Палач - Виктор Вальд

Так велика ли его, Мартина, вина? Ведь он ничего и не успел сделать. А о той девчушке, которую Мартин убил, он будет молчать. Так молчать, что удивятся и немые. Хотя кто ей виноват? Могла бы немного полежать и не кричать. И зачем Господь дал женщинам это оружие защиты? Но против этого оружия у Мартина есть сильные руки и острый нож. Иначе девчушка подняла бы на ноги и лагерь, и этот проклятый город. Сама виновата в собственной смерти. Была бы умней – подчинилась. А так получается, что ее убила собственная глупость.

А что убьет Мартина? Убьет, если он ничего не придумает?

Только после обеда открылась дверь и вошли два стражника. Они развязали Мартину руки и дали ему кувшин с водой и маленький кусочек черствого хлеба. Стражники подождали, пока узник доест хлеб и утолит жажду. Затем они опять связали ему руки и вытолкали за дверь.

В небольшой комнате, куда стражники привели Мартина, стоял стол, за которым сидели бюргермейстер, судья Перкель и священник. В дальнем углу, где горели свечи, готовился к записям писец, тихо и беспрерывно поругивая своего помощника.

Несмотря на яркий солнечный день, комната освещалась двумя факелами, так как узкие окна в толстых стенах не пропускали достаточно света.

Стражники вывели Мартина на середину, а сами встали у дверей.

– Начнем, – сухо сказал Венцель Марцел.

Судья Перкель прокашлялся и уставился на узника.

– Как твое имя?

Мартин склонил голову. Можно было бы назваться другим именем. Но проклятый палач, скорее всего, помнит его. Тем более, что за этим именем не числится никаких других преступлений. А назвавшись чужим, он сразу же станет явным преступником, присвоившим имя другого человека.

– Мартин, – ответил он после паузы. – Мое имя Мартин.

– Откуда ты?

– Я не знаю ни своей родины, ни отца, ни матери. Меня воспитали монахи-цистерцианцы в обители братства Святого Бернара.

– Ты отступник? – священник поддался вперед.

– Отец Марцио, ваши вопросы вы можете задавать после проведения досудебного дознания, – учтиво произнес судья, повернувшись к тощему старику в поношенной черной сутане. – Сейчас вопросы задаю я. Ты отступник?

Мартин замотал головой.

– Нет, я добрый христианин. Знаю все молитвы и захожу во все церкви, что случаются на моем пути. А из монастыря меня выгнали за пьянство и за то, что посмел приводить в кельи к братьям грешных женщин. Слаб человек перед дьявольскими искушениями…

– Каково твое ремесло? – прервал его судья.

– В монастыре я был огородником. А после прибился к рутьерам[66] и переходил из отряда в отряд. Мы воевали то на стороне французов, то за английского короля. Потом я получил ранение и меня оставили лечиться в маленькой деревушке в Нормандии. Но там я не прижился и с тех пор хожу по дорогам от города к городу и прославляю имя Божье. А год назад я пристал к братьям и сестрам во Христе и так оказался в ваших краях.

– Где живешь сейчас и чем занимаешься?

– Добрая вдова Мабилия из деревушки у болота приняла меня для работы по хозяйству. Она выпекает хлеб. Я ношу дрова, воду. Замешиваю тесто. А иногда я продаю готовый хлеб. И сегодня я шел сюда для того же. Не понимаю, почему человек в синих одеждах избил меня и назвал убийцей и насильником.

Мартин сморщился, показывая свое недоумение. Он даже пожал плечами.

Судья Перкель посмотрел на бюргермейстера и велел стражникам:

– Приведите свидетелей.

Один из них скрылся за дверью и вскоре вернулся, сопровождая палача и испуганную девушку. Под руку ее поддерживал Альберт.

– Девушка, твое имя? – задал вопрос Перкель.

– Берта, – едва вымолвила она.

– Этот человек причинил тебе зло? Расскажи, как это было.

– Я увидела мешок на дереве. А потом этого человека. Он предложил поделить то, что в мешке. Там были платье и туфельки. Он ушел, а я решила примерить платье. Тогда он вернулся и напал на меня. Он стал душить меня, но тут подоспел человек в синих одеждах…

– Палач, как ты оказался в это время в лесу? – спросил судья.

– Я следил за этим человеком, – ответил Гудо.

– Почему ты следил за этим человеком?

– Я знаю его как помощника супериора флагеллантов. Он поставлял пищу для своих братьев и сестер. Хлеб, который им давали, был со спорынью и другими травами, вызывающими у человека болезни. Я решил проверить, что он продает. А теперь, узнав, что он бывший наемник, я уверен, что он не в первый раз нападает на девушек. Смерть, случившаяся в лесу несколько дней назад, – это дело его кровавых рук.

– Этот мешок его?

– Да. Он принес его, а затем повесил на дереве, чтобы приманить какую-нибудь из женщин, живущих в лагере.

– Ты посмотрел, что было в мешке?

– Да. И увидел в нем еще и хлеб. Это нечистый хлеб. В нем есть травы.

– Мартин, что это за травы в хлебе?

Мартин сжался и со злостью посмотрел на палача.

– Я не понимаю, о чем говорит этот человек. Об убийстве, отравленном хлебе… Откуда мне знать, что хозяйка кладет в тесто? Я только ей помогаю…

– У супериора Доминика была книга о травах. О полезных и болезнетворных травах. Эта книга исчезла. Доминик показывал ее этому человеку и многое ему объяснял. – Палач махнул рукой в сторону Мартина.

– Что говорит этот глупец? Какая книга? Я ничего не знаю. Я только продаю хлеб. Ну, может быть, я немного и помял девушку, но я никого не убивал и не насиловал. Я говорю правду. Бог тому свидетель, – горячо промолвил Мартин и уставился в деревянный потолок.

– Не призывай Господа в свидетели! – гневно воскликнул священник.

– Отец Марцио, позвольте мне. – Судья посмотрел на разгневанного церковника, а затем на Венцеля Марцела.

Бюргермейстер кивнул. Судья Перкель строго взглянул на допрашиваемого и произнес:

– Ты отрицаешь явное и не признаешь свою вину. Значит, ты лжец и за тобой есть другие грехи, которые ты скрываешь. Но мы узнаем все. Правду от суда не скрыть. Палач, знай свое дело. Он в твоих руках. Мы хотим услышать правду. Да укрепит тебя, Мартин, сам Господь. Заседание переносится в комнату пыток.

Мартин крепко сжал зубы. Палач медленно приближался к нему, хмуря и без того уродливое и грозное лицо.

– Проклятый палач! Что ты хочешь со мной сделать?

Палач криво усмехнулся:

– Пока твои судьи пьют вино, я приготовлю для них закуску из твоих правдивых слов. Ты скажешь всю правду. Боль заставит тебя сделать это. Ты сам себе не поверишь. Но сегодня ты расскажешь больше, чем в аду, куда ты скоро угодишь.

Мартин побледнел. А затем его лицо покрылось мелкими каплями пота. Он заискивающе посмотрел на господина в синих одеждах.

– Что тебе до моего тела и души? Они не тобой созданы. Не касайся их и не бери еще один грех на душу. И за мою душу тебе отвечать перед Всевышним.

Палач приблизил свое ужасное лицо к Мартину и тихо произнес:

– Мне и вечной жизни не хватит, чтобы ответить за все грехи. Грех за тебя Господь и не заметит. Не все люди достойны жизни на земле. От таких, как ты, нужно освобождать землю.

Палач развязал руки своей жертве и велел:

– Стань на колени и, если сможешь, помолись. Хотя множество молитв ты скоро произнесешь, сам того не желая.

Мартин свалился на колени и стал с жаром бормотать молитвы, которые добрые монахи цистерцианцы втолковывали ему в голову с младенчества и которые не помогли изменить его природные наклонности, переданные безызвестными родителями или же выпрошенные в пьяном бреду у самого дьявола.

– Все, хватит. Судья желает услышать правду. Расскажи ему все, – сказал палач и начал снимать с Мартина одежду.

– Я не знаю, что он желает от меня услышать. Я уже все сказал. А если он безвинного человека…

Палач снял с Мартина короткую тунику и полотняные брэ. И только теперь, оставшись в греховной наготе, тот почувствовал, как его горло сжалось, а сердце замедлило свои удары.

– Что ты со мной сделаешь? – едва вымолвил узник, с ненавистью взглянув на рассаживающихся за столом людей.

Палач стянул ремнями локти и кисти наказуемого и повернул его лицом к массивному треножнику, на вершине которого была деревянная пирамида. Затем он наклонился к уху Мартина и прошептал:

– Иногда на иконах святых мучеников изображают с теми орудиями пыток, которыми их истязали. Святой Бенигна Дижонский – с сапожным шилом. Святой Яков Младший – с сукновальным вальком, которым палач Иерусалима проломил ему голову. Тебя не будет ни на иконах, ни на стене в сельской харчевне. А если бы это случилось, то тебя изобразили бы на этом треножнике. Этот треножник с пирамидой наверху называется «бдение». Еще его называют «колыбелью Иуды». Почему? Скоро ты это поймешь.

– Палач, знай свое дело! – громко произнес судья Перкель.

Господин в синих одеждах кивнул и легко, как ребенка, поднял узника. Он подошел со своей ношей к треножнику и осторожно посадил Мартина на острие пирамиды.