Колонна и горизонты - Радоня Вешович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перед самой вершиной горы лес внезапно кончился. Впереди был открытый участок. Я вышел из стрелковой цепи и вместе с нашей «артиллерией» — группой метателей гранат — стал приближаться к противнику с той стороны, откуда он нас меньше всего ожидал. Мы хотели атаковать его с тыла, то есть собирались пройти тот же путь, по которому противник занял эту высоту во второй половине дня. Огоньки сигарет, запах свежевыкопанной земли и табачного дыма убеждали нас в правильности пути. В окопах сидели люди и молча курили. Ко мне подошел далматинец Рафанели с двумя метателями гранат, присланными из недавно расформированных хозяйственных подразделений.
— Ну что, пришли? — шепотом спросил меня Рафанели.
Я дал утвердительный ответ и улегся за пулеметом. Когда загремели гранаты, в основном «итальянки», наступила всеобщая неразбериха. Я нажал на спусковой крючок. На мои две короткие очереди из окопов, как по команде, немедленно ответили ураганным огнем из десятка автоматов. Послышались разрывы множества ручных гранат. Что-то больно ударило по ногам. Сознания я не потерял, но в глазах у меня потемнело. Я совершенно не чувствовал своих голеней. Слышал лишь, как вокруг меня беспрерывно свистели пули.
Впереди находились окопы противника, а позади — наша стрелковая цепь. Я прижался к земле, опасаясь, как бы наши стрелки нечаянно не попали и в меня. Через разорванные пулей брюки обильно лилась кровь, а все вокруг пахло спелой земляникой. «Почему кровь пахнет земляникой?» — подумал я и вдруг почувствовал под рукой ягоды. И метатели гранат, и стрелковая цепь были прикованы к земле. Перед самыми вражескими окопами около четырех десятков бойцов получили ранения. Не оставалось больше сил, чтобы подняться в атаку.
Я попытался отползти немного назад, но ножки пулемета зацепились за куст ежевики. Пришлось остаться на месте. Несмотря на свинцовый дождь, кто-то из стрелков подполз ко мне на помощь и мягким приглушенным голосом спросил, что произошло. Это был Омер Пезо — один из самых скромных, исключительно надежных товарищей. Он прибыл в составе сараевского пополнения. Словно угадав мои мысли, Омер обещал вернуться за моим пулеметом, как только вынесет меня в безопасное место. Омер понимал, что после того «столкновения» с Янко я не мог себе позволить оставить пулемет. Омер вынес меня на небольшое плато под вершиной и вернулся назад. Прибежала Мила Царичич, чтобы сделать мне перевязку. Из окопов одна за другой взлетали ракеты, заливая все вокруг матовым светом. Затем заговорили минометы, но от них было мало проку. Мила спросила, куда меня ранило, но я не мог определить. Сказал, что онемели ноги. Она перевязала меня наугад выше колена, где, как позже констатировала наша бригадная медсестра Чарна, не было никакой раны.
Прибежал и Янко Чирович. Тяжело переводя дыхание, он сказал, что оставил роту, чтобы увидеть меня живым, и дрожащим голосом запричитал:
— Тяжело тебя ранило, Радо? Тебе очень больно? Пусть твои раны будут счастливыми!
Он взял меня, как перышко, на руки и понес к батальонному обозу. Там он с помощью Мирка Нововича усадил меня на оседланную лошадь и поторопил сопровождавших, чтобы те до рассвета перебросили меня и других раненых через шоссе. Стрельба постепенно ослабевала, однако шоссе вздрагивало от грохота гусениц. К месту боя спешили танки. В эту ночь противник вернулся в Зворник и двинулся к Власенице.
На рассвете я увидел, что лежу возле какой-то лесной хижины. При свете коптилки медсестра Чарна осматривала мою рану. Словно стыдясь своей принадлежности к женскому полу, Чарна во всем старалась походить на мужчину: курила, говорила басом, дерзко отвечала на вопросы и строго обращалась с ранеными и больными. Однако при всей этой суровости она была по-своему нежной, и все ее очень любили. Чарна сняла бинты и начала скрести инструментом по обнаженным костям. Я пожаловался ей на сильную боль. Чарна заявила, что с моей раной шутки плохи, а затем взорвалась:
— Мне лучше знать, что и как болит! Яйца курицу не учат!
Не знаю почему, но Цапард запомнился мне как место, где впервые были допущены серьезные ошибки в управлении. Действовавший справа от нас 2-й батальон значительно продвинулся вперед, оторвался от бригады и оказался в трудном положении. У шоссе ему пришлось отражать превосходящие силы противника. При отходе по лесу недалеко от шоссе геройски погибли комиссар 2-й роты, смелый и талантливый Радован Гардашевич, который славился своим умением рисовать, и ученица средней школы из Даниловграда Милена Иванович.
На следующий день стрельба в лесах начала стихать. Это означало, что противник накапливает силы для новых атак. Группа раненых, с которой я двигался, остановилась возле церкви в местечке Ломница, затерявшемся среди власеницких лесов. Под вековыми дубами лежали тяжелораненые. После боев за Балиновац, Будань, Власеницу, Зворник и Цапард их скопилось здесь несколько десятков. Стоял летний вечер. Запах грибов смешивался со смрадом ран. Всю ночь слышались стоны. Медперсонал едва держался на ногах от усталости. Церковный двор был переполнен. Я попытался уснуть, но тупая ноющая боль не давала мне покоя. До самого утра я не сомкнул глаз. Утром пришел комиссар госпиталя — товарищ из нашей бригады. Он сообщил, что противник торопится установить контроль над территорией, где действует наша бригада, и что госпиталю угрожает опасность. Ему приказано было «базироваться» с медперсоналом и ранеными в окрестных лесах, а там — будь что будет. Нам троим с легкими ранениями он предложил взять лошадей и засветло перебраться в более безопасное место, в Шековичи, а дальше — присоединиться к центральному госпиталю.
Однако лошадей на всех не хватило. Мне досталась крестьянская кляча, а двое моих товарищей двигались пешком, опираясь на палки. Комиссар указал рукой направление движения через лес и сказал, что около полудня мы доберемся до места назначения. Шли ужасно медленно, и только перед заходом солнца достигли ущелья под Шековичами. На холме, возвышавшемся над шоссе, шел бой между одним из батальонов нашей бригады и каким-то немецким подразделением. Мы поспешили перейти мостик и шоссе, чтобы быстрее оказаться на противоположной стороне. В этой спешке мое присутствие для моих спутников было как камень на шее. Но тяжелее всего нам было видеть из долины, как наверху наши бойцы оставляли позиции и отходили вдоль реки к селу. Если бы противник ускорил продвижение, мы бы оказались
