Политическая биография Сталина. Том 2 - Николай Капченко

И в качестве финального аккорда хочу привлечь внимание к одному, на мой взгляд, немаловажному моменту. Сталина многие его политические противники, а впоследствии и биографы, презрительно называли «азиатом», вкладывая в это понятие всю гамму самых негативных качеств человека как политика. Я не стану здесь полемизировать и ставить под вопрос то, что ему действительно были присущи такие черты, которые в обиходе называют азиатчиной. Кстати, в первом томе приводилось соответствующее высказывание на этот счет Ленина. В данном случае речь идет о чем-то более широком, нежели личные черты Сталина как политика. В 1925 году Сталин ответил на вопросы одного японского корреспондента. Этот корреспондент предварил свои вопросы общим заявлением о том, что «японский народ, являясь самым передовым из народов Востока, более всех заинтересован в успехах освободительного движения народов Востока. Он бы охотно стал союзником СССР в этом великом деле — в деле освобождения порабощённых народов Востока из-под ига империализма западных держав. Однако Японии, являющейся в то же время капиталистическим государством, приходится иногда идти против этого движения, став в рядах на одном фронте с западными державами». Далее он спросил: «У нас, у японского народа, есть лозунг — «Азия для азиатов». Не находите ли Вы общность между нашим стремлением и вашей революционной тактикой по отношению к колониальным странам Востока?»

Сталин дал следующий ответ: «Вы спрашиваете: нет ли общности между лозунгом «Азия для азиатов» и революционной тактикой большевиков в отношении колониальных стран Востока?

Поскольку лозунг «Азия для азиатов» означает призыв к революционной войне с империализмом Запада, постольку — но только постольку — общность тут несомненно имеется.

Но лозунг «Азия для азиатов» захватывает не только эту сторону дела. Он содержит в себе ещё два составных элемента, совершенно несовместимых с тактикой большевиков. Во-первых, он обходит вопрос о восточном империализме, как бы считая, что восточный империализм лучше западного, что с восточным империализмом можно и не бороться. Во-вторых, он, этот лозунг, прививает рабочим Азии чувство недоверия к рабочим Европы, отчуждает первых от вторых, разрывает интернациональную связь между ними и подрывает, таким образом, самые основы освободительного движения.

Революционная тактика большевиков направлена не только против западного империализма, но против империализма вообще, в том числе и восточного»[322].

Несмотря на всю свою «азиатчину», а может быть, именно благодаря ей, Сталин четко понимал необходимость учитывать опасность японского экспансионизма и создавать условия, при которых натиск на Россию со стороны Японии (а он шел по нарастающей) был бы ослаблен всеми средствами. Объединенный же Китай как раз и был своеобразным стратегическим резервом Советского Союза в минимализации подобной угрозы. Именно данное соображение — а оно не только стратегического, но и геополитического свойства — по существу, и лежало в основе политики Сталина в китайском вопросе.

Глава 6

РАЗГРОМ СТАЛИНЫМ ПРАВОЙ ОППОЗИЦИИ

1. Истоки и сущность противоборства между Сталиным и группой Бухарина

Разгром объединенной троцкистско-зиновьевской оппозиции не стал финалом внутрипартийной борьбы, на окончание которой рассчитывали многие не только в руководстве страны, но и в широких партийных массах, а также в стране в целом. Крах очередной оппозиции стал для Сталина трамплином для начала нового раунда схватки со своими реальными и потенциальными противниками. Он чувствовал себя победителем, но победа его не была полной, а тем более окончательной пока в руководстве партии оставались люди, способные бросить ему вызов в связи с проведением намеченного им курса. Внутрипартийные разногласия, конечно, явление вполне естественное в каждой партии, особенно в той, которая прокладывала пути в неизведанное будущее. Но чрезвычайно серьезным и тревожным симптомом стала закономерная и неизбежная трансформация таких разногласий в противоборство не на жизнь, а на смерть. С точки зрения обыденной человеческой логики такой феномен воспринимался с большим трудом и порождал массу сомнений: почему с какой-то зловещей закономерностью на смену одной оппозиции приходит новая? Почему, наконец, по мере упрочения позиций Советской власти внутрипартийная борьба не только не затухает, но и обретает все большие масштабы и все большую остроту?

Эти и ряд других не менее важных вопросов вызывали тревогу в умах и сердцах партийных масс и требовали ясного и четкого ответа на них. В их сознании еще не сформировалась ставшая впоследствии аксиомой идея, согласно которой по мере упрочения позиций социализма, по мере достижения новых успехов в строительстве нового общества, классовая борьба не только не сужает свой размах и свои рамки, но, напротив, обостряется. Сталин нуждался в теоретическом обосновании с позиций марксистско-ленинского идеологического арсенала факта не только продолжения, но и ужесточения внутрипартийной борьбы. Ему нужно было доказать, что борьба в партийных верхах имеет не личную окраску, а носит объективно обусловленный классовый характер. Что она сама по себе выступает как отражение и выражение классовой борьбы в советском обществе, строящем новый строй. Этим положениям следовало придать характер объективной закономерности, обусловленной реальным развитием событий в стране, возвести их в своего рода непреложный постулат.

Было бы упрощением исходить из посылки, что генсек чисто умозрительно пришел к выводу об обострении классовой борьбы. В период, о котором идет речь (а это конец 20-х годов), конечно, не являл собой некую идиллию в классовых отношениях, не представлял собой эталон классовой стабильности и классового сотрудничества всех социальных сил тогдашнего советского общества. Страна переживала полосу серьезных экономических трудностей и потрясений, сталкивалась с тяжелейшими проблемами практически во всех сферах жизни.

Ниже в самых общих чертах будет охарактеризована сложившаяся к тому времени ситуация, поскольку без знакомства с нею трудно понять мотивацию и аргументацию развернувшейся в партии в 1928–1929 гг. ожесточенной борьбы с так называемым правым уклоном. Главным политическим и идейным выразителем этого уклона выступил Бухарин. Наряду с Бухариным ведущими фигурами этого уклона стали председатель Совнаркома Рыков, лидер советских профсоюзов Томский и руководитель московской организации ВКП(б) Угланов. Первые трое являлись членами Политбюро, Угланов был кандидатом в члены ПБ. В дальнейшем по ходу изложения материала представится возможность дать краткие характеристики этих ведущих деятелей правой оппозиции. Здесь же уместно сделать лишь одно замечание, так сказать, основополагающего плана.

На первый взгляд кому-то может показаться, что разгром Сталиным троцкистско-зиновьевской оппозиции сделал его позиции совершенно неуязвимыми, а его лидирующее положение в партийных верхах абсолютно незыблемым. Мол, достигнутая победа стала залогом того, что против него никто не возвысит своего голоса и что ему остается только почивать на лаврах. Такое предположение не соответствовало реальной действительности. Да, Сталин обеспечил и упрочил свое место как первый среди равных. Но в этом как раз-то и коренился источник будущей неотвратимой схватки, ибо он пока еще был лишь одним из тех, кто определял главное направление политики страны. Но он не был единственным, кто обладал таким правом. Он не мог не считаться с мнением своих вчерашних соратников по разгрому Троцкого и его сторонников. Он не мог игнорировать при принятии важных решений позиции и точки зрения таких фигур, как фактический руководитель Коминтерна Бухарин, глава правительства Рыков и лидер профсоюзов Томский,

Сталину нужна была не просто власть как таковая (он ею обладал в достаточной степени в качестве Генерального секретаря), но власть единоличная, власть верховная, такая власть, где его голос при любом раскладе сил в партийной верхушке всегда будет решающим. Разумеется, он никогда ни единым словом не мог говорить об этом, поскольку подобная вещь считалась абсолютно несовместимой с фундаментальными принципами партийной жизни, как они были закреплены в Уставе. Естественно, что в своих выступлениях Сталин всегда ратовал за коллегиальность в руководстве, что, однако, на деле не мешало ему превращать этот принцип в пустую формальность, в своего рода мантию прикрытия его единовластия. Не случайно — и это весьма показательно — весь процесс утверждения своего единовластия в партии он провел под флагом строгого и неукоснительного соблюдения утвержденных норм партийной жизни.