Травля (СИ) - Сербинова Марина

После изнурительной тренировки злость Джека иногда сменялась тихой грустью. Уставший и обессиленный, он отворачивался к стене. Когда злость его отступала, на смену выползала боль, одолевая его с такой силой, что ему снова хотелось, чтобы вместо нее пришла злость и ярость. Осознание, что он снова потерял свою семью, давалось ему с трудом. Они опять его бросили, сбежали. Даже собственный сын, который так его любил, на этот раз от него отвернулся. И Джек не знал, что причиняет ему большую боль — то, что Кэрол снова с другим, или то, что от него отказался сын. Последнее повергло его в страшное смятение и растерянность, подобно которым он никогда не испытывал в жизни. Он всегда был уверен в себе и в своих поступках. Ничто не могло поколебать эту уверенность… кроме мальчика, который раньше смотрел на него с таким восхищением и обожанием. Патрик в нем разочаровался, Джек вдруг упал в его глазах — и сам Джек это понимал. Он задался вопросом, впервые в жизни — а почему его не любят люди? От него отвернулась жена, потом отец, а теперь и сын… Что в нем не так? Да, именно в нем, а не в других, не в обстоятельствах и чем-то еще. Только в нем одном. Им восхищается вся страна, но самые близкие в нем разочаровываются и настолько, что напрочь вычеркивают из своей жизни. Отец всегда ласково называл его чудовищем, и лишь при последней ссоре, после которой они перестали общаться, он произнес это «чудовище» с ужасом и отвращением. Джек сам не понимал до сего момента, как в нем осело это «чудовище», сказанное отцом. От него все бегут. Неужели о нем так думают все, как и отец? Неужели он на самом деле чудовище? В этом его проблема? Он всегда был уверен в себе и своих принципах. Но с ним и с тем, что он делает определенно что-то не так, это стало ему вдруг очевидно. Все в его жизни стало не так, разлетелось на осколки. Его ненавидят, боятся, от него все бегут, даже те, кого он любит больше жизни. Он потерял Хока, преданного друга. Остались только Шон и Зак. Но Зак тоже усомнился в нем, в его силах, он смотрел на него теперь с сомнением и тревогой, не было в нем той уверенности в его силе, уме, правильности решений и поступков, как раньше. Иногда Джек замечал в его взгляде даже жалость! Джек уже, наверное, не удивился бы, если бы и Шон дал деру от него, возможно, так однажды и произойдет. Это могло случиться в один миг, сделав их врагами, заставив Шона возненавидеть его, как и остальные, узнай он своего брата поближе, то, что он убил его мать. И Джек останется один, совсем, как и предрекал ему отец. Джек не решил еще для себя, жалеет ли он о том, что стрелял в него. Сожаления и раскаяния он в себе не находил. Он не мог простить сокрушающего и подлого удара в спину, который нанес ему отец, такую подножку. Того, что вмешался в его дела, в его семью, взяв на себя слишком много, верша его судьбу, Кэрол и Патрика. Как унизил его перед всеми в зале суда, выставив на посмешище. Растоптал так безжалостно его с таким трудом вновь обретенную любовь и счастье, когда он помирился все-таки в тюрьме с Кэрол. Никто не знал, чего ему стоило сделать этот шаг, простить ее, принять решение обо всем забыть, просто забыть, впервые в жизни. Он действительно этого хотел, очень хотел. И для этого ему пришлось себя поломать. Он поломал для этого и Кэрол, но оно того стоило, там, в тюрьме, за те три дня, что они провели вместе, только вдвоём, он это понял. Он снова был счастлив. И она тоже, он это видел. Словно они вернулись в прошлое, когда ничего между ними не стояло, где были только он, она и их любовь. Его боль почти ушла, мир вокруг вдруг снова посветлел, а главное — посветлело у него внутри. И потеплело. Даже злость куда-то ушла. На какое-то короткое мгновение он обрел покой и ощущение, что в его жизни снова стало все так, как должно быть. Впервые за долгое время у него было хорошее настроение, он радовался, ненависть ушла, его переполняла любовь. Ему не хотелось больше растерзать Кэрол, причинить ей боль, унизить, мстя за свои обиды, наоборот, хотелось быть с ней ласковым и нежным, снова ее любить, и он готов был для нее на все, как раньше…

А теперь он за решеткой, снова задыхается от боли и злости, которые душили так, что не давали продохнуть, сводили с ума, терзая его с еще большей силой, чем раньше. А внутри снова пусто и темно. Кого винить? Отца? Кэрол и Патрика, разбивших его сердце? Случай? Или самого себя?

Нежные чувства к Кэрол, вернувшиеся к нему в те волшебные три дня в тюрьме, проведенные с ней, снова исчезли, он опять испытывал ненависть и ярость по отношению к ней. Ему опять хотелось ее убить, разорвать за то, что она сделала — сбежала с ним, его врагом, предпочтя забыть о том, что они помирились и решили начать все сначала. Или она считает, что если он не выполнил, что обещал, не вытащил ее из тюрьмы — то их перемирие отменяется? Он обещал, что казни не будет, и пока он не нарушил слово, ведь казни не было. Просто надо было дождаться, когда он ее вытащит, как обещал, а не сбегать со своим любовником. И он бы вытащил. Любой ценой и любыми способами. Если бы не получилось по закону, вытащил бы не по закону. Раньше бы она так и сделала. Но теперь она ему не верила, не верила в его любовь. Джек не отрицал сам себе, что он в этом виноват. Он жалел и раскаивался в том, что сдал ее полиции. Это было ошибкой, роковой, из-за которой он снова потерял свою семью. Конечно, он не предполагал, что это приведет к таким последствиям, что Патрик об этом узнает, что Кэрол приговорят к казни, но теперь никто ему не верил. Наверное, они думали он нем самое плохое. А Кэрол забыла об их уговоре и своем обещании, была сейчас с ним, когда он, Джек, томился здесь, в тюрьме, и ей не было до этого никакого дела, до него и его судьбы. До того, что с ним будет. И Патрику — тоже. Они оставили его, бросив в беде. Пусть, они не могли ничем помочь, но ведь они могли его не бросать. Хотя бы позвонить.

Джеку хотелось верить, что они уехали с этим киллером только ради того, чтобы спасти от него его, Джека, но ему не очень в это верилось. В противном случае, ему бы сейчас не было так больно. И он сходил с ума от ревности, испытывая желание прикончить обоих, неверную жену и этого молокососа. Переспала ли она уже с ним? Вряд ли, она только родила, должно пройти какое-то время, Джек прекрасно помнил, что после рождения Патрика они были на воздержании не меньше месяца. Если, конечно, этот ублюдок ее не принудил, потому что сама Кэрол не из тех, кто с пренебрежением относится к таким вещам. Но воздержание не мешало им тогда заниматься другими вещами. Кэрол не мучила его, удовлетворяя по-другому.

«О, я убью тебя, сука! — вопил он про себя в бешенстве, думая об этом. — Придушу собственными руками, клянусь! Только посмей к нему прикоснуться! Только подпусти к себе…».

Джек снова плохо спал, потеряв покой, и бессонница его измучила. Даже тренировки больше не помогали. Он жаждал выйти отсюда и броситься в погоню, поняв, что от его людей без него самого толку в этом не будет. Бывало, на него нападала такая апатия, что ему хотелось на все махнуть рукой, посылая к черту. Бросить поиски и не бежать вдогонку, пытаясь вернуть этих беглецов, которых так любил, которые его так мучили. Но это значило сдаться, признать свое поражение, позволить этому наглому Спенсеру одержать над собой верх, победить. Это было уже выше его сил и воли, стерпеть такое, остаться безответным. Нет, он найдет этого ублюдка и накажет, а что делать с неверной женой решит уже после. Об этом Джек думать сейчас не хотел. Он злился на нее, но, наконец-то, признал, что во всем сам виноват. Он все разрушил. Она была верной женой, он не был верным мужем никогда. Пытаясь ее удержать, он окончательно разнес в клочья их жизнь и любовь, подавляя ее сопротивления, не останавливаясь ни перед чем… Он думал о словах Патрика, которые хорошо помнил. Мальчик во всем винил его, его одного. «Ты виноват, ты один!», «Мы тебе верили, а ты нас обманывал!». А еще часто вспоминал, как Патрик о нем говорил: «Он на бешеного быка похож — получил по носу и давай все крушить, топтать, пока все не разнесет, не угомонится. А потом сам же жалеть будет». Вот, что думал о нем сын, таким он теперь выглядел в его глазах. Бешеным быком. А ведь мальчик был прав, Джек вынужден был это признать. Он и сейчас ощущал себя этим самым быком. Он получил снова по носу, ему больно, и ничего ему так не хотелось, как крушить, всех топтать, все разнести… Он всегда так делал, и только после этого мог успокоиться. А теперь вдруг огляделся, и, наконец, увидел, что разнес собственную жизнь, даже не заметив…