Шальные деньги - Андрей Воронин

Полковника Кривошеева, который занимался по долгу службы возвратом награбленного у народа и государства, попытались купить. Сделано это было изобретательно. И будь Кирилл Андреевич другим, менее принципиальным, наверняка бы клюнул. Но вместо радости Кирилл Андреевич выказал явное неудовлетворение, от которого у олигархов по спине побежали мурашки. Они поняли, что с Кривошеевым договориться не удастся, хотя и предлагали полковнику налоговой службы деньги по российским меркам огромные: по двести тысяч долларов каждый. И всего лишь за то, чтобы полковник не заметил пару цифр и несколько десятков миллионов долларов остались за рубежом в многочисленных мелких банках в разных офшорных зонах.

Кривошеев дал понять Данилову и Ленскому, что честью и совестью он не торгует и договориться с ним им не удастся даже за значительно большую сумму. Он сказал человеку, посланному от Спартака Ивановича Ленского для конфиденциальной беседы, что даже за десять миллионов долларов, даже за сто он на служебное преступление не пойдет.

Посланник, вежливый, учтивый и очень умный адвокат, заметил, что Кривошеева могут и заменить.

– Что ж, это дело моего начальства. И в этот же день он написал своему генералу рапорт, подробно изложив историю о том, как его собирались подкупить. Если бы эта бумага увидела свет и стала достоянием гласности, то шум поднялся бы огромный и Кривошеев стал бы на несколько дней звездой экрана. У него брали бы интервью, он мелькал бы на экране, возможно, чаще, чем президент со своим окружением.

Но ходу этой бумаге не дали. Конкретных доказательств не было. Начальник вызвал Кривошеева к себе в огромный кабинет и, глядя полковнику в глаза, сказал:

– Кирилл Андреевич, этот вопрос решается и решен даже не на моем уровне. Так что ты со своим рапортом сиди тихо. Я его спрятал в сейф, в случае чего мы им подстрахуемся, а пока продолжай работать. Ко мне можешь всегда заходить посоветоваться. Я на твоей стороне. Я их ненавижу так же, как и ты.

То, что его шеф не до конца искренен, полковник Кривошеев понимал. Как-никак он проработал в органах не один год. Начальников на его памяти сменилось много, и кому они служат, Кривошеев знал.

"Да, к тебе зайдешь посоветуешься, а ты тут же продашь собранную мной информацию и станешь за это депутатом, получишь депутатский иммунитет и тебя, даже при большом желании, никто не сможет арестовать. Видел я все это, проходил. Так что голову можешь дурить кому-нибудь другому. Меня тебе не провести, и, вообще, никому из вас меня не обмануть, не объегорить”.

С этими мыслями полковник Кривошеев преодолел расстояние от дачи до своей работы.

С тяжелым сердцем, беспрестанно насвистывая какие-то мелодии, он вошел в свой отдел. Его подчиненные, все девять человек, были при деле. Каждому был отведен свой участок. Ровно на десять Кривошеев назначил небольшое совещание. Совещания он любил проводить два раза в неделю.

Сотрудники доложили о проделанной работе. После этого Кривошеев поставил всем задачи на перспективу и ближайшие несколько дней. Сам же, уединившись в кабинете, вытащил из сейфа портативный компьютер и занялся скрупулезной работой. Он проверял каждую цифру. Делал это тщательно, наверное, так дотошно, как небезызвестный гоголевский Акакий Акакиевич Башмачкин выводил буквы, соединяя их в слова.

К концу рабочего дня Кирилл Андреевич получил еще одну – итоговую цифру. Цифра складывалась из нескольких десятков сумм, рассеянных по различным счетам в самых разных банках. Все эти банки находились за пределами России, а потому для нашего государства были недосягаемы.

– Да уж, – вытирая лицо, а затем выпивая минералку и глядя на монитор, произнес Кирилл Андреевич, – вот это деньги.

С подобной суммой полковник Кривошеей столкнулся впервые.

– Почему одним – все, а другим – ничего? Кривошеев смотрел на нули не мигая. Затем тронул мышь, экран монитора погас, и Кривошеев, как в зеркале, увидел на нем свое отражение – изможденное, осунувшееся лицо с горящими глазами.

"Господи, почему мне так не везет? Ведь я с моим умом и талантом мог быть намного богаче всех этих олигархов. Я бы мог ворочать миллиардами. Мог бы, но какие-то мнимые преграды, какой-то долг, о котором все любят говорить, но на который всем наплевать, меня удерживает от того, чтобы стать богатым. Я могу получить все эти деньги. Они в моем компьютере, они в моем мозгу. Я знаю, как до них добраться, как перетасовать суммы и опять распылить их по разным счетам, а затем собрать воедино и маленькими или большими потоками направить в нужное место. И плевать тогда на государство, на министров, генералов, тогда мне сам черт будет не брат. Стану богатым, очень богатым. И никто о моем богатстве знать не будет. Никто до него не сможет добраться. Я стану хозяином миллионов и тогда смогу жить, как хочется моей душе, тогда любая моя фантазия, самая гнусная и мерзкая, сможет стать реальностью, материализоваться. А теперь я должен ездить на долбаной “Волге”, жить в трехкомнатной вонючей квартире, слушать жену, ее нытье о том, что ей чего-то не хватает, содержать бездельников-детей, бездарных и глупых, которые все унаследовали не от меня, Кирилла Кривошеева, а от жены – пустой, никчемной бабы, которую интересуют лишь тряпки да всякая дребедень. Так жить нельзя, жизнь надо менять”.

От этих мыслей узкое длинное лицо полковника Кривошеева опять покрылось крупными каплями пота. Губы задрожали, уголки рта опустились, лицо стало похожим на маску.

"Боже мой”, – Кривошеев уже влажным носовым платком вытер лицо, включил мощный вентилятор за спиной, запрокинул голову. Так он сидел минут пять. Поток теплого воздуха шевелил редкие волосы. “Нет, я это дело так не оставлю. Один раз в жизни Бог дает такой шанс, и если я его не использую сейчас, то подобное счастье уже не повторится. В этом я уверен. Можно, конечно, при моей должности жить неплохо – так, как живут мои сослуживцы, эти несчастные майоры, полковники и генералы. Можно брать взятки, хапать по мелочам: где тысячу баксов, где пять, где двести, где сто, но при этом всю жизнь бояться, что на деньгах, которые ты получил, в ультрафиолетовых лучах однажды засветится мерзкое слово “взятка”, что на твоих запястьях защелкнутся наручники и твое лицо мелькнет на экране телевизора на фоне решеток в зале суда. Тогда скажет досужий мерзкий журналист: “Вот, благодаря нашим правоохранительным органам, благодаря их бдительности задержан еще один государственный чиновник-коррупционер, бравший взятки”.

– Нет, не дождетесь! – громко, глядя в потолок, выкрикнул Кривошеев. – Не дождетесь, за решеткой я не окажусь. И ваши мерзкие подачки, – уже шепотом произнес Кривошеев, – мне не нужны. Я вас ненавижу, я презираю вас всех, ибо я, Кирилл Андреевич Кривошеев, сделан из другого теста, скроен по иным лекалам, из другого материала. Я вас всех обману, обведу вокруг пальца так ловко, что вы ничего не заметите.

Костлявые пальцы Кривошеева нервно забарабанили по столешнице. Он выключил компьютер и спрятал его в сейф.

"А теперь домой. Думай, думай, Кирилл. Постарайся не упустить этот шанс”.

Дважды нарушив правила дорожного движения и обругав себя последними словами, Кривошеев добрался до своего дома. Оставил “Волгу” у подъезда и, бренча связкой ключей, поднялся на третий этаж в отцовскую генеральскую квартиру.

Все, что он имел, досталось ему от отца. Тот был настоящим служакой. “Все считали отца человеком кристальной честности, но, наверное, только мне известно, что это далеко не так”, – пронеслось в мозгу полковника.

Кривошеев не успел даже открыть дверь, как услышал телефонную трель. “Кого еще…” – подходя к телефону и снимая трубку, подумал полковник.

– Слушаю, – произнес он нервно и устало.

– Здравствуйте, – услышал он довольно приятный мужской голос, – извините, пожалуйста, за беспокойство. Я бы хотел услышать Кирилла Андреевича Кривошеева.

– Я вас слушаю, – неприязненно ответил хозяин квартиры.

– Вас беспокоит, хотя, наверное, моя фамилия вам ничего не скажет, но тем не менее… Меня зовут Виктор Феликсович, фамилия моя Кругловский.

– Очень приятно, Виктор Феликсович, – ответил Кривошеев, – чему обязан?

– Знаете, Кирилл Андреевич, я хорошо знаком с вашим отцом. Был, – уточнил незнакомец. – Я бы хотел с вами встретиться по одному очень важному вопросу.

– Ну что ж, давайте встретимся, – почему-то вдруг, неожиданно даже для самого себя, согласился Кривошеев. – Когда вы хотите встретиться?

– Сегодня вечером я уезжаю из Москвы. Если можно, то сейчас.

– Можно, – сказал Кривошеев. – Вы могли бы, Виктор Феликсович, подъехать ко мне домой?

– Да, конечно, через полчаса я буду у вас.

– Мой адрес…

– Я знаю.

Из трубки раздались телефонные гудки.

«Странно, – подумал Кривошеев, – человек даже не уточнил адрес, значит, наверняка здесь бывал… Кругловский, Кругловский… – бормотал Кривошеев, снимая пиджак и развязывая галстук. – Что-то знакомое. Но где и когда я слышал эту фамилию?»