История России. Факторный анализ. Том 1. С древнейших времен до Великой Смуты - Сергей Нефедов

По своим геополитическим последствиям битва при Молодях стоит в одном ряду со знаменитым Чалдыранским сражением 1514 года. Это было столкновение двух военных технологий, старой кавалерийской технологии, которая обусловливала господство кочевников, и новой «пороховой» технологии, которой овладела земледельческая цивилизация. Это было столкновение двух культурных кругов, порожденных фундаментальными военными открытиями, созданием кавалерии и появлением артиллерии. В конечном счете победа при Молодях означала конец господства кочевников на Русской равнине, конец долгой череды нашествий приходивших с востока кочевых орд. Эта победа была достигнута благодаря военной реформе Ивана Грозного, благодаря созданию стрелецкого корпуса и «пушечного наряда» – в конечном счете благодаря трансформации русского общества по османскому образцу. В соответствии с диффузионистской теорией, использование нового оружия породило волну русских завоеваний – завоевание Поволжья, Урала, Сибири. Победа при Молодях отодвинула границу России на сотни километров к югу, и славяне вновь получили возможность распахивать черноземные степи – теперь уже под защитой вооруженных артиллерией крепостей.

Но победа обошлась дорогой ценой. После нашествия 1571 года, после голода и мора страна лежала в руинах. Каковы были масштабы этой катастрофы? Наиболее подробные данные по этому вопросу предоставляют новгородские материалы. В Деревской пятине 1⁄3 обеж была заброшена из-за голода и мора – то есть хозяева погибли; остальные бежали от царевых податей и правежей. В Водской пятине запустело 3⁄5 всех обеж, но неизвестно, сколько крестьян погибло, а сколько ушло в другие места. В одной из волостей Бежецкой пятины от мора и голода погибло 40 % населения.[1463] Для центральных областей статистических данных гораздо меньше; имеется, в частности, информация о запустении расположенных в различных уездах вотчин Троице-Сергиева и Иосифо-Волоколамского монастырей. В опустошенном татарами Московском уезде в этих вотчинах было заброшено 90 % пашни, в Суздальском уезде – 60 %, в Муромском уезде – 36 %, в Юрьев-Польском уезде – 18 %.[1464] Масштабы запустения были велики; часть крестьян погибла, но некоторые, вероятно, переселились в другие места. Однако массовое переселение во время эпидемии было невозможно: во избежание распространения болезни дороги были перекрыты заставами. Бежать на окраины не имело смысла: 1570-е годы были временем больших восстаний в Поволжье, а южные области в этот период трижды подвергались опустошению кочевниками.[1465] Таким образом, крестьянам было некуда уходить, и приведенные выше цифры говорят об огромных масштабах гибели населения. В итоге можно предположить, что демографическая катастрофа привела к уменьшению численности населения примерно на 30–50 %.[1466]

Суммируя сказанное, необходимо отметить, что демографическую катастрофу 1568–1571 годов нельзя объяснить, исходя из одного демографического фактора. Демографический фактор обусловил перенаселение и нехватку земли в некоторых районах, ухудшающееся продовольственное положение, часто повторяющийся голод. На эту классическую картину Сжатия наложились потребности военной революции и войны, которые обусловили резкое увеличение налогов. В результате изъятия хлебных запасов экономическая система потеряла устойчивость и стала чувствительной к действию случайных факторов, таких, как неурожай. Неурожай вызвал голод, а за голодом, как обычно бывает, последовала эпидемия. Внешние враги воспользовались ситуацией, чтобы довершить разорение Московии – и в результате произошла страшная демографическая катастрофа. Таким образом, мы снова сталкиваемся с совокупным действием нескольких факторов, причем те из них, которые можно считать главными (демографический и технологический), открывают дорогу действию других, случайных факторов (неурожаи, эпидемии и нашествия врагов).

Казалось бы, в противоречии с теорией демографическая катастрофа не сопровождалась теми явлениями, которые присутствуют в описаниях классического экосоциального кризиса: голодными бунтами, народными восстаниями и мятежами знати. Мощное государство сумело на время предотвратить политическую дестабилизацию. Однако оно не сумело предотвратить дестабилизацию экономическую, а это означало, что экосоциальный кризис будет продолжаться, что грозные события еще впереди.

Классический пример анализа экономических последствий демографической катастрофы был дан в свое время М. Постаном, изучавшим последствия «Черной Смерти» XIV века. Анализируя эти последствия, М. Постан следует неомальтузианской теории и подчеркивает следующие основные моменты. Убыль населения приводит к тому, что на смену прежней нехватке земли приходит ее избыток, появляется нехватка рабочей силы. Первым следствием нехватки рабочей силы является резкое возрастание реальной заработной платы (то есть платы, исчисленной в зерне). Вторым следствием является понижение ценности земли, то есть уменьшение земельной ренты, оброков и барщин. В Англии после «Черной Смерти» численность населения уменьшилась вдвое, а реальная заработная плата возросла в 2–2,5 раза.[1467]

Соответствуют ли неомальтузианским представлениям последствия российской катастрофы 1568–1571 годов? Имел ли место рост реальной заработной платы, и наблюдалось ли уменьшение оброков? Ответ на этот вопрос имеет чрезвычайно большое значение в плане апробации неомальтузианского подхода на российском материале.

Анализируя данные о заработной плате наемных работников, нужно отметить, что информации о поденной плате имеется сравнительно немного. Известно, например, что в 1576 году поденщики на вологодчине получали по 3 деньги в день, а четверть зерна стоила 23 деньги,[1468] таким образом, дневная плата составляла 9,3 кг хлеба. Как отмечалось выше, в 1568 году поденщик на Белоозере мог на дневную плату купить только 3,6 кг хлеба.[1469] Хотя в данном примере реальная заработная плата возросла в 2,5 раза, трудно сделать вывод о статистической значимости таких единичных примеров.

Гораздо больше данных имеется об оплате монастырских работников («детенышей» или «казаков») нанимавшихся на год или на большие сроки. Рост оплаты монастырских работников в 1570-х годах отмечался многими исследователями – причем Б. Д. Греков еще в 20-х годах предполагал, что оплата выросла вследствие нехватки рабочей силы.[1470] Однако обобщающих данных по этому вопросу в литературе не имеется, и нам пришлось провести конкретно-историческое исследование с использованием приходно-расходных книг Иосифо-Волоколамского монастыря. В результате обработки данных о заработной плате нескольких сот «детенышей» выяснилось, что средняя реальная (а также и номинальная) заработная плата после катастрофы 1570 – 71 годов возросла примерно в 2,5 раза (рис. 5.3). Оплата квалифицированных работников, например, плотников, портных, возросла в 2 раза. Подобное увеличение оплаты имело место и в других церковных учреждениях. В Новгородском Софийском Доме оплата дворовых работников увеличилась в 1547–1577 годах с 60 до 120 денег; в Кирилло-Белозерском монастыре оброк дворовых слуг возрос в 1568–1581 годах с 42 до 126 денег, а оброк портных – с 90 до 200 денег.[1471] М. Постан особо отмечает, что после «Великой Чумы» оплата чернорабочих увеличилась в большей степени, чем оплата квалифицированных рабочих,[1472] – это явление мы отмечаем и в России.

Рис. 5.3. Размеры оброка и реальной заработной платы в Иосифо-Волоколамском монастыре.[1473]

Годовой размер оброка дан в рублях. Реальная плата исчисляется как количество ржи (в кг) которые мог купить работник на дневную плату плюс дневное продуктовое содержание (0,8 кг).[1474]

Вторым признаком резкого сокращения численности населения является значительное уменьшение земельной ренты. После «Черной смерти» нехватка рабочей силы в Англии привела к тому, что крестьяне и батраки стали передвигаться по стране в поисках лучших условий. Они отказывались занимать освободившиеся после чумы обремененные барщиной тяглые «вилланские» наделы; землевладельцы были вынуждены сдавать эти земли в аренду по пониженным расценкам, и арендная плата упала на 20–30 %.[1475] Мы видим аналогичный процесс и в России, здесь наблюдается резкое сокращение величины тяглого надела и распространение аренды по пониженным оброчным ставкам. В первой половине XVI века размеры облагаемого налогами и зафиксированного в переписях тяглого надела крестьянина приближались к одной «выти», а аренды за оброк практически не существовало. Теперь же крестьяне отказываются брать полные тяглые наделы, эти наделы сокращаются до 1⁄3–1⁄6 «выти»; появилось множество безнадельных крестьян, «бобылей». Остальную необходимую им землю крестьяне арендовали у своего или у соседнего землевладельца; эта земля не указывалась в переписных книгах, и с нее не платили казенные налоги, а плата, полагавшаяся землевладельцу, была намного ниже, чем на тяглых землях. В результате после катастрофы 1568–1571 годов оброки на поместных землях упали примерно в 3 раза (с 10–12 пудов до 3–4 пудов на душу), на дворцовых землях – примерно в 2 раза.[1476]