Барабаны осени. О, дерзкий новый мир! - Диана Гэблдон

Я застыла в седле, не в силах шевельнуться. Теперь я была уже в состоянии заметить, что на платформе неподалеку от крюка находились какие-то люди: низкорослый мужчина, чья голова выглядела неким гротескным шаром из-за множества бинтов, с одной стороны пропитанных кровью… еще несколько мужчин, белых и мулатов, вооруженных дубинками и мушкетами… они время от времени угрожающе взмахивали всем этим, отпугивая толпу.

Но что-то непохоже было, чтобы кто-то рвался залезть к ним на платформу; наоборот, люди скорее старались держаться как можно дальше от нее. Я посмотрела на окружавших меня людей. На их лицах выражение менялось от откровенного страха до отвращения, смешанного с испугом, — и лишь изредка можно было заметить лицо гневное… или удовлетворенное.

Фархард Кэмпбелл вырвался наконец из толчеи, взобрался на платформу, опираясь на крепкое плечо Макнейла, и тут же накинулся на одного из людей, вооруженных дубинками, — Кэмпбелл что-то кричал, но я, конечно, не могла расслышать его слова сквозь вздохи и выкрики, раздававшиеся вокруг меня, — хотя и эти всплески чувств постепенно утихли, сменившись потрясенным молчанием. Джейми схватился за край платформы и одним прыжком очутился рядом с Кэмпбеллом, — но задержался, чтобы подать руку Макнейлу.

Кэмпбелл стоял лицом к лицу с Бирнесом, его тщательно выбритые щеки подергивались от ярости. И теперь уже все слышали его.

— …невообразимая жестокость! — кричал он. Не все его слова доносились до меня, кое-что заглушал шорох топчущихся ног и перешептывания людей вокруг, но я видела, как его палец тыкал в сторону крюка и его чудовищного груза. Раб уже перестал дергаться и висел неподвижно, как куль с мукой.

Лица Бирнеса я ни видела, но по всей его напряженной фигуре было явно, что он не просто в бешенстве, а еще и готов бросить вызов всему свету. Один или два его приятеля медленно подошли поближе, очевидно, намереваясь поддержать его в случае необходимости.

Я видела, как Джейми на мгновение замер, оценивая обстановку. Он достал из карманов оба пистолета и хладнокровно проверил заряды. Потом вышел вперед и приставил один из пистолетов к забинтованной голове Бирнеса. Зрители замерли от изумления.

— Снимите его, быстро! — приказал Джейми ближайшему головорезу. — Или я разнесу вдребезги то, что осталось от башки вашего приятеля. — А потом… — он поднял второй пистолет и направил его дуло прямо в грудь наглецу. — Выражение лица Джейми весьма недвусмысленно говорило о его намерениях.

Мужчина неохотно тронулся с места, его прищуренные глаза не отрывались от пистолета. Он подошел к ручной лебедке, при помощи которой поднимался и опускался крюк, и снял ее с тормоза, придержав поворотную ручку. Крюк медленно опустился, канат натянулся под весом страшного груза. Когда безжизненное тело коснулось земли, по толпе пронесся глубокий вздох.

Я как-то умудрилась провести свою лошадь сквозь это пестрое сборище, и наконец очутилась в футе или двух от конца платформы.

Но тут лошадка заржала и взбрыкнула, вскинув голову храпя, — она почуяла запах крови, но была слишком хорошо обучена, чтобы просто встать на дыбы. Я соскочила на землю, приказав кому-то из стоявших поблизости взять мой медицинский ларец и нести за мной.

Доски платформы, на которую я ступила, вызвали у меня странное ощущение; такое бывает, когда входишь с корабля на сушу. До того места, где лежал раб, нужно было пройти всего несколько шагов; и к тому времени, как я их сделала, мой ум полностью прояснился, настроившись на выполнение чисто хирургической задачи. Я уже не слышала ссорящихся голосов за спиной, не замечала огромной толпы зрителей.

Он был еще жив; его грудь слабо поднималась в коротких, прерывистых вздохах. Крюк пронзил желудок и, пройдя сквозь нижнюю часть грудной клетки, вышел через спину, на уровне почек. Кожа пострадавшего имела странный голубовато-серый оттенок, губы побледнели и стали похожими на светлую глину.

— Так, тихо, — сказала я, хотя раб и не думал издавать никаких звуков, лишь слабо шипел, дыша. Но его глаза были открыты — и смотрели непонимающе, их зрачки расширились чуть ли не до краев радужки, и показались мне озерами, полными тьмы.

Первым делом я отметила, что на губах нет крови; это значило, что легкие остались неповрежденными. Дыхание было поверхностным, но довольно ровным; диафрагму крюк не проткнул. Мои руки осторожно двигались, ощупывая черное тело, мой ум вникал в то, что находили пальцы, оценивая повреждения. Кровь медленно вытекала из обеих ран, и казалась черным маслом, пока прокладывала себе путь по коже спины и живота, — но становилась красной, как рубин, попадая на полированную сталь крюка. Но она именно медленно вытекала, а не била фонтаном; значит, металл каким-то чудом миновал и брюшную аорту, и почечную артерию.

Позади меня раздались громкие голоса; некая маленькая, незначительная часть моего ума отметила, что приятелями Бирнеса оказались надсмотрщики с двух соседних плантаций, на которых сейчас энергично нападал Фархард Кэмпбелл.

— …столь вопиющее неуважение закона! Вы все ответите за это перед судом, джентльмены, будьте в этом уверены!

— Да в чем дело-то? — раздался в ответ чей-то угрюмый, хриплый голос. — Это кровопролитие… и нанесение увечья! Бирнес имел право!

— Вот уж не ваше дело решать, имел или нет, — теперь это был голос Макнейла. — Вы просто сброд, вот вы кто такие, не лучше, чем…

— Да кто ты такой, старое чучело, чтобы совать свой длинный шотландский нос туда, куда не положено, а?

— Тебе что-нибудь нужно, Сасснек?

Я не слышала, как Джейми подошел ко мне, но он стоял рядом. Джейми присел на корточки рядом со мной, возле открытого ларца с инструментами и медикаментами. Он по-прежнему держал в одной руке заряженный пистолет, и настороженно следил за компанией, топтавшейся за моей спиной на помосте.

— Я не знаю пока, — ответила я. Я вроде бы слышала голоса спорщиков, но смысл их слов не доходил до моего сознания. Весь мир сосредоточился в кончиках моих пальцев.

Медленно, очень медленно до меня доходило, что лежавший передо мной человек, пожалуй, ранен не смертельно, несмотря на ужасный вид крюка, торчавшего из его тела. Из того, что я видела и чувствовала под пальцами, можно было сделать вывод, что изгиб крюка, скорее всего, задел правую почку, и, возможно, зацепил слегка тонкий кишечник или желчный пузырь, — но ни одна из этих внутренних травм не могла бы мгновенно убить пострадавшего.

А вот шок мог его прикончить, и без труда. Однако я видела пульс, бьющийся на мокрой от пота коже живота, — как раз над пронзившей ее сталью; я ощутила это биение кончиками пальцев, когда коснулась руки негра. Он терял кровь — ее запах был густым, он перекрывал запахи пота и страха, — но крови ушло не настолько много, чтобы убить его.