Мы всякую жалость оставим в бою… - Александр Авраменко

Полковник Всеволод Соколов. Англия 1941

Четвертый день после высадки. Лондон полностью оккупирован частями Союза, и по улицам уже вышагивают тройственные патрули. По улицам развешаны репродукторы, которые на скверном английском каждый час сообщают новые приказы военной комендатуры города, дублируя их на трех языках союза. Мне вдруг становится любопытно: а почему только на трех? Готов поклясться, что только что видел настоящего монгола, а часа два тому назад нам с Максом навстречу попалось отделение солдат со шведскими коронами на погонах. А ведь Монголия и Швеция — полноправные члены Союза. Монголы, по крайней мере, это заслужили с оружием в руках…

Впрочем, мне сейчас не до подобных праздных размышлений. Мы ждем высокое начальство, которое должно прибыть для нашего награждения. Все лидеры Союза договорились делать вид, что операция и планировалась заранее как совместная. И еще все договорились считать, что никакой междоусобицы не было. Все раненные и убитые исключительно от британских рук. Генерал Горбатов по этому поводу делает нам отдельное внушение, надо полагать, просто пересказывая своими словами то, что было получено им самим.

Хуже всех, конечно, пришлось дуче: его-то бравые парни участия в захвате не приняли. И потому все договорились делать вид, что итальянцы там были. Были — и баста! Рубите мне голову — в истории, да и в кинохронике уже покажут, как бравые латиняне вместе с нашими танками и немецким десантом штурмуют Тауэр и Парламент. Несчастных макаронников привезли в Лондон вчера, часа за два до заката. Оказывается, итальянцев сбросили на Плимут, сдуру спутав его с Лондоном!

Правда, надо отдать ребятам должное — из грузовиков они вылезают, как оплеванные. И потом, жутко нарезавшись, даже не пытаются по своей обычной привычке хвалиться или задираться. Лишь грустно смотрят на нас и на разные лады клянут своих летунов, которые не могут отличить один город от другого. А ведь в Плимуте они дрались не хуже нашего, если еще и не получше: там-то настоящие войска стояли, не то, что в столице — с бору по сосенке…

Нас выводят на награждение. Вот уже оторали свое «Ура!» родимцевцы, значит сейчас и до нас доберутся… Ого! ОГО! Такого я действительно не ожидал.

К нам медленно шествуют Миллер, Гиммлер и Гольдиони, командующий чернорубашечниками, в сопровождении многочисленных адъютантов. На всех принявших участие в героическом штурме британской столицы проливается золотой дождь, правда, без тех неприятных последствий, которые случились у достопамятной Данаи! Ордена и медали всем! Что особенно характерно: медали с видом Тауэра и Биг Бена русского и немецкого образца, почти идентичные с виду (только наша серебряная, а немецкая — бронзовая), которые тащат в нескольких ящиках следом за Великими Белыми Вождями. Эге, стало быть медальки-то заранее заготовлены. Самое удивительное, что нам выдают и итальянские медальки с пейзажем британской столицы.

Наши руководители жмут нам руки, долго улыбаются, говорят множество хороших и теплых слов, но, если не считать того, что Гиммлер ставит на мой танк памятный мне еще по Берлину, ящик с коньяком, награждение больше всего напоминает похороны. Особой радости не наблюдается. Чему радоваться, если половина орденов не заслужена вообще, а половина потерь — по нашей собственной вине…

Грустно. Не нравится мне такое награждение. Я иду следом за большим начальством и вижу, какие лица у моих парней, награждаемых за «героический штурм». Пожалуй, впервые я вижу награждение, где улыбаются только награждающие…

Что это? То тут, то там, в шеренге экипажей на лицах появляется сначала недомение, а потом улыбки. Слышится даже еле сдерживаемый смешок. Что такое? Я скашиваю глаза. Матушка заступница, Перун охранитель! Танкист, совершенно не вовремя проснувшись, вылез из танка и теперь шествует вдоль строя ко мне. Подойдя, он с мощным урчанием начинает тереться о мои сапоги. Я замираю, ожидая взрыва. Какой-то бравый адъютант Гольдиони уже примеривается дать Танкисту пинка. Да гори оно все огнем! Это — мой кот, он в танке прошел такое, чего, ты макаронина, в жизни не видывал!

— Тронешь его — пристрелю! — я говорю тихо, но внятно. И поясняю: — Меня посадят, но ты, крыса, об этом не узнаешь!

Адъютант мгновенно делает вид, что вовсе собирался почесаться. Над шеренгами стынет молчание. Между прочим, насчет «посадят», это еще бабка на двое гадала. Арестовывать меня при всем личном составе полка — задачка, мягко говоря, не для слабонервных. Люди обозлены, и бунт, тот самый «русский бунт, бессмысленный и беспощадный» может полыхнуть от малейшей искры…

— Господа, мы не наградили еще одного участника штурма — мягко говорит Гиммлер, протягивая к Танкисту руки. — Иди ко мне, маленький герой.

Вот тут я сам готов заорать от ужаса. А если этот полухвостый дебил надумает когти выпустить? Но рейхсфюрер, улыбнувшись, принимает у кого-то из свитских орденскую ленточку и повязывает Танкисту на шею. Теперь Танкист официально награжден, так как никто в твердой памяти и здравом рассудке Гиммлеру перечить не станет… А рейхсфюрер передает мне свежего кавалера и делает знак многочисленной орде корреспондентов. Вспышки блицев и стрекот кинокамер. Гольдиони и, чуть помедлив, Миллер, также повязывают на шею кота орденские ленты. Затем, кто-то пытается взять у меня Танкиста, чтобы заснять его вместе с высоким начальством. Куда там! Если к Гиммлеру мой рыжий товарищ еще имел какое-то почтение, видимо проникнувшись величием момента, то к господскому холую у него почтения нет. С хриплым мявом он вырывается, чувствительно выпуская когти. И тогда генерал-воевода Миллер делает мне знак подойти к ним. Я подбираю кота на руки и встаю рядом с командующими. Опять блицы. Исторический кадр «Чествование героя» готов.

Все происходившее награждения напоминает мне какой-то дурной сон, бред пьяного дворника! Мой краковский знакомец, Зепп Блашке, который теперь стал одним из адъютантов Гиммлера находит меня в праздничной суматохе и вручаетл мне отдельную награду рейхсфюрера — номерную повязку войск СС, а после добавляет его личный подарок — два замечательных пейзажа Левитана, Бог знает каким путем оказавшихся во французских трофеях. Правда, мне снова удается отдариться: в одном из лондонских домов я обнаруживаю великолепную коллекцию древнегреческих гемм. В конце концов, кому какое дело, что этот дом когда-то назывался Библиотекой Британского Музея? Продать такую находку было бы несколько затруднительно, а держать дома — бессмысленно. Но отдавать просто так трофейной службе — как-то не то жаль, не то обидно. Поэтому я нашел этой коллекции самое удачное применение — подарить ее хорошему и приятному человеку. Мы крепко принимаем с Зеппом и я знакомлю его с Лемке, тоже заглянувшим на огонек. Подвыпив, Лемке, под большим секретом, рассказывает мне, что Гиммлер просил у Миллера разрешения сделать меня… немцем! Зепп с важным видом подтверждает это и добавляет, что рейхсфюрер хочет присвоить мне звание бригаденфюрера и дать под команду тяжелую танковую бригаду своего имени. Если они не врут, а, похоже, что нет, то именно со мной могло бы сбыться пожелание генерала Ермолова, как раз попросившего Александра Благословенного произвести его в это звание. Пока Миллер отказал и, слава Богу, что отказал, но если мне очень захочется, то дорога открыта. Вот так. Макс, который тоже с нами, стал русским помещиком, а мне предлагается стать немецким генералом. Чудны дела твои, Господи!

А на следующий день мы снова идем в бой. И, сдается мне, что посылают нас не в бой, а на убой. Наша задача — добраться до правительства Британии, бежавшего в направлении на Глостер и Челтенхам. Без чьей-либо помощи мы должны взломать оборону британцев на реках Кольн и Рэй. А там — там засели не совсем строевые и не совсем обычные части. Там отбивается весь оставшийся цвет британской армии: 1-ая королевская десантная бригада, оставшаяся половина королевской гвардии, гвардейская дивизия морской пехоты, валлийские королевские стрелки и кадеты из Сандерхерста. Им удалось стянуть туда изрядное количество артиллерии, на аэродромах — почти все уцелевшие самолеты RAF, на позициях — все уцелевшие танки. А против них мы — потрепанная танковая бригада, потрепанная мотострелковая, русские, немецкие и итальянские десантники с легким оружием, а из поддержки — только Моспанов, потерявший над Лондоном десяток своих штурмовиков и Владимиров со своими эрэрсами. Нам объяснили, что мы — единственные сейчас боеспособные части, но подозреваю, что на смерть нас посылают, просто чтоб не болтали лишнего. Нет человека, нет проблемы…

Спасибо, что хоть боеприпасов не пожалели. А то ведь могли и с тем, что осталось отправить. Должно быть, немцы постарались, а то с наших бы сталось… Ладно, чего выть без толку…

— Скалы, слушать меня! Я — Утес! Начали! Уступом вправо, Скала-3 — на месте!