Плаха да колокола - Вячеслав Павлович Белоусов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но были господа мозговитей и понаглей. Кляня для видимости свои прежние заблуждения, объявляя о горячем желании начать праведную жизнь, они проникали в различные околохозяйственные липовые организации — союзы, кооперации, конвенции, федерации или тресты, в бесчисленном множестве создаваемые в хаосе зарождающихся экономических экспериментов и процветали трутнями, формально не нарушая закона. Наиболее яркой фигурой среди таких махинаторов выделялся Лев Наумович Узилевский, или попросту Лёвка, он орудовал в среде рыбопромышленников. В области торговли маячила зловещая тень Макса, так среди своих величали Максима Яновича Гладченко.
«Подкупать аппарат молодой, энергично набирающей обороты такой неведомой ранее всему миру машины, которая к тому же имела смелость объявить себя государством рабочих, довольно тонкое искусство, — любил повторять Гладченко в кругу собратьев по махинациям, персоной грата[48] проникая в среду чиновников любого ведомства и вращаясь там словно сыр в масле. — Здесь необходим особый подход. Безболезненно и без уголовных последствий для себя и своих пациентов способны на это единицы. Среди них я первый».
Этих двух незаурядных личностей Дженерти сразу обозначил губпрокурору.
— Они знают всё, что может вас интересовать в отношении Глазкина, — вымолвил следователь, небрежно покуривая сигару на иностранный манер. — Но для работы с ними я бы попросил для себя особых полномочий и в некоторой степени помощи службы Турина.
— А вы сами успели его забыть? — поинтересовался Арёл, намекая на прежние связи.
— Ваша просьба обязывает, — поднял брови Джанерти.
— Извините. Я бы не хотел его посвящать в наши планы, — резко обозначил губпрокурор, но, видя, как изменилось лицо следователя, поправился: — Исключительно в интересах особой секретности поручения…
— Мне кажется, вы заблуждаетесь. Турин не тот человек.
— Что вы имеете в виду?
— Если кто-то из известного контингента осмелился запустить наверх маляву на такую личность в городе, как наш Глазкин, значит, у Турина имеются данные по этому поводу… Он посвящён во все козни такого рода.
— Почему же скрываает? Не даёт хода? Это же преступление по службе!
— Прячет или держит до поры, до времени, — поморщился Джанерти, — не ищите здесь злого умысла или чего страшного. По команде он выложит всё, личной заинтересованности он не имеет, у него своя метода.
Арёл оценил намёк следователя:
— Тогда не проще вам самому с ним пообщаться?
— Нет. Он мне ничего не скажет. — Лицо следователя окутало непроницаемое облачко дыма. — Я изучил его тактику за то время, что посчастливилось работать под его началом. Извините покорно, но это опасная игра, а опытные игроки козырями не швыряются, если на кон поставлено всё.
— И это говорите мне вы?
— Именно, потому что доверяю вам, как, надеюсь, и вы мне. Доподлинно понимаю критическую ситуацию, в которой вы оказались. И искренне желаю вам помочь.
— Чем обязан, простите? — поморщился Арёл. — Мы с вами друг друга не так хорошо знаем.
— Я привык искать истину, а не выгоду, — привстал в кресле Джанерти и поклонился. — К тому же вы порядочный человек, а Глазкин — мразь. Я удивляюсь, что вы так поздно это разглядели.
«Разглядел!.. Он явно переоценил мои достоинства в этом деле. Правильнее будет — проглядел!» — мелькнуло в голове губпрокурора, смутившись, он спросил:
— Но как только я обращусь к Турину за материалами, станут ясными мои намерения?
— Вам не следует этого делать, — категорически перебил его следователь.
— Вы только что сами заявляли об этом! — с покрасневшим лицом, Арёл, не помня себя, едва сдержался от брани.
— Вы заблуждаетесь, Макар Захарович, — тихо произнёс Джанерти. — Мне достаточно вашего разрешения на контакты с определённой категорией лиц. Ваше слово — и больше ничего.
— Вы собираетесь работать с людьми Турина без его ведома?
Джанерти покачал головой, задымил сигару и снова окутался облаком дыма, будто специально пряча лицо в поисках ответа.
«Вот чёртов итальяшка! Весь себе на уме! — разбирало губпрокурора. — Но куда деться? Ему всё известно наперёд. И то, что Глазкина за какие-то заслуги покрывает Странников, он знает тоже. Они здесь спелись все, а меня, чужака, держат за идиота!»
— Я воспользуюсь услугами и мерзких людей. — Вместе с голосом возник и сам следователь в рассеявшемся облаке дыма. — Против такого противника, как Глазкин, все средства оправданны.
«Нет ли меж ними личной неприязни? — забеспокоился Арёл. — Наворотит, а я попаду из огня да в пламя…»
— Не сомневайтесь, — будто читал его мысли Джанерти. — Лично мне Глазкин обид не причинил, но нашему делу он вреден.
— Вы правы. Однако мне хотелось бы быть в курсе всех ваших действий.
Джанерти грустно улыбнулся:
— Мне представляется, вам важнее результат. К чему вам копаться в грязи, она так прилипчива к чистой обуви?
Губпрокурора заметно смутила откровенная тирада.
— Ну ладно, — помолчав, буркнул он и обмяк. — Рамки закона вам известны. Материалы, что были собраны мною, оставил у себя Берздин. Мне вам дать нечего. Исходите из того, что я рассказал.
— Пик наводнения ожидается со дня на день… — Джанерти уже думал о своём.
— Да. У вас в лучшем случае неделя, ну полторы от силы.
— Уйма времени…
— Торопитесь… Я не знаю, чем вам помочь. К тому же вынужден огорчить: автор заявления при дополнительном опросе отказался от всего.
— Вот так, значит!
— Явно на него оказано давление.
— Он жив?
— Что?
— Я говорю, нет ничего лучше, как начинать с чистого лица, — улыбнулся Джанерти.
IV
Ещё на митинге, запомнив выкрики, Странников озадачил Сергиенко подготовкой проектов соответствующих приказов и распоряжений тройки, и тот, задействовав Юсакова и машинисток, бодрствовал за полночь, добросовестно исполняя указания. Ему было не впервой оставаться ночевать в кабинете,
