Черный Город - Фернандо Гамбоа

— Очень рад это слышать… — пробурчал я себе под нос.

Мексиканка в ответ, даже не взглянув на меня, больно врезала мне ступней по голени.

— Ты, возможно, права, — закивал профессор, глядя куда-то в пустоту, — но дело в том, что эта женщина — самый важный для меня человек во всем мире. Валерия Реннер и я… в общем, она…

— Что? — нетерпеливо спросил я.

Профессор поднял взгляд и, с робким видом посмотрев на нас обоих, сказал:

— Она — моя дочь.

Мы с Кассандрой разинули рты от удивления. Нам даже в голову не приходило, что у профессора могли быть какие-то серьезные отношения с прекрасным полом, потому что всем было известно, что смысл жизни для него, преподавателя средневековой истории, заключался целиком и полностью в работе. А у него, оказывается, имелась дочь, о которой он никогда никому ничего не говорил… Это во всех отношениях казалось просто невероятным.

Прошло несколько минут, а я все еще сидел с вытаращенными от изумления глазами и не мог произнести ни одной членораздельной фразы. Для меня это было все равно как если бы моя матушка в один прекрасный день призналась мне, что моим отцом был эскимос.

— Но… но как такое возможно? — пробормотал я.

Профессор, видя, как сильно мы поражены его заявлением, слегка поморщился.

— Как будто ты сам не знаешь… — сказал он, пожимая плечами. — Тебе что, никогда не объясняли, откуда берутся дети?

— Не умничайте. Почему вы никогда не рассказывали нам о ней?

Профессор снова почесал затылок — он явно смутился еще больше, чем прежде.

— Я познакомился с Лореной Реннер, ее матерью, когда учился в университете, в конце 70-х годов, — сказал он, уставившись в потолок и вспоминая события, происходившие в его жизни три десятка лет назад. — Она была настоящей красавицей и отличалась большим умом, но вот характер у нее был весьма скверный, а потому университетские ловеласы ее сторонились и предпочитали ей более легкую «добычу». Однако как-то раз я близко познакомился с ней на каком-то университетском празднике. Мы много пили, нам было хорошо вдвоем, я предложил проводить ее домой… В общем, девять месяцев спустя родилась Валерия.

— Плод одной страстной ночи… — пробормотала Кассандра.

Профессор потупился и тяжело вздохнул.

— Да, что-то вроде того, — согласился он. — Но ее мать и бабушка с дедушкой посмотрели на это совсем под другим углом зрения и, как я ни настаивал, никогда не позволяли мне с ней видеться.

— Вы совсем не общались со своей собственной дочерью?! — ошеломленно воскликнула Кассандра.

— До тех пор, пока ей не исполнилось восемнадцать лет… — печально прошептал профессор. — Она восприняла меня как совершенно чужого человека. Как только Лорена забеременела, я сказал ей, что готов на ней жениться или по меньшей мере признать свое отцовство и тем самым возложить на себя ответственность за содержание ребенка. Однако Лорена отвергла эти мои предложения. Она сказала, что совершила ошибку и что не хочет совершить еще одну, уже более значительную… Она дала дочери свою собственную фамилию и сделала все возможное, чтобы та никогда ничего обо мне не узнала.

Профессор положил руки на стол и посмотрел на нас с Касси невидящим взглядом. Перед его мысленным взором, видимо, мелькали сцены из его прошлого.

— Мне очень жаль, проф, что с вами такое произошло, — сочувствующим голосом сказал я, кладя руку ему на плечо. — А когда вы последний раз ее видели?

— Валерию? Я видел дочь последний раз где-то пару лет назад… на похоронах ее матери.

Он запустил пальцы в карман своей рубашки и, достав оттуда фотографию, показал Кассандре.

— Мы сфотографировались на похоронах, — пояснил он. — Это единственная фотография, на которой мы запечатлены вместе.

— Она очень красивая, — сказала мексиканка, одобрительно кивая, — и глаза у нее такие же, как у вас.

Я, изнемогая от любопытства, протянул руку и взял у Кассандры фотографию. Слева на ней был запечатлен профессор в черном костюме и с черным галстуком, а справа — женщина лет тридцати, тоже одетая в черное. Она превосходила своего отца ростом сантиметров на десять и, как справедливо заметила Касси, была очень красивой: белая кожа с еле заметными веснушками, длинные прямые черные волосы, четко очерченное лицо, милый курносый носик. Челюсть у нее, правда, была широковатой, а скулы слишком сильно выступали вперед над уголками растянувшегося в грустной улыбке рта. Однако больше всего обращали на себя внимание ее прекрасные ярко-голубые глаза, смотрящие в сторону объектива пристальным взглядом.

— Она, конечно же, пошла в свою мать… — сказал я, возвращая фотографию.

Кассандра наклонилась к профессору и взяла его за руку.

— Я вам искренне сочувствую, профессор. Это очень печальная история.

Эдуардо Кастильо посмотрел на нас обоих слегка покрасневшими от выступивших слез глазами.

— Теперь вы понимаете, почему я просто обязан отправиться на ее поиски?

Мы все трое затем довольно долго молчали, погрузившись каждый в свои размышления. Профессор Кастильо, по-видимому, блуждал мысленным взором где-то по бассейну реки Амазонки, я смотрел на профессора, не зная, что мне и думать по поводу того, что только что от него услышал, а Касси смотрела на меня — видимо, она заранее знала, что я сейчас скажу.

— Ну хорошо, проф, — со смиренным видом вздохнул я. — Если вы считаете, что я могу вам чем-то помочь, я поеду с ва…

— Я поеду с вами, — выпалила Кассандра еще до того, как я успел закончить фразу.

— Спасибо, — пробормотал профессор, глядя на нас с благодарностью. — Спасибо вам обоим. Я знал, что могу на вас рассчитывать.

— А как же твоя работа? — удивленно спросил я, поворачиваясь к Кассандре. — Разве ты не говорила, что у тебя полно незаконченной работы на раскопках в Кадисе?

— Моя работа — это мое личное дело, — вызывающим тоном ответила мексиканка. — Кроме того, ближайшие месяцы будут посвящены упорядочиванию и изучению всего того, что мы вытащили из моря, а этим необязательно заниматься лично мне.

Профессор снова поднялся. Теперь на его лице было удовлетворенное выражение.

— Итак, мы договорись, — сказал он, потирая руки и впервые за весь этот наш разговор расплываясь в улыбке. Бросив на нас взгляд, в котором светилась надежда, он добавил: — Мы едем в бассейн реки Амазонки.

— Думаю, завтра нам снова нужно будет встретиться, чтобы решить организационные вопросы и подумать, что нам следует взять с собой, — с задумчивым видом предложил я. — И примерно через неделю мы уже сможем отправиться в путь.