедж, большие скамейки, сосны, клумбы – все очень аккуратно. Мы прошли в дом на первый этаж, там была большая зала, с одной стороны два кресла-качалки и большой камин, пушистый ковер, с другой – барная стойка, бар, высокие вращающиеся стулья, в третьем углу обеденный стол. Нас встретила пожилая женщина в фартуке. Мне показали мою комнату на втором этаже. Волнение и неловкость не давали мне ни на чем сосредоточиться, я быстро оставила вещи и переоделась. Когда я спустилась вниз, меня встретил врач, озабоченный мужчина средних лет в очках и сером костюме. Мы сели за стол на первом этаже, он подробно рассказал об Алине, о ее самочувствии, о том, как с ней надо разговаривать, в чем суть ее заболевания. После травмы позвоночника она никогда не будет ходить. Интеллект у девушки не нарушен, но она человек очень ранимый, подвержена депрессиям, навязчивым мыслям и приступам агрессии, страдает бессонницей. Она очень одинока, ее нельзя жалеть и напоминать ей о ее состоянии. Нужно ненавязчиво пытаться ее развлечь. Она занимается программированием, увлекается фотографией, заочно учится в технологическом университете. Также не нужно все время хвалить Алину и во всем с ней соглашаться, это ее крайне раздражает, она понимает, что с ней обращаются как с больным человеком.

Тут подошел Николай. Он был в том же свитере и джинсах.

Мне показалось, что он нервничал.

– Лариса, пожалуйста, постарайтесь помочь Алине, – сказал Николай и сильно сжал мою руку.

– Постараюсь сделать все, что смогу, – ответила я, стараясь придать своему голосу уверенность.

Мы прошли по коридору к двери из темного дерева. Николай постучал. Мое сердце часто забилось, я подумала, что сейчас мой голос задрожит, я скажу какую-нибудь глупость, Алина обидится и тогда Николай меня не простит. Интересно, в чем будет выражаться его непрощение?

Итак, мы вошли, в просторной комнате была плазменная панель, два мягких кресла, большой компьютерный стол, люстра, много цветов на окне. Напротив телевизора на большом диване с ноутбуком на коленях полулежала молодая девушка лет девятнадцати. У нее под спиной было много подушек, ноги укрыты пледом. Бледное, казавшееся некрасивым, может быть, из-за гримасы расстройства, лицо без косметики, черные, очень короткие волосы. Она внимательно посмотрела на меня.

– Алиночка, это Лариса, я тебе о ней рассказывал, она некоторое время поживет в Москве и будет твоим секретарем, если ты захочешь, конечно, – с некоторой тревогой произнес Николай.

– Здравствуйте, – сказала я.

Алина молчала и продолжала сверлить меня глазами.

– И много ты ей будешь платить? – наконец спросила она излишне четким голосом.

Глава 6 Новая работа

– Доченька, ну разве это так важно? Если хочешь, она сейчас уйдет, – устало ответил Николай.

– Нет, пусть останется, – буркнула Алина. Ее отец вышел.

Я подумала, что глупо стоять посреди комнаты, и без приглашения села в одно из мягких кресел.

– Ты хочешь работать со мной из-за денег? Только не говори, что ты любишь инвалидов, это прозвучит глупо, – резко сказала она и уставилась на меня, ожидая ответа. Карие глаза Алины казались огромными. Ее бледное, худое лицо с выдающимися скулами и тонкими губами выражало вызов и отчаяние.

Я готова была расплакаться.

«Зачем я здесь? Куда привела меня судьба? От моей жизни остались одни осколки. Нет! Надо взять себя в руки. Она больна и еще почти ребенок, а ты взрослый человек. Надо быть сильной».