Жизнь под обрез - Николай Иванович Леонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, не знаю, — твердо заявил Гуров. — Я таких вещей не делаю. И мои коллеги не делают. Но я имею представление, как это происходит. Значит, от тебя требовали, чтобы ты взял вину на себя? А чем заманивали? Они ведь должны были тебя чем-то заманить, а не только бить и угрожать…
— Ну да, заманивали, это вы правильно сказали. Майор этот мне объяснил, что, если я буду упорствовать, мне влепят полный срок, лет пятнадцать. А если сделаю явку с повинной — ну утром сам приду в управление и напишу заявление, — то дело будет рассматриваться как убийство по неосторожности, и срок у меня будет минимальный. «Годик посидишь, а потом по УДО выйдешь», — так этот майор говорил.
— И ты согласился?
— Да, к утру согласился. У меня к тому времени голова совсем чумная была, не соображал ничего. И я подумал: а почему бы и нет? Через год выйду…
— Деньги тебе предлагали за признание?
— Да, они еще деньги обещали. Майор достал толстую такую пачку, прямо перед носом ею тряс. Говорил: «Дурак, ты сразу полмиллиона получишь, машину купишь». Это тоже подействовало…
— А когда деньги обещали — как только явку с повинной подпишешь?
— Нет, уже после суда. Дескать, их жене отдадут.
— И ты подписал заявление?
— Да, подписал. После этого они меня отвезли обратно домой. Но сказали, чтобы я сильно не расслаблялся, чтобы уже к десяти часам явился туда, в управление, и оформил свою явку официальным образом. Ну я так и сделал.
— И с тех пор ты уже два дня сидишь в СИЗО?
— Ну да.
— Сколько народу в твоей камере?
— Никого нет. Меня в одиночку посадили.
— Вот как? Надо же, какая честь. Хотя понятно: им надо, чтобы ты не проговорился… Теперь скажи мне вот что, Иван: ты в тот день, шестнадцатого сентября, вообще-то на работу ходил?
— Да, я в смену дежурил.
— А что охранял?
— На проходной я был.
— А сколько длится смена?
— До девяти вечера, двенадцать часов. Только я до девяти не сидел. Где-то после обеда ко мне на пост пришел замдиректора Халилов, сказал, чтобы я собирался и шел домой. А завтра снова надо будет с утра выйти. Я, конечно, покряхтел: мне на другой день выходной полагался. Однако я спорить с начальством не привык. Надо выходить — значит, надо. И я пошел домой.
— В тот день, шестнадцатого, ты Кашкина видел?
— Видел, но только мельком. Утром его Толя Сергиенко на работу привез, я его через стекло машины видел. А потом он ближе к обеду вышел через проходную, сел в какую-то машину и уехал.
— В какую машину сел директор? Ты ее видел?
— Ну да, видел. Белый такой «Лексус». А номер я не запомнил. Помню только, что машина не нашего региона, а соседнего, Свердловского.
— Как выглядел Кашкин, когда в обед выходил с фабрики? Может быть, он был расстроен или встревожен?
Охранник на секунду задумался.
— Нет, не встревожен, а… озабочен он был чем-то, вот как, — сказал он. — Но ведь он часто так выглядел — озабоченным.
— Ты что-нибудь слышал о том, что директор ведет какую-то вторую жизнь? Что-то слышал о том, что он что-то скрывает?
— Нет, ничего такого я не знаю…
Гуров встал.
— Значит, на этом мы с тобой сегодня закончим, Иван, — сказал он. — Мое время вышло, мне только час давали. Теперь слушай меня внимательно. Если к тебе сегодня снова явятся майор Карманов или капитан Теребякин, будут требовать, чтобы ты подписал еще какие-то бумаги — ничего не подписывай. Требуй свидания с прокурором. Не с адвокатом, а с прокурором, понимаешь? В этом они не могут тебе отказать. И если получишь встречу с прокурором Сизовым или с кем-то из его подчиненных — расскажешь им правду. Расскажешь то же самое, что мне сейчас сказал. Что ты на охоте в тот день не был и директора не убивал. А если…
Тут загремел открываемый замок, дверь комнаты открылась, и в нее заглянул Семен Судейкин.
— Время вышло, товарищ полковник, — виноватым тоном произнес он. — Идти надо.
— Хорошо, — кивнул ему Гуров.
И, повернувшись к Забродкину, еще раз настоятельно произнес:
— Ничего больше не подписывай, понял? Мы с тобой еще увидимся.
И он за старшим смены вышел из комнаты и проследовал к выходу из тюрьмы.
Глава 10
Когда Гуров вышел на улицу, на ней не было ни души. И было все так же темно, словно и не прошло больше часа. Он вернулся к автобусу и постучал в дверь. За стеклом возникло заспанное лицо водителя Гуменюка. Он открыл дверь, и сыщик залез за пассажирское сиденье.
— Побеседовали? — коротко спросил водитель.
— Побеседовал, — так же кратко ответил Гуров.
— И куда теперь — в гостиницу? — спросил Гуменюк, включая мотор.
— Да, наверное, теперь можно и в гостиницу ехать. Но сначала нам нужно поговорить. Может быть, мы отъедем немного, где-нибудь встанем, чтобы не прямо под дверью тюрьмы, и побеседуем?
— Хорошо, поищем такое место, где можно побеседовать, — согласился Гуменюк.
Они отъехали несколько кварталов, водитель свернул на тихую улочку, притулился к обочине и выключил двигатель.
— Вот, слушаю вас, товарищ полковник, — сказал он.
— Сначала скажи, где пакет, который я оставлял? — спросил Гуров.
Водитель изобразил глубокое удивление.
— Какой такой пакет? — спросил он, и в его голосе откуда-то появился характерный кавказский акцент. — С золотом, что ли? Не было тут никакого пакета, дорогой. А если и был, так его, наверное, взял кто-нибудь. Очень даже простое дело — открыл дверь и забрал, пока я спал…
И, видя нахмуренное лицо сыщика, сказал уже другим, обычным тоном:
— В бардачке он лежит. Я убрал, чтобы на виду не валялся.
Гуров открыл бардачок, достал пакет. Подержал его в руках, раздумывая, что с ним делать, а затем положил обратно.
— Об этом тоже поговорить надо, — сказал он, объясняя Гуменюку свои действия. — Значит, слушай, капитан, какая у нас получается картина маслом.
И он рассказал отставному капитану полиции все, что сумел выяснить за день. Рассказал о заключении эксперта Бронштейна — что Кашкин был убит не в лесу, а в каком-то месте, где дорожки были покрыты кирпичной крошкой, и что обедал он в этот
