Промысел Господень: Летописи крови - Евгений Таранцев

Пришла пора положить конец произволу каинитов. Более терпеть и ждать Маг не собирался.

Едва удалось унять дрожь нахлынувшего возбуждения. Пусть личность комбайнов весьма условна, но устраивать перед ними истерику было ниже достоинства Фелиага.

Тем временем хирургический автомат закончил сращивание тела дневальщика с головой. По прозрачным трубкам, вживленным в плоть, потекла кровь и питательные смеси. Тело постепенно начало розоветь. Кардиостимулятор подал на сердечную мышцу электрический заряд, после чего начались медленные сокращения. На экране ультразвукового сканера Фелиаг увидел, как забилось сердце дневальщика. С каждой секундой пульс нарастал. Комбайны засуетились, один из них сделал инъекцию, предотвращая растущую тахикардию. Постепенно приборы стали отмечать восстановление функций остальных органов. Дело оставалось за малым — запустить работу головного мозга.

Фелиаг подошел к комбайну, сидящему за неким подобием пульта, который используют для работы с потоками звука в аудиосистемах. Перед тем как инициировать биологическое пробуждение головы, необходимо было восстановить нейронные связи, отвечающие за формирование личности оживляемого. Ловко манипулируя шкалами потенциометра, комбайн управлял сигналами нейротрансфертов, кодируя генетическую и психоморфологическую матрицу. Когда показатели, транслируемые диагност-компьютерами, приравнялись к эталонам, Маг уверенно кивнул. Комбайн отрегулировал несколько нейронных цепей, чьи показатели никак не приходили к равновесию.

— Некрофон нестабилен. Трудно перераспределяются витальные потоки. Это может привести к необратимым мутациям.

— Работай, работай. Пусть его смерть станет причиной для новой жизни.

Тонкие пальцы комбайна порхают над пультом. Легкими движениями он перемещает рычажки программатора, по экрану пробегают синусоиды контрольных измерений. Фелиаг вытирает вспотевший лоб.

Комбайны переворачивают койку с трупом в горизонтальное положение. С помощью новых би-оптических лент они еще больше прикрепляют тело к ложу. Деловито и обстоятельно крепят на коже «липучки» датчиков и измерителей — кровяное давление, температура, пульс. Разноцветные кабели интерфейсов тянутся от датчиков к громоздким блокам аппаратуры. На мерцающем экране кардиографа дрожит прерывистая линия амплитуды сердцебиения. Она говорит лишь о том, что сердце начало перегонять по венам искусственный гемоликвид, принимая его за натуральную кровь. Но тело по-прежнему мертво. Эти колебания не более чем простой электрический импульс, не имеющий с жизнью ничего общего. Фелиаг собственноручно проверяет, крепко ли пристегнуто тело и как близко к аккупунктурным точкам прилеплены сенсоры. Он поправляет волосы, слипшиеся от пота, не чувствуя, как в рабочем азарте постепенно разрушается его собственная плоть.

Маг лично открывает плотно сжатые веки и закрепляет их пластиковыми зажимами. Он сам удивляется точности и плавности своих движений. Впереди остается самое главное.

В операционную входит комбайн, неся в руках большой ящик из черного металла. Верхняя грань, служащая крышкой, сделана в виде мелкоячеистой решетки, чтобы внутрь мог проникать воздух. Из нутра ящика доносятся громкие скрежещущие звуки. Еще два комбайна натягивают от стены к стене полупрозрачную пластиковую занавесь, отгораживая основное помещение от койки с трупом. Еще несколько клонов расставляют по периметру помещения огромные звуковые излучатели различной частотности. Тяжелые корпуса, сделанные из синтетического материала, акустические показатели которого равны древним деревянным саунд-мониторам. От них разворачиваются толстые проводы, разъемы которых присоединяются к небольшому md-ридеру. Фелиаг подает беззвучный знак комбайну.

Рука в скрипучей каучуковой перчатке ныряет в глубь ящика и тут же выныривает обратно. В ней беспомощно трепыхается добыча, уверенно взятая за тонкое горло, — гигантских размеров черный петух с несколько помятым, но не утратившим траурного великолепия хвостом. Маг повелительно протягивает руку, и комбайн кладет в раскрытую ладонь тонкий скальпель с ослепительно сверкающим в лучах галогенных ламп лезвием. Хирургически точный и молниеносный удар перечеркивает горло птицы, и из разрезанной артерии хлещет густая кровь, льется на грудь и живот трупа, капли, упавшие на пол, собираются в вязкие лужи. Пунктирные линии кровавых следов пятнают белоснежные халаты комбайнов. Агонизирующее тело затихает в ставших скользкими резиновых ладонях, и лужа на полу увеличивается. Несколько последних капель падают на лицо трупа. Мертвую птицу уносят, а Фелиаг руками размазывает кровь вокруг губ и ноздрей мертвеца.

Комбайны закончили настройку звуковой аппаратуры. Под оптическую иглу ридера лег диск с колдовской мелодией. Фелиаг, словно ди-джей, пришедший из самых глубин Ада, удаляется за ширму, чтобы сменить обличье. Первым делом он надевает длинный балахон, окрашенный в черный и алый цвета. Затем комбайн наносит на его лицо узор шаманской раскраски. Лицо Мага становится маской, лицом трупа, лоб и скулы которого разрисованы венозными спиралями, губы и веки подведены черным. Выпученные глаза смотрят с маски, выражая голод и страх. Выпученные демонические немигающие глаза, над которыми бесится приливная волна волос. И становится ясно, что никакая это не маска, что такое лицо и есть истинный облик Фелиага, данный ему от природы. Отвратительная личина оборотня, питающегося кровью. Раскрашенная пугающим образом и неподвижная, как лакированное изделие из содранной человеческой кожи.

Дальнейшее теряет смысл, когда воздух разрывают звуки Вуду-мелодии. Фелиаг отплясывает танец вокруг мертвого тела, призывая его к жизни. Вслед за пассами рук над трупом сгущается эфирный поток, и тени, а может быть, призраки, чья жизнь питается эманациями мертвых тел, оживают. Их жадные губы присасываются к венам мертвеца, выпивая его суррогатную кровь. Черная, желтая и белая желчи текут на тело сверху, прямо из пустого воздуха. Жирные потоки обволакивают дневальщика, желчь проникает внутрь через микропоры кожи в рот, глаза и нос мертвеца. Музыка доходит до вершины и водопад магии обрушивается на тело, вмиг очищая его от скверны. В конвульсиях сокращаются мышцы, но крепкие путы сдерживают его. Крик разрывает горло, сообщая миру о новом рождении.

Обессиленный Маг падает на пол, потеряв сознание. В глазах дневальщика загорается огонь разума, и Влад просыпается от долгого сна.

Шерхан стоит, расслабленно облокотившись на поручни балкона на верхней террасе, обрамляющей большой оружейный зал. Внизу, между стеллажами с амуницией и боеприпасами, одетые в боевые костюмы каиниты завершают свою экипировку. Даже с учетом вновь приобщенных людей войско Ватека едва насчитывает половину от того состава, с которым он начинал свой крестовый поход. Рядом уже нет тех сил, с помощью которых он мог стать реальной угрозой для остального сообщества вампиров. Но даже эта, изрядно поредевшая стая, а иначе и не назовешь, еще умела кусаться. И каждый из каинитов Ватека стоил весьма дорого, чтобы раньше времени списывать со счетов восставшего кровососа.