Политическая биография Сталина. Том 2 - Николай Капченко

Ставить под сомнение приведенное выше свидетельство нет никаких оснований. Но и предъявлять к генсеку завышенные требования также не вполне правомерно. Он в своих суждениях опирался на поставляемую ему информацию, а эта информация, видимо, зачастую была однобокой и неполной. Но по мере развития событий, по мере того, как Сталин углублялся в китайскую проблематику, он все больше овладевал знанием конкретной ситуации, без чего, конечно, его общестратегические положения относительно китайской революции могли просто повиснуть в воздухе. Пополняя свои познания в китайской проблематике, генсек — и это вполне естественно — в центре своего внимания держал ключевые вопросы. В этом плане приоритетное значение для Сталина имело определение характера китайской революции и ее главных движущих сил, а также увязка этих вопросов с интересами Советского Союза и его внешней политики.

Существовало несколько подходов к оценке китайской революции: один из них рассматривал ее прежде всего и главным образом как социальную революцию, в которой в качестве пружины, приводящей в движение все процессы, выступала классовая борьба. Прежде всего, борьба пролетариата против буржуазии и крестьянства против остатков феодализма. Предполагалось, что на почве совпадения коренных интересов рабочих и крестьян возможен их союз, призванный стать движущей силой китайской революции. К национальной буржуазии и к компрадорской буржуазии имелись разные подходы. Но в целом буржуазия рассматривалась, если не как противник национальной революции, то как ее ненадежный попутчик.

Другой принципиальный подход исходил из того, что китайская революция по своей природе имеет прежде всего национально-освободительный характер, поскольку ее главные цели заключались в том, чтобы объединить разрываемую различными милитаристскими группировками на независимые удельные княжества страну. Это — первая цель. Вторая заключалась в том, чтобы ликвидировать путы полуколониальной зависимости Китая от империалистических держав и добиться не формальной, а подлинной независимости.

Разумеется, от того, как оценивать характер китайской революции, зависело многое: и выработка ее стратегии и тактики, и ставка на те или иные социальные силы и слои общества, определение движущих сил этой революции и многое другое. Причем надо подчеркнуть, что только лишь в чистой теории, в абстрактном виде, можно проводить абсолютно четкое различие в подходах, поскольку в реальной жизни все факторы внутреннего развития страны переплетались, часто нарушая все заранее выбранные шаблоны и принципы. Отсюда вытекали и сложность анализа, частая смена лозунгов революции, классовые перегруппировки, смена позиций отдельных социальных групп и т. д. Словом, на практике в подходах к китайской революции возникало множество самых сложных и внутренне противоречивых проблем.

Сталин, если его позицию характеризовать общими мазками, придерживался второго подхода. Его противники из оппозиции в лице Троцкого, Зиновьева и др. исходили из первого подхода. Таким образом, водораздел проходил прежде всего по вопросу об оценке характера китайской революции, что с неизбежностью влекло за собой и принципиальные различия не только в общих вопросах, но и по всей сумме конкретных проблем развития китайской революции. Одним из центральных вопросов являлся вопрос об отношениях между компартией Китая и гоминьданом.

Китайский вопрос стал одним из главных международных вопросов, вокруг которых развертывалась и внутрипартийная борьба в верхах большевистской партии. Причем надо заметить, что внутрипартийная борьба в ВКП(б) наложила свою печать и на ход и перипетии событий в Китае. Следует подчеркнуть, что Советский Союз был непосредственно вовлечен практически во все важные процессы, происходившие в Китае: там находилось большое число советских политических и военных советников (главным военным советником был, например, будущий маршал Советского Союза В. Блюхер), активно вмешивавшихся в события и пытавшихся направить их развитие в соответствие с указаниями, поступавшими из Москвы. Нередко указания из Москвы были противоречивыми, а то и слишком запоздалыми — стремительное развитие событий часто превращало «советы из Москвы» в анахронизмы.

Возвращаясь к позиции Сталина, нужно сказать, что он очень высоко оценивал значение и шансы развития революционной борьбы в Китае и предостерегал против недооценки революционного потенциала национально-освободительного движения китайского народа. Причем основной акцент генсек делал на национально-освободительном характере китайской революции, и это вполне соответствовало тогдашним историческим реалиям. Для Сталина было важно, чтобы на восточных рубежах нашей страны существовал независимый и дружественный нам Китай, а не марионетка ведущих западных держав, которую последние могли использовать как своеобразную карту в борьбе против Советской России. Тем более что империалистическая и агрессивно настроенная Япония не могла не тревожить самым серьезным образом советское руководство. Поэтому иметь на Востоке дружественную державу в лице объединенного, проводящего самостоятельную независимую политику Китая — было равнозначно серьезному укреплению общих международных позиций Советского Союза. Этот стратегический расчет Сталина был ориентирован не только на настоящее, но и на будущее. В данном подходе Сталина четко проявляется его способность мыслить широкими геополитическими категориями, а не какими-то временными, преходящими и даже конъюнктурными интересами. Попутно стоит обратить внимание на одно существенное обстоятельство: генсек, выступая в тоге рачительного хозяина, решительного противника расточительства государственных средств, не упускал из вида и, так сказать, материальную цену той или иной политической линии. Это видно из следующего его заявление, которое, кстати, вообще говоря, приложимо и к оценке внешнеполитической концепции Сталина в целом. Вот как он расценивал материальную (в смысле финансовых издержек) сторону внешней политики:

«Нам говорят, что политика дружбы, проводимая нами в отношении зависимых и колониальных народов Востока, чревата некоторыми уступками с нашей стороны и, стало быть, некоторыми издержками для нас. Это, конечно, верно. Но всякая другая политика была бы для нас неприемлемой не только с точки зрения принципиальной, но и с точки зрения издержек по внешней политике. Что мы здесь принципиально не можем проводить иной политики, кроме политики дружбы, это вытекает из самой природы Советской власти, разбившей оковы империализма и построившей на этом свою мощь. Поэтому я не буду распространяться об этом.

…Но допустим, что отношения с этими странами были бы у нас не дружескими, а враждебными, как это имело место в период русского самодержавия. Мы были бы вынуждены тогда держать на этих границах несколько армий, вооружённых с ног до головы, и целый ряд военных кораблей на Дальнем Востоке, как это делают теперь некоторые империалистические государства. А что значит держать несколько армий на этих границах и соответствующий флот? Это значит расходовать ежегодно на эти армии и флот сотни миллионов рублей народных денег. Это тоже была бы восточная политика. Но это была бы самая нерасчётливая, самая расточительная и самая опасная политика из всех возможных политик. Вот почему я думаю, что наша политика на Востоке есть самая правильная в принципиальном отношении, самая верная с точки зрения политических результатов и самая экономная (выделено мною — Н.К.) из всех возможных политик на Востоке»[305].

Надо подчеркнуть, что в тех условиях, когда у страны не хватало средств даже на удовлетворение самых насущных потребностей, а впереди стояла задача скорейшего подъема всего народного хозяйства, столь существенный критерий, как экономность внешней политики, стоял не в последнем ряду критериев, на основании которых можно было выносить суждение о ее эффективности и обоснованности.

Перспективный и основанный на реализме подход Сталина к китайской проблематике базировался на трезвом анализе фундаментальных особенностей китайской революции. Именно это давало возможность предугадать основное русло, в котором будет развиваться эта революция. Я позволю себе привести довольно обширную выдержку из высказываний Сталина. Сформулированная в свойственном ему лаконичном и несколько катехизисном виде, эта позиция сводилась к следующим трем положениям:

«Первая особенность состоит в том, что китайская революция, будучи революцией буржуазно-демократической, является вместе с тем национально-освободительной революцией, направленной своим остриём против господства чужеземного империализма в Китае. Этим она отличается, прежде всего, от революции в России в 1905 году. Дело в том, что господство империализма в Китае проявляется не только в его военном могуществе, но прежде всего в том, что основные нити промышленности в Китае, железные дороги, фабрики и заводы, копи, банки и т. д. находятся в распоряжении или под контролем чужеземных империалистов. Но из этого следует, что вопросы борьбы с чужеземным империализмом и их китайскими агентами не могут не играть серьёзной роли в китайской революции. Тем самым китайская революция непосредственно смыкается с революциями пролетариев всех стран против империализма.