Жизнь на гранях миров - Елена Черкашина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ничего не страшась…
– В особой, непоколебимой целостности духа. В бесконечном движении по граням миров, в неустанном стремлении к постижению, созидая опять и опять.
– Всё верно. Это – он…
– Возвращайтесь и станьте ему ещё более надёжной опорой, потому что путь продолжается.
Лик жизни и смерти
Книга 3
Часть 1. Долина
Мирный вечер нисходит на долину. Слышится глас пастухов, возвращающих стадо в деревню, солнце уже неярко и тихо бросает приглушённые лучи. Прогретый воздух напоен запахом трав и цветов, аромат особенно густ в этот час и мягко стелется по низинам, а лёгкий, свежий ветер уже повеял, уже торопится пригнать с гор приятную прохладу.
«Я живу… Мой мальчик, моё дитя, тебя нет, ты – далеко-далеко, а я живу и каждый вечер надеюсь, будто завтра что-то изменится, и ты вернёшься. Мне не хватает тебя здесь, рядом со мной, но в смерть я не верю, а потому знаю: ты где-то там, в тех небесах, в тех облаках или среди звёзд. Где-то ты есть и, наверное, просишь меня не плакать, крепиться. Любимый, сыночек! Я живу, потому что ты просишь меня жить…»
Тихий взгляд Юсан-Аминах устремлён в небо. Она стоит на крыше дворца, превращённую в прекрасную террасу, – зелень, пестрая россыпь цветов, – и смотрит вверх. Душа её там, рядом с сыном, в смерть которого она не верит, потому что верит в бесконечную жизнь. И всё же слёзы стекают из глаз, а губы дрожат от горя. «Разве я думала, что – переживу, что смогу понести такое? Что сердце не остановится сразу, а будет биться ещё много дней и часов? Когда ты перестал дышать, я тоже хотела и молила все небесные силы, чтобы и мне перестать. Но опять и опять приходит утро, и твой голос незримо шепчет: «Мама, надо жить…» Аминасар…»
Кто-то подходит сзади и обнимает так нежно, что она на секунду недоумённо замирает: чьи объятия несут так много утешения? А обернувшись, видит лёгкое лицо младшего сына и припадает к его груди головой. Игорь был прав, когда говорил, что Ласоро вырос: он не только вытянулся вверх, но и незримо повзрослел.
– Ты плачешь, мама…
– Уже нет.
Гладит её по лицу:
– Я тоже плачу, только слёз нет.
Она смотрит ему в глаза и видит что-то новое: неизвестный ей, серьёзный и мужественный взгляд. Откуда это? Выражение знакомое, и в то же время… Игорь! Ну конечно! Так смотрит Игорь! Это его манера едва заметно прищурить глаза и всматриваться в тебя так, будто хочет прочитать всё до конца, до самых глубин. Когда принц научился этому?! Ведь два месяца всего прошло! Но они постоянно вместе: то учатся, то просто беседуют. Сын подражает Игорю, и делает это невольно…
– Ты стал похож на него…
– На кого?
Мать опускает глаза, и Ласоро догадывается:
– Ну конечно, мы почти не расстаёмся!
– Я тоже об этом подумала.
Мгновение юноша пристально изучает её лицо: «мама, ты против?» – говорит его взгляд. Но она легко улыбается:
– Он прекрасный человек. Не знаю, как сложилась бы моя жизнь без него. Он спас мне двух сыновей!
Взгляд Ласоро становится глубоким, и мать безошибочно читает: сын опять думает о том, что так старательно пытается скрыть: о его жизни там, в далеких землях врача. «Почему они все замолкают, когда речь заходит о его родине? – недоумевает Юсан-Аминах. – Что приключилось там? Какие тайны они скрывают?»
Принц подходит к краю террасы и облокачивается о край стены. Грусть по миру, который он оставил, незримо касается его сердца. Но в нём нет отчаяния. «Игорь делает это каждую ночь, – думает он, – значит, смогу и я…» Ласоро ещё не знает, что для того, чтобы пройти, дух должен окрепнуть, иначе самые совершенные существа не смогут провести через пространство. С уверенностью, так присущей юности, он говорит: «я смогу», но прежде, чем сделать это, ему придется немало повзрослеть.
Ветер с гор задувает резкими порывами, становится свежее, и мать и сын покидают террасу. Он держит её за руку, помогая спуститься по лестнице, на ступеньках полутемно, и принц говорит:
– Нам не хватает электрического освещения.
– Так сделай, сынок, – улыбается Юсан-Аминах.
– Непременно сделаю!
«Будни. Мне нравятся будни. В них есть что-то успокаивающее, незыблемое. Как будто время, перетекая из одного дня в другой, наслаждается игрой своих капель: каждая похожа на предыдущую и – на последующую. Форма их одинакова, но содержание – разное. Нет абсолютно одинаковых капель, как нет и абсолютно одинаковых дней. Один – чуть радостнее, другой – напряжённее, третий выдался лёгким, а у четвертого вообще непонятное лицо. И все же есть то, что их объединяет: все они текут один за другим длинной вереницей времени.
Я работаю, и вот прошёл ещё один месяц. Это жаркий месяц лета в мире Ласоро и яркий, радостный май на Земле. По ночам, стоя на крыше дворца, я слышу дыхание осени. Да, как и раньше, в том прошлом, которого не вернуть, я стал проводить выходные там, где всего приятнее, где душа отдыхает: под звёздами страны эрнов. Порою я вижу тонкую фигуру Юсан-Аминах: она тоже выходит из каменных стен, поднимает лицо к небу, зябко поводит плечами от острого ветра. И тогда мне хочется подойти и обнять, и согреть её своим дыханием, но я знаю, что никогда этого не сделаю.
Иногда мне удается незаметно уйти, но чаще я остаюсь здесь, в глубокой нише, и смотрю не на неё, а на сиреневые звёзды. Два усталых человека на одной крыше. О чем думает она? О чем думаю я?
Светлана, моя девочка, носит малышей восьмой месяц. Ей тяжело, но она крепится, не стонет, не жалуется. Стала плохо спать: неудобно. И все подушки, подложенные и сзади, и спереди, не помогают. Осталось совсем немного. Потерпи, любимая, потерпи.
Да, ветер и вправду свеж. О чём я думал? Дома всё хорошо…
Ласоро! Мальчик ещё не император, но уже и не принц. Все относятся к нему с почтением. Церемония назначена на конец сентября, через неделю после дня его рождения, к тому времени страна хоть немного оправится от войны. Умница Юсан-Аминах: она понимает, что празднество на руинах и развалинах выглядело бы дикой нелепостью.
И ещё: я так и не нашёл Десту. Надеюсь, что он не погиб…»
Внезапно Юсан-Аминах поворачивается и задумчиво идёт прямо к нему. Игорь вжимается в стену.
– И давно вы сидите здесь? –
