Запах (сборник) - Владислав Женевский

Щеголев разрабатывает одну из самых сложных и неблагодарных ветвей жанра – хоррор как метод социальной сатиры. У истоков ее стоял еще Джонатан Свифт, предлагавший соотечественникам решать продовольственную проблему за счет бедняцких младенцев. У Александра Геннадьевича еще страшнее – те, кто читал прекрасный роман с чудовищным (издательским) названием «Как закалялась жесть», никогда не забудут, кто и как в нем пускал людей на мясо, – а главное, для чего. Книга работает на нескольких уровнях: шокирует, информирует и прекрасно вправляет мозги. Кое-кому, впрочем, может и сдвинуть набекрень.

Еще перу Щеголева принадлежит «Жесть», новеллизация одноименного фильма – и пример того, как из скверно сляпанного сценария можно сделать крепкую, увлекательную и тревожную историю. Сюда же добавим «Искусство кончать молча» – да-да, у этого человека есть склонность к провокациям (еще одно тому доказательство – рассказ «Хозяин», хулиганский ремейк гоголевского «Носа»). Для нас предмет особой гордости, что впервые эта повесть была опубликована именно в «DARKER».

От Щеголева, созвучия ради, двинемся к Василию Щепетневу, замечательному писателю из Воронежа. Публикуется он редко, широкой публике не знаком – и ей же, публике, хуже. Главное его достижение – цикл рассказов «Черная Земля», формально объединенных в роман. Пожалуй, это один из лучших образцов отечественного хоррора – звучный, полифоничный, умный и неподдельно страшный. Действие рассказов происходит где-то в сельском Черноземье и охватывает весь XX век, от эпохи комсомольцев-двадцатипятитысячников до лихих девяностых. Каждая из этих историй – вскрывшийся нарыв зла, которое может иметь самую разную природу: биологическая угроза, игрища военных… Но прежде всего, конечно, классическая нечисть; в первом рассказе Щепетнев даже переигрывает «Вия», только вот от гоголевской иронии нет и следа: времена изменились, и сказка стала былью – да вот не та сказка, что о кисельных берегах. Как остроумно выразился Шамиль Идиатуллин, большевики в романе «сняли крышку с не ими обустроенного адского инкубатора», и Черная Земля исправно генерирует мрак, который не разогнать серыми красками советской действительности.

Щепетнев – прекрасный стилист, его повествовательная манера меняется от рассказа к рассказу – резко, до неузнаваемости. И читать его – почти физическое удовольствие.

Не покидая сельских просторов, обратимся к совсем другому цвету и другому роману – «Красному Бубну» Владимира Белоброва и Олега Попова. Если Щепетнев серьезен до неприличия, то восьмисотстраничное детище московских соавторов прямо-таки искрит клоунадой, хулиганством и шутовством. А еще – кровью. Белобров и Попов работают по методу Булгакова: когда в давно и упорно пьющей деревеньке Красный Бубен объявляются сатанинские силы, каждый местный и приезжий получает лишь то, чего заслуживает, – и что ж поделать, если для большинства это означает мучительную, унизительную смерть. Возьмите отрезанную голову Берлиоза, помножьте на сто – и масштаб событий станет ясен.

И Щепетнев, и московский дуэт противопоставляют злу религию – но очень по-разному. В «Черной Земле» авторская позиция присутствует намеком, мазком в углу картины; если долго всматриваться, то и вовсе перестанешь различать. У Белоброва – Попова христианская патетика пропечатана аршинными буквами; присутствует чудесный крест, действующий подобно лазеру; практикуются приемы православной левитации; идут в ход иконы с силовым полем. Причем подаются все эти чудеса на голубом глазу – и простодушный читатель вполне может одолеть книгу, так и не заметив подвоха. Впрочем, простодушный читатель за нее и не возьмется.

Белобров с Поповым высмеивают все и вся: евреев, антисемитов, пьяниц, интеллигентов, попов, военных, бандитов, бизнесменов, жен, мужей, блудниц… При этом они демонстрируют редчайший талант – играючи сочетать страшное и смешное. И даже если последнее преобладает, у «Бубна» не отнять очарования забористой пионерской страшилки, иллюстрированной порнографическими картами.

Совсем в иной манере творит харьковчанин Андрей Дашков, самый, пожалуй, оригинальный писатель на постсоветском пространстве. В его творчестве чувствуется влияние Кинга, но о другом почетном вдохновителе вспоминают куда реже – а ведь Андрей единственный из наших мастеров, кто не уступил бы на поле фантазии Клайву Баркеру. При этом Дашков не сводится к сумме слагаемых; его стиль уникален и легко узнаваем – до такой степени, что ему несложно подражать; а это, заметим, примета классика.

Начинал он с изобретательного темного фэнтези, постепенно мигрируя в сторону неизведанного края, который критики определяют как «некроромантизм» или «хорроромантизм», – и оба термина на удивление уместны. Смерть и ужас превращаются у Дашкова в философию – так, должно быть, писал бы Эдгар По, доживи он до наших дней (а из живущих поныне можно вспомнить несколько более утонченного и умозрительного Томаса Лиготти). Упоение кошмарами скрывает все ту же старую мечту о сверхчеловеке: щедрой рукой сея страдания и боль, Дашков как бы приподнимает планку для своих героев, пытается взглянуть на их (и наше) недолгое существование с позиций высшего существа. И порой это ему удается – должно быть, о подобной перспективе и мечтал Лавкрафт, когда писал эссе о космическом ужасе.

Говорить о Дашкове можно долго, он интересен даже своими недостатками – неряшливо выстроенными сюжетами, склонностью к длинным высокопарным пассажам, вымученными диалогами (сказывается мизантропия, которой он нисколько не скрывает, – вот, кстати, и еще одно сходство с Лавкрафтом). Ему даются и романы, и повести, и рассказы; малая проза – чуть лучше, вкусовые особенности подобного стиля свежее воспринимаются в концентрированном виде. И почти все его книги служат напоминанием о врожденном единстве фантастического жанра. Чего стоят границы между фэнтези и фантастикой, ужасами и магическим реализмом, если их можно нарушать с такой легкостью?

Удивительно, что при всей этой неформатности Дашков завоевал-таки относительную популярность и обзавелся узким, но верным кругом поклонников. В последнее время он публикуется нечасто, но прошлогодний роман «Плод воображения», изданный «Снежным Комом М», стал для многих приятным сюрпризом, хотя шума и не наделал.

Останавливаться на конкретных текстах не будем – иначе завязнем с концами. Перечислим несколько вещей, которые представляются наиболее важными: «Умри или исчезни!», «Собиратель костей», «Мокрая и ласковая», «Оазис Джудекка», «Черная метка», «Домашнее животное», «Мечты сбываются».