Мертвая невеста - Маша Стрельцова

— Слушай, а ты кто такой?

— Антон. Некромант, — спокойно представился он. — А вас как звали в жизни?

— Алёна, — вздохнула я. — И знаешь, меня и после смерти так же зовут, прошу учесть.

— А я Лариса, — томно помахала ресницами подружка, и отчего-то мне захотелось ее стукнуть.

— Приятно познакомиться, — усмехнулся парень и сел на ближайший пенек.

Я облегченно улыбнулась — значит, парень не собирался уходить прямо сейчас.

— Антон, а что вы говорили о силе, которой мы пока не владеем? — сладким голосом вопросила Лариска. Я чуть сместилась вбок, наступив острым каблучком ей на ногу. Та сделала вид, что ничего не заметила, мерзавка.

— Вы по сути не осознали, что умерли, — пожал плечами парень. — Обида заставила ваши души остаться с вами и после смерти, и потому вы можете ходить ногами, смотреть глазами, слушать ушами. Только чем вы отличаетесь от живых, девочки? Не задумывались?

— У Алёнишны внутренности вырезаны патологоанатомом, — тут же сдала меня Лариска, и я не выдержала.

— Послушай, милочка, — рявкнула я. — Рот закрой, а лучше иди-ка поспи в могилке, ясно?

— А что я такого сказала? — хлопала негодяйка ресницами. — Ты же только что этим придуркам сама это говорила и шов показывала!

«Идиотка, — злобно подумала я. — То ли эти сатанисты, то ли Антон!»

— Леди, не ругайтесь, — снова терпеливо сказал парень. — Итак, о способностях. Мои мертвые могут многое, не вставая из могилы. Вселяться в чужие души, знают все о живых и мертвых, считывают мысли — это все для них просто. Одним лишь духом действуют.

— О, я тоже хочу считывать мысли! — закричала Лариска.

— После сорокового дня — сможешь.

— Так, а что будет после сорокового дня? — насторожилась я.

— Душа вас покинет, — равнодушно ответил он. — И более вы не сможете вставать из могилы, останется лишь мертвое тело и мертвый дух.

Мы с Лариской пораженно переглянулись.

«Плакали мои зимние вечера в гостиной», — подумала я.

— А этого никак не избежать? — жалобно спросила подружка. — Я, понимаешь ли, молода и почти красива, рано мне умирать.

— Есть один ритуал, — неохотно признался Антон. — Вы будете живыми мертвыми навечно, и плоть ваша не подвергнется тлению. Но это очень сложно, так что извините.

— Может быть, мы чем-то можем помочь? — спросила я. — Антон, будь человеком, войди в наше положение.

— Алёна, там не только ритуал нужен. Еще и обучать вас придется, а я человек занятый.

— Ну пожа-алуйста, — заныла Лариска.

— Антон, пожа-алуйста, — в тон ей поддакнула я.

— Я подумаю, завтра отвечу, — строго сказал он. — А теперь — девочки, извините, мне надо работать.

Он встал и пошел вглубь погоста. Мы, не сговариваясь, пошли за ним, приноравливаясь к его быстрому шагу. Он словно не замечал нас, шел в непроглядной темноте как при свете дня, ни разу не споткнулся и не заблудился. Наконец он остановился около одной из могил, что-то бросил на нее, и застыл.

— Сейчас колдовать будет! — в сладком ужасе зашептала Лариска.

— Тихо ты, — цыкнула я. — Спугнем еще.

А Антон тем временем присел на корточки, начертил какую-то фигуру прямо на могиле. После этого он зачерпнул ладонями землю из центра фигуры, поднес ее к лицу и что-то властно зашептал. Губы его почти касались песка, он словно целовал его, а потом резко бросил опять на могилу. На миг мне стало непереносимо холодно, словно льдом сковало все тело, потом бросило в жар. А из могильного холмика потянулась струйка тумана. Через минуту около Антона стояла старушка в покойницкой одежде, с венчиком на лбу, неестественно-бледная и призрачная. Склонив головы друг к другу, они принялись о чем-то беседовать.

Текли минуты, а мы с Лариской лежали в засаде, ни живы ни мертвы. Почему-то было очень страшно.

— Ты слышишь что-нибудь? — шепнула подружка.

— Нет, — покачала я головой.

Странно это было — расстояния всего-то метра три было. Но ни звука не пробивалось, мы видели только шевеление губ в ярком лунном свете.

Наконец Антон встал, небрежным движением руки стер начертанную фигуру, и призрак втянулся в могилу.

Мы переглянулись.

— Это что, мы тоже будем такими через сорок дней? — недоверчиво спросила Лариска.

— Я — уже через тридцать с хвостиком, — мрачно сказала я, размышляя о том, что это — не жизнь. Одиноко лежать в могиле, не иметь возможности выйти погулять при луне? Подниматься только вот таким духом, и то только если Антон вызовет? Нет, я совсем не против приходить к нему на свидания, только вот то, что я сейчас видела — мало походило на свидание.

Я посмотрела в спину удаляющемуся Антону и твердо сказала:

— Завтра мы его должны уговорить. Любой ценой.

— Точно, — кивнула Лариска. — Я даже готова пострадать.

— Это как — «пострадать»? — недоуменно спросила я.

Та вместо ответа застенчиво хлопнула ресницами и выпятила вперед силиконовую грудь.

— Дура, — резко ответила я. — Он — живой. Думаешь, его сильно твои прогнившие прелести интересуют?

— Да с чего они прогнившие? — изумленно глянула она на меня. — Алён, ты чего?

— Да ничего, — рявкнула я. — Потаскушкой ты в жизни была, и даже мертвой неймется!

Она посмотрела на меня гневными глазами, презрительно скривила губки и ушла.

А я сидела в густой траве, смотрела на звезды и печально размышляла — ну чего я на девчонку взъелась? Через полчаса истина до меня дошла. Встав, я пошла к Ларискиной могиле, вызвала ее и обняла:

— Лоренца, извини. Мужиков — их ведь как грязи. А подруга у меня только одна.

— И у меня, — кивнула она.

Мы сели на могилу и помолчали.

— Я таких красивых парней никогда не видела, — тихо сказала она наконец.

— И я. Только на кой ему мертвячки?

Мы разом встрепенулись и посмотрели друг на друга, осененные идеей.

— Ты думаешь о том же, о чем и я? — настороженно спросила я Лариску.

— Не знаю, — честно призналась она. — Я просто подумала, что если бы Антон случайно умер…

— Самоубился, а то еще похоронят там, — мотнула я головой в сторону освященного погоста для «правильных» покойников.

— Да, самоубился, и к тому же так, чтобы у него была страшная обида на душе и он ночью встал!

— Стоп, — сурово сказала я. — Как делить будем?

Она подумала и сказала, наивно хлопая глазками:

— Так ведь мужиков как грязи, а подруга у тебя одна. Неужто ты будешь не рада моему счастью?

— ЧЕГО??? — взревела я, замахиваясь.

— Я пошутила-пошутила, — вскричала она, проворно прячась за памятником. — Пусть судьба сама определит — укокошим его, а потом будем тянуть палочки. У кого длиннее — той и счастье!