Золотая братина: В замкнутом круге - Игорь Минутко

– Подвинься.

Толмачев отодвинулся, повернувшись на бок, лицом к стене. Дарья юркнула под одеяло, спросила безразлично:

– Чего не спишь?

Никита Никитович задышал чаще; их тела не касались друг друга, но Дарья чувствовала невероятное напряжение, в котором находится ее так называемый муж.

– Слушай меня внимательно, – тихо заговорил Никита Никитович сдавленным, прерывающимся голосом. – Завтра «Золотая братина» будет наша…

– Что?! – вырвалось у Дарьи.

– Завтра «Золотая братина» будет наша. Эта сука Вайтер все о нас знает… Ладно! С ним я разберусь. У тебя только одна задача. Рано утром, часов в шесть… ведь ты в это время ездишь на рынок?

– Да…

– Так вот… В шесть часов… – Никита Никитович придвинулся к женщине вплотную и еле слышно зашептал Дарье в самое ухо. Потом отодвинулся к стене: – Все поняла?

– Все…

– Будильник я поставил на полпятого. У меня тоже дело есть. А теперь, Дарья, спи.

Никита Никитович отвернулся к стене. Прошло минут тридцать-сорок. Толмачев спал, слегка похрапывая. Дарья осторожно откинула одеяло, встала, оглянувшись на Толмачева, в одной ночной рубашке бесшумно вышла из спальни. В передней на босу ногу надела теплые туфли, пальто, открыла дверь на террасу, которая скрипнула, и от этого звука Дарья замерла. В доме было тихо… Дарья выскользнула во мрак ночи.

Никита Никитович рывком отбросил одеяло, вскочил и стал судорожно одеваться.

Мартин Сарканис не спал. В пижаме он сидел в кресле лицом к открытой дверце топящейся голландской печи, не мигая, смотрел на огонь. Маркеру Гансу Фогелю предстояло разработать несколько вариантов завтрашнего поведения. Во входную дверь раздался негромкий стук. Мартин Сарканис взглянул на будильник, стоящий на столе, – было тридцать пять минут первого ночи. Он выдвинул нижний ящик старинного комода, из-под бумаг достал пистолет, опустил его в карман пижамы, вышел в переднюю, перед дверью спросил:

– Кто?

– Я! Открывайте скорее! – послышался голос Дарьи. Мартин открыл дверь, схватил женщину за руку, втянул ее в переднюю, запер дверь на ключ.

– Дарья Ивановна!.. – прошептал Сарканис. – Вы с ума сошли…

– Мартин… – Дарья не могла справиться с волнением. – Мартин, нет другой возможности. Время…

– Проходите!

И они оба оказались в просторной комнате, которая Сарканису служила и кабинетом, и спальней.

– Быстро! Говорите четко и быстро! – приказал Мартин.

Дарья на всю жизнь запомнила то апрельское ясное утро в 1942 году, полное щебета птиц и весеннего цветения. Когда она по пустой улице Кауфбау шла от рынка с полной корзиной провизии к стоянке легковых машин (Дарья сама водила автомобиль и находила в этом большое удовольствие), сзади прозвучали слова:

– Дарья Ивановна, давайте я вам помогу.

И это было сказано по-русски! Дарья замерла, она была близка к обмороку, она боялась обернуться.

– Вот тебе раз! – засмеялся сзади мужчина, и Дарья узнала его голос. – А я вас считал бесстрашной женщиной.

Дарья резко повернулась – перед ней стоял маркер Ганс Фогель и улыбался.

– Что все это значит?… – прошептала она по-немецки, чувствуя, что в глазах начинает темнеть.

Ганс поймал ее под руку, выхватил тяжелую корзину, сказал тихо:

– Спокойно, спокойно.

Некоторое время они шли молча, и у Дарьи было ощущение, что она спит и видит какой-то невероятный фантастический сон. Они оказались у кирпичной ограды, которой был обнесен костел. Ворота во двор и сад при костеле были открыты.

– Здесь, Дарья Ивановна, нам никто не помешает. Прошу.

Дарья послушно, безвольно проследовала за Гансом, и они сели на удобную скамейку, скрытую от посторонних глаз густым кустом зацветающей сирени.

– А впредь, Дарья Ивановна, будем говорить по-немецки, – тихо сказал Ганс Фогель. – Я давно знаю вас. С того момента, как вы и Никита оказались в Германии, в Мемеле.

– Боже мой! – прошептала совершенно ошеломленная Дарья.

– А здесь, в Вайбере, за эти несколько месяцев, что мы лично знакомы, если можно так сказать, я узнал вас, как мне кажется, достаточно хорошо. – Мартин Сарканис давал Дарье время успокоиться. – И я понял: вы не предадите меня.

– Кто вы?…

– Я оттуда, из России, из Москвы. У меня много задач, Дарья Ивановна. И несколько из них – в замке Вайбер. Прежде всего, я не должен допустить, чтобы сервиз «Золотая братина» достался Герингу или вашему… Не знаю, как сказать… Словом, Никите Толмачеву…

– Крот… Крот! – с невероятной ненавистью прошептала Дарья.

– Ни кому-либо еще, – продолжал Мартин Сарканис. – «Золотая братина» должна вернуться в Россию. Далее еще одна задача. То страшное преступление, которое творится здесь, на сооружении бункера, не должно остаться тайным и безнаказанным. Виновные понесут наказание.

– Да, да! – страстно поддержала Дарья. – И прежде всего Никита, будь он проклят!

– И я надеюсь, Дарья Ивановна, что вы будете моей помощницей.

– Буду! Буду!.. – Дарья сжала руку Мартина в локте, припала к его плечу и сквозь рыдания шептала исступленно: – Буду! Буду! Буду!..

– И тогда первое, что надо сделать. Вот… – Мартин передал Дарье спичечный коробок. – Это фотоаппарат. Смотрите: снимок производится таким образом… – Он объяснил, как делается снимок. – Уже несколько дней за Вайбером, внизу, во рву, идут расстрелы…

– Я знаю! – подтвердила Дарья. – И я знаю тропу туда, через лес… К самому краю рва…

– Дарья Ивановна, необходимо сделать как можно больше снимков. В пленке двенадцать кадров. В случае опасности… Скажем, вас обнаружит кто-либо из эсэсовцев…

– Или Никита, – перебила Дарья.

– Или Никита, – подтвердил Сарканис. – Бросайте коробок подальше.

– Я не попадусь им! И я все сделаю, Ганс!

– Меня зовут Мартин Сарканис.

– Я все сделаю, Мартин!..

После этого разговора в саду костела жизнь Дарьи Шишмаревой обрела новое содержание, наполнилась смыслом и могучей энергией. И если до того утра она жила словно в полусне, превратившись в некую машину, которая работает только потому, что ее заправили горючим и заставляют работать, то теперь Дарья с нетерпением ждала каждого утра – действовать, бороться!

Никита Никитович Толмачев достаточно часто бывал с Дарьей откровенным – он считал ее продолжением себя или неслучайной составной частью себя. И ему больше не с кем было поговорить откровенно в замке Вайбер, в Германии, во всем мире. Теперь только одна сторона жизни Никиты Толмачева интересовала Дарью: все то, что было связано с его преступной работой в замке Вайбер, все, что хотел знать, о чем стремился получить информацию Мартин Сарканис. В основном жизнь оберста Пауля Кауфмана ее не затрагивала, была чужда Дарье и ненавистна.

Иногда, раз в три-четыре месяца, Толмачев уезжал куда-то, ничего не объясняя жене – куда и зачем. Дарья и не спрашивала. Однажды на столе коменданта она нашла квитанцию на отправленную крупную сумму денег в город Вилад в Пруссии, в пансионат фрау Александры Бербер; денежный перевод был адресован на имя этой дамы. «Наверно, любовница, – равнодушно подумала Дарья. – К ней и мотается», – и ничего не спросила у Толмачева о найденной на столе квитанции…

От Дарьи узнавал Сарканис о многих сокровенных планах и намерениях Толмачева. И следует сказать: у супруги коменданта Вайбера Дархен проявились недюжинные способности и смекалка в конспиративном деле, которые дополнялись чисто женской хитростью и даже коварством. Вот с тех пор в Дарье Ивановне Шишмаревой начали происходить волшебные перемены: помолодела, похудела, похорошела, стала следить за собой, вернулся глубокий таинственный блеск в глазах, движения приобрели порывистость и пластичность. Перемены в Дарье, которые льстили самолюбию Толмачева, он объяснил по-своему: «Приняла меня и мою цель жизни. Окончательно выбросила из головы свою блажную любовь к брáтушке».

– …Быстро! Говорите! – приказал Сарканис.

– Завтра… – Дарья заставила себя успокоиться. – То есть сегодня… Они подменят ящики с «Братиной» ящиками с кирпичами. Никита и этот, Вайтер, бригаденфюрер… Мартин! Я узнала его!.. Тогда, в Берлине, он подошел ко мне… Письмо в Осло графушке…

– Мне это известно, Дарья Ивановна, – перебил Сарканис. – Вы говорите главное.

– Да, да! Они вынесут сервиз через бункер. Оказывается… Я не знала. Есть подземный выход из бункера за ограду, возле канализационной трубы.

– Об этом выходе Толмачев сказал бригаденфюреру? – спросил Мартин.

– Сказал. Но… Я думаю… Я так поняла: еще в подземном переходе Никита убьет этого Иоганна Вайтера и других, если кто-то будет с ним. Я в шесть утра должна подогнать нашу машину к канализационной трубе. Никита и здесь все приготовил: туда от шоссе ведет дорога, выложенная булыжником, только он прикрыт тонким слоем дерна. Дорога начинается возле будки трансформатора…

– Черт! – перебил Сарканис. – Мы могли бы сами! Если бы знать код на диске в бункер… И теперь ничего не исправишь, – поздно. Теперь остается…