Ричард Длинные Руки – герцог - Гай Орловский

– Бросить оружие! – заорал я.

Сердце колотится, как сумасшедшее, то ли от быстрого бега, то ли я и так взвинтил метаболизм, а дыхание обжигает горло. Двое воинов шагнули ко мне, но пока делали первый шаг, я сделал четыре: правый получил краем щита в лоб, а левый только выпучил глаза, когда лезвие моего меча скользнуло ювелирно точно над краем щита и рассекло горло под ремнем шлема.

– Бросить оружие! – повторил я оставшимся. – Я что, похож на хи-хи?

Оба воина тяжело грохнулись на пол. Их военачальник сжал люто челюсти и взял меч на изготовку. Женщина испуганно вскрикнула, нежная и трепетная, но этот дурак даже не понял, какой у него шанс спасти шкуру.

Я зыркнул на него почти с сочувствием. Как хорошо, даже эта продавшая наш мир сволочь не представляет, до какой низости упадет злодейство, когда такой же в будущем сразу догадается в данном случае привычно схватить женщину, закрыться ею и, приставив к ее горлу нож, потребовать отдать ему меч, амулет, а самому стать на колени и склонить голову. А то, дескать, перережет ей горло.

Этот не додумался до такой простой вещи как раз только потому, что он тоже, как и все здесь, живет в рамках морали и мышления этой эпохи. Женщины и дети неприкосновенны, использовать их в качестве живого щита… нет, такое просто не придет в голову мужчине, а если даже попытаться вбить это в сознание, оно с негодованием отвергнет, потому что злодей – это не животное, а борьба Добра и Зла, что на самом деле всего лишь борьба лучшего с просто хорошим, что потом начинает именоваться Злом за то, что сопротивлялось и было побеждено.

Он наконец шагнул в мою сторону, лицо злое, в глазах ярость.

– На колени, раб!

– Ну вот наконец-то решился, – сказал я. – Скажи еще что-нибудь, дурак, чтоб я уж точно никакими угрызениями не мучился.

Он ринулся, как взбешенный бык, а мечом махал яростно и так быстро, что я даже отступил, потом отпрыгнул в сторону, ударил, он зашатался, и я нанес последний удар под кирасу, где непрочная кольчуга, и крепкая рука в состоянии пропороть ее острым клинком.

Женщина вскрикнула жалобно. На лестнице послышался топот, на площадку взбежали запыхавшиеся граф Гатер и барон Уроншид. Оба ахнули, почти споткнувшись о тела первых двух, один вообще в судорогах отполз к самим ступенькам.

Граф вскрикнул пафосно:

– Какая достойная победа!

– Это проигрывать надо достойно, – сообщил я, – а выигрывать можно как угодно… Эй ты! На колени.

Плотник отшвырнул топор и поспешно рухнул на колени.

– Ваша милость, я простой плотник! И топор у меня плотницкий…

Я вытянул руку с мечом и приставил острие к его груди.

– Ответствуй громко и ясно, как перед Господом…. Где фея?

Он вздрогнул.

– Ваша светлость! Фея сейчас не здесь. Была, но сейчас Ее Могущество изволит находиться в замке Черной Бронзы!

– Это где?

– Миль десять отсюда!.. Если прямо на восток!

Я покосился на бледного графа Гатера.

– Видите, дорогой сэр Генрих?.. Какая-то у вас фея странная. Откуда у нее такие непонятные привычки? Они ж вроде порхают в лесах?.. Сэр Гедвиг, сделайте одолжение, уведите отсюда даму.

Барон протянул руку трепещущей женщине.

– Прошу вас, леди.

Она, при всем ужасе на лице и в глазах, все же опустила пальцы на его подставленную руку весьма грациозно. Барон сделал шаг к лестнице, и пленница пошла с ним синхронно, настоящая женщина, понимает, что должна не только лежать молча, но и ходить так, чтобы мужчине никаких затруднений. И платье поднимать сама, как вот сейчас, когда по ступенькам вниз, так и вообще в этом лучшем из мужских миров.

Граф Гатер проводил их взглядом, вздохнул и передернул плечами.

– Не знаю, – ответил он, – что за леса в Сен-Мари, но в наших живут только эльфы. Да и то отыскать их непросто… А вот феи могут везде и всюду.

– Кто везде, – изрек я, – тому замок ни к чему… А ты, существо, вставай. Как ни странно, но твоя душа еще не черна… Почему?

Плотник дрожал так, что не мог ответить, граф окинул его оценивающим взглядом.

– Но повесить его стоит, думаю.

– Зачем?

– А так, – пояснил он деловито, – чтоб не грешил. На всякий случай.

Я покачал головой:

– Нет, мы должны быть демонстративно милостивы. Чуточку напоказ. Думаю, у феи просто на все не хватает сил и времени. Легче гору перенести на другой конец света, чем такое упрямое существо, как человек, в чем-то переубедить и навязать ему другие ценности. Этот не принял Тьмы не потому, что понял ее пагубность, а как раз потому, что не понял. Не желает отступать от принципов, завещанных такими же неграмотными крестьянами, вот и все.

Граф сказал с сомнением:

– У крестьянина принципы?

Я отмахнулся:

– Да назовите, как хотите. Главное, теперь мы знаем наш следующий шаг. Надеюсь, он и последний.

Граф вздрогнул, посмотрел с укором.

– Ваша светлость…

– Что не так?

– Вы имели в виду последний шаг…

– Для наших противников, – заверил я. – А вы что подумали?

Он сказал сумрачно:

– Если нужно сказать глупость, я тут как тут.

Я махнул рукой плотнику.

– Ты свободен. Можешь подняться.

Он проговорил умоляюще:

– Я лучше постою так и тут, ладно? А спущусь потом, потом…

– Как знаешь, – ответил я милостиво, – граф, это чьи земли?

Глава 3

Мы спускались уже без спешки, граф начал рассказывать, что формально эти земли принадлежат Томасу Бабингтону Маколею, лорду почтенному, титулами не отягощенному вовсе, но человеку все равно уважаемому, однако сюда гораздо легче попадать из владений Джонатана Тиндаля, виконта Астийского, но и виконт сюда не пошлет никого из уважения к лорду благородному и достойному Маколею…

– Понял, – прервал я. – Вот из таких зерен и проклевываются будущие разбойничьи империи. Из таких никому не нужных пустынных мест. А когда заметят, аттил уже остановить трудно…

Внизу на лестнице раздался дикий вопль, полный отчаяния и боли. Граф Гатер выругался и выхватил меч, я бросился вниз молча. Пролетом ниже прямо на ступеньках распростерт граф Стерлинг, живот в крови, сверху он похож на распластанную рыбу на столе хозяйственной кухарки. Обеими руками вцепился в брюхо, откуда слышится шипение, бульканье, вместе с кровью вытекает густая слизь, обе ноги вывернуты под неестественным углом.

Барон Уроншид уже склонился над ним, бледный как смерть, вскрикивает с великим беспокойством:

– Доблестный сэр Дэйв… ну скажите же… вы как?

Граф не ответил «ок», как я почему-то, ну вот почему-то ждал, а прорычал злобно:

– А ты как думаешь?

– Ага, – сказал барон виновато, – ну, я постараюсь вам помочь, в смысле…

– Ну-ну, – прохрипел Стерлинг, – сперва почешешь, а добьешь потом? Красавчик…