Игра теней - Петр Катериничев

Все сейчас сходится на фигуре, представляющей высшую власть. Президент.

Властитель. Государь.

Газеты задаются глупым вопросом: кто есть Президент — политик или государственный деятель? Имея под этим в виду, что политик работает на «сейчас», госдеятель — на будущие поколения. Такое впечатление, что газетчики эти на Луне первую половину жизни прожили. Причем — на ее темной стороне, с которой Земли не видно. А кто тогда Сталин?.. Ведь с «претендентами на престол» он расправлялся как политик, а с США и Великобританией говорил как государственный деятель! И границы союзных республик СССР, бывшие тогда не просто административными: в его время только заикнуться о независимости — пять лет расстрела, и каждый день до смерти!.. Он расчертил их по-государственному: чего было проще включить тогда Калининградскую область в состав Литвы, а Крым — в Украину?.. Отец Народов поступил как государственный деятель, кстати закрепив нерушимость послевоенных границ соответствующими договорами. Хрущев оказался человеком широким:

«придарил» Крым Украине, а южнороссийские губернии — Казахстану. И создал потомкам повод для серьезных разборок… Но и сам у власти не удержался…

Впрочем… Я-то думаю, что сняли его не на пленуме, а гораздо выше… Храмов Хрущев порушил не меньше, чем первые большевики, а Россия — страна мистическая… Господь посылает нам знамения и чудеса не так уж редко, но мы в суете их просто не замечаем… И даже — не хотим замечать…

Люди, играющие во власть, озабочены разным, но всех объединяет одно: серьезные внутренние амбиции. И мне нужно определить только одно: обладает ли нынешний Президент самой высокой из амбиций людей власти — желанием остаться навсегда. Немногим государям это удалось: Владимир Великий, Ярослав Мудрый, Александр Невский, Иван Калита, Дмитрий Донской, Иоанн Грозный, Алексей Тишайший, Петр Великий, Екатерина Великая Николай Кроткий… За более чем тысячелетнюю историю страны — не так уж много…

Порой мне кажется, что такая внутренняя амбиция у нынешнего Президента есть. Порой… Ну а что и как сложится — Бог знает.

У людей, оказавшихся на престоле, первая задача — укрепить, обезопасить свою власть, и цель — принести добро людям. Память о душегубцах и Геростратах тоже в народе живет, и у государя есть выбор… Его свершения или несвершения не смогут перечеркнуть ни он сам, ни история, ни время…

Избранные властвовать могут остаться навсегда, только защищая достоинство людей. Ибо государство сильно именно достоинством своих граждан.

В любом случае, если Президента решат устранять — то только после выборов.

Скорее всего это будет «тихое устранение»; лето, время расслабухи и отпусков; к осени станет ясна «картина битвы», скорее всего уже состоявшейся. Средства массовой информации и дезинформации всегда могут подготовить версию: «царь болен», «царь очень болен», «на кого оставляешь, батюшка…» А дальше — крутить или силовой зимний вариант, либо обойтись «тихим»…

Как там называется любимый фильм-лауреат?.. «Особенности национальной охоты в осенне-зимний период»…

Скорость бодрит. Если верить Эдику Бернштейну, и конечная цель — ничто…

Стоп.

Приехали.

Психиатрическая больница номер один.

Глава 42

«Миру — мир». Этот выцветший, но не потерявший актуальности лозунг встречает клиентов, пришедших сдавать слабых на голову родственников на казенный кошт , но за свои деньги. И почему-то напоминает мне другой: кесарю — кесарево.

При чем здесь кесарь? Он Цезарь? Он же царь? Ну да, слово «миротворец» испокон веков входило в титулатуру русского государя, как и «тишайший»…

А место здесь и не громкое. Особенно ночью. «Дом скорби».

Как перед всяким домом скорби — тут много веселого. Тихо еду по аллеям. В глубине — полувыцветший лозунг: «Пятилетке эффективности и качества — рабочую гарантию!» Круто! Даже не то, что написано, а как сохранился здесь этот реликт?!

Хотя в жизни немало реликтов не просто чувствуют себя вполне бодро — процветают!

«Привычка — душа держав?..» Ну а почему именно медицинские и близкие к ним учреждения любят украшать подвластные им стены несмываемыми лозунгами — загадка души эскулапа. И патологоанатома. В Велереченске по всему козырьку единственной в городе женской консультации было начертано бодрое: «Пусть живет в веках имя и дело великого Ленина!» А в похоронном бюро того же городка коричневый плакат на грязно-желтой стене утверждал: «Ленин и теперь живее всех живых!» Соседствовал он с социалистическими обязательствами, согласно которым мастера ритуальных услуг грозились выполнить план по обслуживанию населения досрочно и на сто пять процентов! Как бы это все назвать поточнее? «Заветы Ленина — в жизнь!» А людей — в смерть?..

Ага! Наконец-то та вывеска, о которой мечталось. «Приемный покой».

Вылезаю из автомобиля, хлопаю дверцей. Покидаю машину с легким чувством: в такое время суток искать меня в дурдоме номер один придет в голову разве что сумасшедшему; таких в «структурах» не держат. Хотя — , кто знает…

В дверь громыхаю, как и положено новенькому русскому, подкатившему к дверям на «сорока штуках баксов с колесами». Впрочем, если рассудить здраво, эти стены, отстроенные в конце прошлого века, видели вся-кое… Как гласит заголовок одного фильма: «Вам и не снилось». И слава Богу.

Дверь открывает заспанная тетка весом центнера на полтора в засаленном халате. Позади нее маячит фигура не менее заспанного санитара.

— Чего грохочешь ночью! С ума сошел? — Выражение маленьких глазок на словно студнем налитой физии располагает к строго деловому общению.

— Мамаша… Я к корешку, проведать… у «мамаши» глаза вылезли из орбит, увеличившись до размеров крупной черешни.

— Ах ты, говнюк! Да я щас тебя самого в смотровое сдам, будешь грохотать!..

— Видно, тетка распознала нюхом что я не мент, а на крутого — «прикид» не тот: оружия и экипировки я поднабрал у Князя на все случаи жизни и смерти, но оставил в машине, а вот о такой мелочи, как килограммовая цепь на шее, не спросил.

Теперь — придется расплачиваться. Деньгами.

— Мать, не баклань! Сказал, корешка проведать надо, усекла? Недосуг мне! — Полтинник зелени, который я вытащил наобум из плотной пачки, «засветив» заодно пушку за поясом, дабы у санитара не возникло нездоровых мыслей об экспроприации, произвел целебное, почти экстрасенсорное действие на тетку. Остатки сна слетели разом.

— Сынок, дак сразу бы так и говорил! Кто нужен-то?

— Тор.

— А имя бы…

— Да Тор — он Тор и есть. По осени поступил. Я б сразу и навестил — да далекохонько находился.

— А-а-а… Сынок, а Тор твой — из алкоголиков или из шизиков?

— Шировой он.

— А-а-а… Так это в седьмом отделении. Хотя если уже с осени и все здесь — значит, прописался. У слабоумных искать надо. Все ж фамилия его как, я по списку посмотрю…

— А хрен его… То ли Торопцев, то ли Торосов…

— Поищем, сынок, поищем… — «Мать» послюнявила палец и стала листать страницы толстой амбарной книги, извлеченной из шкафа, лакированного еще при вступлении в должность Никиты Сергеевича Хрущева, а может, и раньше…

— Нету Торопцева… И Торосова нет… Из наркоманов осенью много поступало, да по весне повыписались, как «травка» пошла… А кому невтерпеж было да сухой кумар крутил — еще в феврале-марте подорвали… Но мы их боле не возьмем — что ж за свинство: кормим их тут зиму, поим, а они — подличают, в бега бегут в твое дежурство! Разве ж это по-людски?..

— А какой он из себя, этот Top? — заинтересовался санитар, закуривая «Винстон». Сей сорт сигарет говорил, что перед нами не рядовой медицинского фронта и не пролетарий его же: последний, в случае хороших «подъемных» от больных и их родственников, курил бы «Мальборо» или «Кэмел», как все…

— Здоровый, рыжебородый, волос такой жесткий, если не обрили… — Трудно описать человека, которого никогда не видел, но, судя по отзывам Али, Top — мужчина колоритный и вряд ли затерялся в недрах отделений…

— Это у которого двух зубов напередке нету?

— Два года назад были…

— Два года назад пчелы были с гуся, а жало — с хрен… И каждая по три ведра меда давала за один надой! — хмыкает санитар, сплевывает сквозь щель в передних зубах…

Судя по всему, новую специальность он освоил после лечения здесь же… Мир «дурки» противоречив и многообразен — такая констатация сделала бы честь и Паустовскому… Вот только мне профессию менять поздно. Да и не получится.

— Проводишь? — спрашиваю эскулапа, пододвигая к нему ближе другую бумажку с портретом генерала Гранта. Вообще-то полтинники за такие услуги — круто, ну а кто сказал, что мы невысокого полета гуси? Тем более, что мельче купюр у Князя не было.

— Запросто, — кивает санитар, аккуратно, отработанно-профессиональным движением прошуршав купюрой, и, убедившись в ее подлинности, запрятав во внутренний карман халата. — Пошли. В пятом он сейчас. Торкаев его фамилия.