История России. Факторный анализ. Том 1. С древнейших времен до Великой Смуты - Сергей Нефедов

Была ли альтернатива такому развитию событий? Польское крепостное рабство было результатом «Великой Чумы»1348 года, когда в Польше сложилось такое же положение, как в России в 1580-х годах: резкое уменьшение численности крестьян намного увеличило цену рабочей силы – и не будучи в состоянии платить крестьянам, дворянство обратило их в крепостных. Такая ситуация была и во многих странах Европы: крепостное право одержало победу в Венгрии, Каталонии, Пруссии, Ливонии, на датских островах. Но существовал и другой вариант социального развития. В Англии дворянство попыталось было закрепостить безземельных крестьян (которые там составляли большинство населения) – но попытка закончилась неудачей. По статуту 1351 года крестьяне-рабочие не должны были уходить из своей деревни, если в округе был наниматель, предлагавший им установленную статутом (прежнюю, существовавшую до Чумы) плату. Позднее был издан закон о сыске беглых, а также определены правила, по которым рабочий мог уходить из родных мест только с письменного разрешения властей. Д. М. Петрушевский прямо называет эти законы закрепощением.[1503] Эта попытка привела к восстанию Уота Тайлера – и, хотя восстание было подавлено, оно не позволило дворянству осуществить закрепощение крестьян. По мнению некоторых исследователей, причиной конечного успеха английского крестьянства было то, что крестьяне имели мощное оружие обороны – «Большой Лук», стрела которого пробивала рыцарские латы.[1504] В итоге экономический процесс реализовался в полном соответствии с неомальтузианской теорией: уровень потребления крестьян увеличился, а уровень ренты упал, и английское дворянство было вынуждено увеличивать свои доходы другим способом. Далее, также в соответствии теорией, в условиях острого недостатка доходов элита стала фрагментироваться и распалась на группировки, которые вступили в борьбу за ресурсы между собой и с государством. В Англии начался долгий период междоусобных войн, известных как «Войны Алой и Белой розы».

Таким образом, были возможны два варианта развития: в «восточноевропейском» варианте дворянство ответило на падение своих доходов захватом власти и введением крепостного права, то есть радикальной трансформацией структуры «государство – элита – народ» и резким перераспределением ресурсов в свою пользу. В другом, «западноевропейском», варианте дворянство оказалось не в состоянии произвести трансформацию структуры и остановить мальтузианское развитие событий. В этом случае падение доходов дворянства привело к его расколу на группировки, которые начали междоусобную борьбу за ресурсы. Войны продолжались до тех пор, пока численность дворянства не уменьшилась, что позволило восстановить равновесие между численностью элиты и численностью населения. Оба эти варианта развития событий могут быть объяснены в рамках демографически-структурной теории. Выбор одного из двух вариантов развития определялся военно-техническим фактором, соотношением сил дворянской элиты и простого народа. В странах, где простонародье имело «Большой Лук» или стрелецкий «самопал», оно могло противопоставить политике закрепощения веские аргументы. Но там, где народ был безоружен, его ждала судьба крепостных или рабов.

5.13. Правление Годунова

Как показывает пример Англии, механизм кризиса, запущенный демографической катастрофой, работал довольно медленно: между «Черной Смертью» и восстанием Уота Тайлера прошло 33 года. В России демографическая катастрофа и Смута были разделены таким же временным промежутком, как и в Англии; это было время социальной неустойчивости, когда государство и элита пытались сопротивляться падению доходов путем увеличения налогов и постепенного введения крепостнических порядков.

С точки зрения демографически-структурной теории, в этот период на первый план вышла политическая борьба за перераспределение ресурсов. В России после смерти Ивана Грозного сложилась ситуация, в которой ослабевшая монархия подвергалась натиску с разных направлений. С одной стороны, аристократия пыталась взять реванш, вернуть свои огромные вотчины и свое положение в государственном аппарате. С другой стороны, обедневшее дворянство просило и требовало поддержки и перераспределения ресурсов в свою пользу; от решения этой проблемы напрямую зависела боеспособность войска, и путь к ее решению лежал через закрепощение крестьян. Наконец, государство само было заинтересовано в прикреплении крестьян к земле, чтобы обеспечить сбор налогов.

Первым конфликтом, прорвавшимся на поверхность после смерти грозного царя, был старый конфликт между государством и боярской аристократией. Боярская партия сразу подняла голову и начала атаку на ближайших сподвижников Ивана IV. Бояре добились ликвидации «дворовой охраны» – прежнего опричного корпуса, и теперь остатки опричнины сохранялись в виде «царской вотчины» (или «дворцовых земель») эта вотчина включала в себя 36 городов с прилежащими к ним волостями и по-прежнему имела особое управление.[1505] Характерно, что боярская оппозиция опиралась на Польшу. Литовский канцлер Сапега писал, что знатные бояре – сторонники короля Батория. Один из знатных московских эмигрантов, Михаил Головин, говорил Баторию: «Где король не придет, тут все его будет, нихто… против него руки не подымет».[1506] «Московской знати импонировали порядки Речи Посполитой, ограничивавшие королевскую власть в пользу магнатов», – пишет Р. Г. Скрынников438. Бояре были не прочь установить подобные порядки и на Руси – это можно было сделать, передав престол польскому ставленнику (как произошло позже, во времена Смуты). Однако дело было не только в интересах бояр – военная сила Польши вызывала стремление к трансформации по европейскому образцу в различных слоях общества. Бориса Годунова позже также упрекали за покровительство «латинской ереси», за попытку выдать дочь за датского принца, за то, что иноземные лекари стали его политическими советчиками.[1507]

К числу последних руководителей «двора», наследников политических традиций Грозного, относились бывшие опричники Богдан Бельский и Борис Годунов. Годунов был братом царицы Ирины, и с ее помощью ему удалось подчинить своему влиянию безвольного царя Федора. Борьба с боярами носила ожесточенный характер, знать спровоцировала волнения в Москве, толпа пыталась взять приступом укрепленное подворье Годунова – однако штурм был отбит, и глава заговора князь Иван Шуйский был отправлен в ссылку. Победа бывшего опричника была обусловлена тем, что после казней Ивана Грозного бояре уже не обладали той силой, что прежде. Характерно, что Борис Годунов прямо обвинял бояр в связях с поляками: король Стефан Баторий собирался в новый поход на Москву, и один из вождей бояр, князь Андрей Шуйский, ездил на границу, чтобы договориться с поляками о совместных действиях.[1508] Австрийский посол Николай Варкоч писал, что бояре «хотели тайно сговориться с Польшей и включить Россию в ее состав».[1509] Таким образом, повторялась ситуация начала 60-х годов: сторонники самодержавия вступили в борьбу со знатью, опиравшейся на Польшу и стремившуюся к установлению польских порядков. По утверждению Р. Г. Скрынникова, политика Годунова напоминала опричнину, знать подвергалась гонениям, были конфискованы уделы Симеона Тверского и Марии Старицкой.[1510] Исаак Масса называл правление Годунова «великой тайной тиранией» и говорил, что эта «тирания» «погубила все знатные роды».[1511] Капитан Маржерет говорил о Годунове, как об «одном из самых неограниченных государей на свете».[1512]

В итоге Годунову удалось временно отразить наступление сторонников трансформации по польскому образцу и утвердить незыблемость самодержавия. Царский шурин стал официально именоваться «правителем» России, он принимал послов, замещая на церемониях царя. Вместе с тем «правитель» счел необходимым пойти на определенные уступки. Персональный состав государева двора был пересмотрен и худородные опричники были вынуждены уступить первые места потомственной знати.[1513] С укреплением власти «правителя» начались попытки восстановления государственной системы, разрушенной катастрофой 70-х годов.

Первые экономические мероприятия Бориса Годунова следовали линии, намеченной Иваном Грозным: требовалось восстановить финансовую систему государства и завершить перепись, начатую в 1581 году. К концу 1580-х годов правительству удалось наладить сбор налогов в соответствии с результатами новой переписи. К этому времени относятся первые надежные сведения о доходах и расходах государственного бюджета, представляющие интерес в плане демографически-структурного анализа и оценки реальной мощи русского государства того времени. Дж. Флетчер перечисляет доходы русского государства в 1588 / 89 году: подати с «сох» составляли 400 тыс. рублей, доходы дворцового хозяйства 230 тыс. руб., но самую большую прибыль давали таможенные и судебные пошлины и кабаки – около 800 тыс. рублей.[1514] В целом доходы составляли 1430 тысяч рублей, что при пересчете на рожь по средней цене 1580 – 90-х годов 44 деньги за четверть эквивалентно 26 млн. пудов. Если принять численность населения в этот период ориентировочно в 6 млн. человек (допуская уменьшение за время кризиса с 9 – 10 до 6 млн.), то душевой налог с «сох» составит 1,2 пуда (что примерно согласуется с данными по Бежецкой пятине[1515]), а общие государственные доходы в расчете на душу населения – 4,3 пуда. Налогообложение, было, конечно, много ниже, чем во времена Ивана Грозного, но все же выше, чем в эпоху ослабления государства в XVII веке: в 1680 году доходы на душу населения в пересчете на хлеб составляли 2,5 пуда, а прямые налоги с души – 0,7 пуда.[1516]