История русской литературы XIX века. Часть 1: 1795-1830 годы - Сергей Скибин

Тема человечности, выступающая в многосторонних и разнообразных вариантах (человеческое братство, солидарность, прощение, милость и т. д.), волнует Пушкина и в дальнейшем. С нею связаны такие произведения, как драматическая поэма «Анджело», стихотворения «Пир Петра Первого», «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…».

«Пир Петра Первого» (1835). Здесь тема Петра Великого, громко прозвучавшая сразу после возвращения Пушкина из ссылки в Михайловское, повернута новой гранью. Стихотворение начинается с описания праздника на Неве и веселого пира в царском дома. Далее Пушкин перечисляет обычные темы одических песнопений, героем которых был Петр I. Празднества посвящались победам русской армии и флота над шведами или другими грозными врагами, началу строительства флота, годовщине Полтавской битвы, рождению царского сына, именинам (тезоименитствам) царя, царицы и их детей. Однако Пушкин отвергает все эти достойные од «высокие» события. Он выдвигает новый и, казалось бы, тихий, мирный и совсем несвойственный одам повод: милость как знак человечности. Милосердие к поверженным[133] становится равноправной с громкими военными победами и такой же высокой одической темой. Здесь отчетливо видно, что Пушкин следует одической традиции, что он не бунтует против жанра, а раздвигает его границы. Вкладывая в жанр оды новое содержание, поэт, опираясь на внутренние возможности, перестраивает его. С точки зрения поэта, чувство милости требует от царя столь же большого человеческого мужества, нравственной силы и мудрости, как доблесть, отвага и стратегический ум на войне. Милость нужна не только врагам, виновным подданным, но и самому царю, чтобы сердце его не зачерствело и не превратилось в камень. Только так он может сохранить человечность и подлинное величие. Недаром в стихотворении больше подчеркнута радость царя, чем радость прощенных им («Светел сердцем и лицом…», «И прощенье торжествует, Как победу над врагом»). Часто встречаемая в одах метафора «Петр – земной бог» своеобразно реализуется у Пушкина: царь уподоблен священнику, отпускающему грехи («Виноватому вину Отпуская, веселится…»). Гром славы, вызванный милостью Петра Первого, оглашает даль:

И Нева пальбой тяжелойДалеко потрясена.

И в этом стихотворении, как и в «Герое», Пушкин вновь напоминал царю о необходимости простить декабристов[134]. В стихотворении снова давался урок императору: Петр Первый потому и был чудотворцем-исполином, что умел встать выше мелкой мстительности. От того, как поступит Николай I, – воспримет он урок или проигнорирует его, – зависит представление о личности царя – человечески значительной или ничтожной.

На следующий год после Болдинской осени (1830) Пушкин с тревогой следил за политическими событиями в мире. К этому времени его политические воззрения вполне сложились, хотя впоследствии подвергались изменениям и уточнениям. С точки зрения Пушкина, человеческое общество – результат непрерывного и закономерного эволюционного исторического развития. Вследствие этого свобода несовместима с революцией. В 1826 г. он писал Вяземскому: «Бунт и революция мне никогда не нравились». С декабристами он демонстрирует дружескую, а не политическую солидарность. В 1830-е гг. Пушкин – убежденный консерватор, монархист, сторонник империи, великодержавный патриот, совмещающий эти идеи с просвещенным европеизмом, с необходимостью европеизации России, распространения просвещения среди всех, в том числе низших, слоев населения и освобождения крестьян от крепостной зависимости. В области внешней политики эти идеи сводились к принципу невмешательства в дела других государств, так как историческое развитие народа есть внутренний процесс, подчиненный внутренним законам. Это равно касается России и западных стран. Когда в 1830 г. Николай I готов был послать войска в Европу, чтобы подавить революцию во Франции и навести порядок в Бельгии и Голландии, Пушкин резко осудил это намерение. Точно так же Пушкин с негодованием возмутился попыткой Франции вмешаться в русско-польский конфликт 1831 г. Он расценил французскую угрозу как желание взять реванш за поражение в 1812 г. Этот круг идей и настроений выразился в цикле политических стихотворений 1831 г.: «Перед гробницею святой…», «Клеветникам России», «Бородинская годовщина», «Ты просвещением свой разум осветил…», «Он между нами жил…».

Николай I был доволен позицией Пушкина. Западные и русские либералы держались иного мнения. Занятая Пушкиным позиция привела к разрыву его отношений с А. Мицкевичем. Когда в 1834 г. вышел сборник стихотворений польского поэта, и там было напечатано послание «Приятелям москалям», Пушкин откликнулся неоконченным стихотворением «Он между нами жил…», в котором осудил стихи, пропитанные «ядом» и «злобой». Русское общество также «одно время отвернулось», по свидетельству Герцена, от Пушкина. Взгляды Пушкина осудили и его близкие друзья – Вяземский и А. Тургенев. Возможно, именно Вяземскому адресовано незавершенное убийственно ироническое послание «Ты просвещением свой разум осветил…», относимое к 1831 г.:

Ты просвещением свой разум осветил,Ты правды чистый свет увидел,И нежно чуждые народы возлюбил,И мудро свой возненавидел.

Одобрение Николаем I стихотворения «Клеветникам России» оживило в Пушкине кратковременную надежду на возможность повлиять на правительство с помощью газеты и соединить мощь власти с неподкупностью честной журналистики. Однако эти надежды не сбылись: правительство сочло, что общественные недуги и противоречия опасно обсуждать публично и гораздо спокойное либо не открывать новые органы печати, либо прикрыть старые, если они допустят отступление от официальной точки зрения.

На протяжении 1830-х годов душевное состояние Пушкина не однажды подвергалось суровым испытаниям. Один и тот же год был наполнен и радостными, и спокойными, и тревожными минутами. Пушкин не чувствовал себя в полной безопасности, и его положение не было устойчивым.

Так, предположительно, в одном и том же 1833 г. были написаны «Не дай мне, Бог, сойти с ума…» и «Осень». В одном из них развита тема безумия, а в другом поэт пишет о полноте творческих сил.

«Не дай мне Бог сойти с ума…» (1833) – одно из самых мрачных и странно иронических стихотворений Пушкина. Оно написано от лица человека, свободу которого угрожают ограничить и уничтожить. Жить в обществе без личной свободы разумному человеку тяжко и невыносимо. Но жить в обществе неразумному человеку невозможно, ибо нет ничего страшнее такого несчастья:

Не дай мне Бог сойти с ума.Нет, легче посох и сума;Нет, легче труд и глад.

Лирический герой допускает, что жить без разума и общества очень даже можно, причем жить полной жизнью, ощущать ее радость и быть счастливым. Однако общество, приняв разум в качестве жертвы на алтарь свободы, свободу как раз и отнимет, и потому отказ от разума бессмыслен: как только я лишусь разума, вот тут-то посадят на цепь и за решетку. Участь человека будет подобна бессмысленному зверьку и клиническим сумасшедшим, которые слышат свои крики, брань смотрителей, визг и звон цепей.

Лирический герой стоит на распутье и не видит выхода: наделенный разумом, он лишен свободы, но, пожертвовав разумом, он окажется заключенным сумасшедшего дома. Вырваться из общества на волю лирический герой не может. И тогда из двух зол он выбирает первое – с разумом без воли. В итоге размышлений он приходит к тому, с чего начал. Этот круговорот мыслей о своей судьбе вынужденно трагичен. Его не избыть. Все жертвы – напрасны.

Едва Пушкин пришел к этой мысли, как тотчас же ее и опроверг. Да, круговорот в бытии, в самой жизни есть, но он может быть преодолен созерцанием красоты в природе и творчеством. Для того и существует переживание красоты, для того и существует искусство, чтобы раздвинуть границы мироздания. Но и в повседневном быту, в обычном житейском мире, не замечая того, человек преодолевает трагизм повторений. Именно эти раздумья стали темой стихотворения «Осень».

«Осень» (1833). Ни одно время года не вызывало в поэте такого очарования и душевного подъема, как осень.

Обычно осень в поэзии связана с настроениями грусти. Она вызывает в человеке мысль об убывании жизни, о скором погружении природы в зимний сон. Пушкин, напротив, изображает увядание природы как могучее проявление жизни. При этом в «Осени», как и в других стихотворениях 1830-х годов, Пушкин сосредоточен на общечеловеческих чувствах универсального душевного опыта.

«Осень» открывается стихами:

Октябрь уж наступил – уж роща отряхаетПоследние листы с нагих своих ветвей…

Здесь в переносном значении употреблен только один глагол – отряхает, но и он привычен для обиходного языка: отряхают пыль с дорожного платья и т. д. Все остальные слова употреблены в прямых значениях: октябрь уж наступил – точное обозначение времени года, последние листы – единственные из оставшихся, нагие ветки – голые. Картина, нарисованная Пушкиным, исключает личное, индивидуальное восприятие и передает всеобщее, универсальное, характерное для человеческого опыта вообще. Точнее можно бы сказать так: личная точка зрения Пушкина здесь тождественна всеобщей, индивидуальное и общее совпадают. Но вот Пушкин в той же «Осени» пишет: