Майя - Бодхи

Я часто вспоминаю о тебе, и это здорово, что моя практика началась именно со знакомства с тобой... Я чувствую, что это не просто совпадение, что в этом есть что-то большее, чем просто механическое стечение обстоятельств. Кто знает, Дэни, что нас ожидает в будущем, как может раскрыться наше с тобой общение? Каждый раз, когда думаю о тебе, в меня как будто врывается волна вдохновения, радости... Это переживается как мощный порыв куда-то вдаль, ввысь... Я даже не знаю, чего я хочу от тебя, это не только сексуальное влечение... Хотя и это тоже:)

Твоя девочка"

Письма от родителей... "Опомнись", которое заслонило мне звездное небо в Ришикеше, к нему еще прибавилось несколько слов. Нет, я не хочу это читать, не хочу даже краем глаза заглядывать в этот мрак, я хочу выйти и закрыть за собой дверь. Я больше не хочу жить в круговой поруке омрачений, которую называют "взаимоотношениями". Я больше не хочу катиться по адскому конвейеру от одного пункта назначения к другому. Чувствую себя связанной по рукам и ногам, хочется орать, рваться изо всех сил, и от этого веревки только впиваются еще больнее, и еще больнее, но вдруг, когда боль становится совсем невыносимой, а я так и не сдаюсь, возникает ощущение, что веревки начинают поддаваться, что я выпутываюсь. Нет, еще не выпутываюсь, это еще только едва уловимый намек, мгновенное дуновение ветра свободы, но значит есть шанс, значит можно вырваться!

Родители... С самого рождения они день за днем оттачивали свое мерзкое искусство манипулировать мной. Они хотели только одного - согнуть меня так, чтобы было удобно получать от меня те впечатления, которые были нужны им. Как ясно я это вижу сейчас! Сначала они были строгими и жесткими, особенно мать. Когда я начала уворачиваться, научилась врать, в ход пошла мораль, взывание к мифической совести. Ну а когда я наконец взбесилась и стала открыто противопоставлять себя этому узаконенному насилию, то подверглась давлению на жалость и чувство вины. И все это только с целью получить от меня то, что им было надо, съесть меня с тем соусом, который им был по вкусу.

Два шага до отеля в десять вечера оказались испытанием на выносливость. Женщин в это время на улице нет вообще, но по прежнему шумно, многолюдно и душно. Весь уличный пятачок сразу же начал что-то кричать в мою сторону, как только я сделала шаг из-за двери кафе. Эти крики меня всегда настораживают. Я никогда не могу понять, - то ли это ругательства, то ли громкая речь, то ли дружеские приветствия. В путеводителе написано, что в Варанаси туристы пропадают нередко, так что решаю поскорее добежать до дверей отеля, но это оказывается непросто, - асфальт покрыт слоем пыли, смешанным со скользкой кожурой бананов, которыми торгуют прямо здесь же. Мое бегство превращается в акробатическое представление, вызывающее взрывы смеха со всех сторон. Громко вскрикнув от неожиданности, больно плюхаюсь на попу и понимаю, что вляпалась в эти помои по самые уши. Всем телом ощущаю аромат грязной улицы и внимание не особенно дружелюбных бродяг. Пусть только попробуют подойти ко мне... заору на всю улицу так, что в ушах зазвенит, не такая уж я и безобидная... Но никто не осмеливается предложить мне помощь, чему я несказанно рада. Театр одного актера... назойливое наваждение - чувствую себя в окружении декораций, никак не могу воспринять этих людей и эту обстановку как что-то реальное. Вот и сейчас вроде бы вспыхнуло чувство стыда за то, что так опозорилась, но тут же угасло, размылось наползающим безразличием. На мгновение показалось, что я сейчас совершенно спокойно могу прямо тут, посреди улицы, присесть и пописать, и ничего особенного в этом нет, могу же я это сделать в лесу, среди деревьев и птичек?

"Lonely Planet" бесстрастно сообщал, что штат Бихар, в котором находится Бодхгайя, является одним из самых бедных штатов Индии и заодно одним из самых криминогенных, не считая, конечно, Джамму и Кашмира, поэтому с наступлением темноты всякое передвижение по дорогам прекращается в виду возможных нападений грабителей и убийц. По этой же причине отпал вариант добраться до Бодхгайи прямым автобусом из Варанаси - в турагентствах убедительно советовали отказаться от этой затеи, поскольку туристические автобусы время от времени подвергаются нападениям, ограблениям, а иногда бандиты не останавливаются и перед убийством. Власти штата даже как-то предприняли попытку приставить к каждому путешествующему иностранному туристу полицейского (за его же деньги, разумеется). Игра в русскую рулетку меня не привлекала, поэтому я выбрала хоть и несколько кружной, но более надежный путь - железной дорогой до Гайи, а оттуда полчаса на такси до Бодхгайи. Каждый раз при мысли о том, что я смогу встретиться с людьми, бросившими вызов болоту негативных эмоций и прочей дряни, засосавшей в себя всех и вся, я испытывала настоящее воодушевление, я снова чувствовала себя ребенком, перед которым вот-вот откроется чудесный мир.

Я точно помню, что в глубоком детстве, когда каждый взгляд был открытием, я испытывала нечто подобное, только еще более ярко, чисто, открыто... Я лежу в детской кроватке и высматриваю мир сквозь деревянную решетку, и вдруг меня захватывает страстное желание встать. Начинаю упорно карабкаться, цепляясь за деревянные прутья, и через несколько минут напряженного карабканья все-таки встаю, и какие чувства я при этом испытывала! Это было первое путешествие, которое я сейчас помню, и оно было таким захватывающим. Сейчас, когда вижу младенцев, которые карабкаются, переворачиваются, пытаются ползти, а родители "заботливо" тащат их обратно в кровать, я понимаю, что им и невдомек, что это не просто двигательная реакция, как у вьюнка, улитки или амебы, что это страсть первооткрывателя, что человек переживает нечто очень важное, а его безжалостно, под вывеской "заботы", суют обратно в коляску.

Одно из самых страшных извращений - это пеленание. Я считаю это фашизмом - не в переносном, а в прямом смысле этого слова. Пеленание - это циничное надругательство над самой природой человека, это заслуживает самого сурового наказания вплоть до тюремного заключения. Поняла я это лишь тогда, когда в памяти проявились самые ранние детские воспоминания - сразу после родов, когда меня отнесли в комнату для новорожденных и запеленали. Сейчас я прекрасно помню животный ужас от того, что туго завернута в тряпку и не могу даже пошевелиться, что меня крутят как хотят. Вот нос уткнут в простынь, вот теперь перед глазами потолок - я просто вещь, попавшая в лапы этим уродам, заковавшим, связавшим меня, и я помню отчаяние от бессилия - настоящее, недетское страдание. Уверена, что это испытывают все младенцы. Сколько рассуждают о родовых травмах, о том, как это влияет на последующую жизнь человека, и совершенно не думают о том, какую еще более ужасную травму наносят детям, помещая их на несколько месяцев даже не в камеру-одиночку, а гораздо хуже - в тряпичный гроб, в смирительную рубашку. Если бы я имела такую возможность, то непременно каждого, у кого вскоре родится ребенок, запеленывала бы потуже на денек-другой... возможно, тогда проблема отпала бы сама собой.

Другое воспоминание из детства - когда я впервые увидела, как идет снег. Мне уже год, я вовсю бегаю по комнате, подбегаю к окну, забираюсь на табуретку, выглядываю... и испытываю потрясение - на улице все белое-белое, и идет густой, пушистый снег. В тот же день я добилась от родителей, чтобы они вытащили меня на улицу, гладила этот снег, вдыхала его запах, игралась с ним, смеялась и была счастлива, и чем больше я вспоминала о тех моментах, когда испытывала вот такое невинное счастье первооткрывателя, тем яснее становилось то, что этого уже не будет никогда. Эта ясность - как похоронка, приходящая в мой почтовый ящик день за днем. Меня подписали на нее без моего ведома и согласия, пока я была беспомощным ребенком. И каждый раз, когда я собираюсь выйти на улицу, пойти на почту и дать по рукам тому, кто шлет мне эту гадость, я прохожу мимо почтового ящика, безвольно открываю его, получаю похоронку, внимательно вчитываюсь в текст, и все внутри опускается, отмирает. Ноги ослабевают, цель затуманивается, я снова ничего не могу.

Теперь уверенность в столь фатальном исходе поколебалась. Почтовый ящик выброшен на помойку, похоронки теперь класть некуда, и пока не повесят новый ящик, у меня есть время зайти на почту и вычеркнуть свой адрес из списка рассылки.

Радостная устремленность в Бодхгайю натолкнулась на реалии индийской жизни. В Индии вообще трудно что-то заранее планировать, но в такую задницу я попала тут впервые. Оказалось, что купить билет я могу только при том условии, если предъявлю оправдательный документ - откуда у меня взялись индийские рупии (?!). То есть я должна была предъявить документ из обменника. На всем пути до Варанаси я ни разу не сталкивалась с таким странным требованием - оказывается, его ввели только в этом году, и поэтому, конечно, у меня не было никакой справки. Пришлось срочно идти в обменник, чтобы поменять рупии на доллары, а потом поменять доллары на рупии, но уже получив справку. Но напрасно я торопилась... судьбе было неугодно выпустить меня из Варанаси в тот день.