Мерзость - Дэн Симмонс

Поэтому мы решились на компромисс. Первым идет Же-Ка, за ним Бабу Рита — самый здоровый из шерпов в тот ужасный день, — затем я (в слабой надежде, что смогу подстраховать двух человек), после меня Анг и Лакра, держась друг за друга, а замыкающим у нас будет Норбу Чеди, с отмороженными щеками и всем прочим. Теоретически я могу подстраховать Анга и Лакру, если один из них или оба провалятся в трещину позади меня.

Не вызывает сомнений, по крайней мере у нас с Жан-Клодом, что, если Норбу Чеди придется страховать большую часть группы или всех, шансов у нас никаких.

Мы удаляемся от быстро исчезающих за пеленой снега остатков третьего лагеря — сначала вверх, а затем вниз, на ледник Восточный Ронгбук, и начинаем спуск по его неожиданно крутому склону. Я не понимаю, как среди этой непрекращающейся ни на минуту метели Жан-Клод находит дорогу и умудряется обходить сотни трещин, которые он отметил во время подъема при солнечном свете два дня назад. Большую часть наших бамбуковых вешек либо сдуло, либо замело, но Же-Ка время от времени вытаскивает из снега одну из них, показывая всем нам, что мы не сбились с пути.

Я не верю в сверхъестественное, однако всегда — после того дня — буду настаивать, что Жан-Клод Клэру обладал необычным, но более чем реальным шестым чувством, которое позволяло ему находить трещины, невидимые даже в солнечный день, когда помогают тени, не говоря уже об этой слепящей метели. Несколько раз он поднимает руку, останавливая нас, потом поворачивается, возвращается по своим быстро исчезающим следам и ведет всех назад, в обход трещин, которые время от времени становятся различимыми для остальных, но в основном невидимы для всех, кроме Жан-Клода.

После нескольких мучительно медленных часов в лагере, когда мы одеваемся, завязываем шнурки, надеваем «кошки», пакуем палатку и другие грузы (большую часть несет Же-Ка), мы еще несколько часов спускаемся по леднику, с остановками и возвращениями, пока не подходим к лестнице, перекинутой через расселину — во вторник от третьего лагеря ее отделяло меньше часа пути.

Жан-Клод поднимает белую от снега руку, и мы останавливаемся, а затем медленно подходим к нему.

15-футовая лестница, связанная из двух коротких, сдвинулась с места.

— Merde, — говорит Же-Ка.

— Точно.

Снегопад по-прежнему такой сильный, что с трудом удается разглядеть дальний конец соскользнувшей лестницы всего в 15 футах от нас, но через несколько минут, когда снег становится чуть реже, мы понимаем, что случилось.

На дальнем, южном краю расселины имеется уступ — словно колонна льда, поддерживавшая дальнюю стенку; теперь он опустился футов на шесть. Одна наша растяжка из «волшебной веревки Дикона» отсутствует, а другая — левая, если смотреть на юг, — провисла под весом снега и льда; скорее всего, ослабли держащие ее ледобуры и колышек с проушиной. Мы оставили две обвязки для тяжело нагруженных носильщиков, которые должны были проследовать за нами в среду — чтобы они пристегивали карабин своей обвязки к одной из веревок во время прохода по шаткой лестнице, — но обвязок теперь не видно. Они либо занесены снегом, либо упали в широкую трещину.

Мы отвязываемся от общей веревки, и Бабу Рита снова привязывает ее — теперь он ведущий в связке из четырех шерпов. Мы с Жан-Клодом образуем вторую связку, и он опускается на четвереньки, чтобы поближе подползти к лестнице и краю расселины.

Я беру у Анга Чири и Норбу Чеди длинные ледорубы, и мы с Же-Ка как можно глубже вгоняем их в снег и твердый лед и привязываем Жан-Клода куском «волшебной веревки» длиной футов 30, чтобы ледорубы послужили первичной страховочной системой, если он упадет. Я машу рукой Ангу и Норбу, чтобы те встали на ледорубы, придавив их своим весом. Потом беру длинный ледоруб Лакры Йишея и кладу на край расселины, глубоко вонзив изогнутый клюв в лед. Если Же-Ка упадет, то веревка от точки страховки и моя веревка должны опираться на гладкое дерево рукоятки ледоруба, а не врезаться в край расселины. Бабу Рита вонзает свой ледоруб позади нас и накидывает на него веревочную петлю — на случай, если снег провалится под Ангом, Норбу и Лакрой. Теперь он их страхует.

После этого я как можно глубже втыкаю стальной клюв своего ледоруба в снег — тут слишком много снежной крупы, чтобы он надежно закрепился, — и отхожу от края расселины, разматывая 30 футов веревки, которые я оставил между собой и Жан-Клодом.

Он начинает ползти по наклонной лестнице. Я напрягаюсь, приготовившись к внезапному рывку, если Же-Ка сорвется.

У Жан-Клода свободна только одна рука, которой он хватается за лестницу впереди себя; в другой руке у него короткий ледовый молоток, которым он на ходу сбивает лед с деревянных ступенек и веревок. Же-Ка не снял нагруженный рюкзак. Мы поняли друг друга без слов — если лестница выдержит, шерпы тоже должны преодолеть расселину с грузом за спиной. В этом ледяном мире с постоянно падающей температурой и непрекращающейся метелью потребуется слишком много времени, чтобы переправить груз вручную. Так что либо пан, либо пропал.

Примерно посередине, когда ноги и ягодицы Же-Ка находятся выше головы, поскольку он ползет вниз, лестница опускается еще дюймов на шесть в снежной нише на противоположной стороне, и я снова напрягаюсь, готовясь к сильному рывку.

Но ничего не происходит. Новый уступ из снега и льда на противоположной стороне расселины держится достаточно долго, и Жан-Клод успевает доползти до конца. Потом он — удивив меня — встает на краю лестницы и вбивает ледобуры в голубую ледяную стенку маленького желоба, к которому он полз. Берет два куска веревки Дикона, привязывает к ледобурам, а противоположные концы обматывает вокруг двух сторон лестницы, пока веревки не натягиваются.

Не очень надежно, но это лишь начало.

Теперь я почти не вижу Жан-Клода за густой снежной пеленой, но слышу, как он тяжело дышит, вытаскивая из рюкзака ледоруб и погружая его в снег и лед метрах в десяти позади расселины. Он привязывает длинные куски веревки к этому новому ледовому якорю и — просто невероятно — снова заползает на лестницу и привязывает концы веревок к ее средней части. Я бросаю ему еще два конца веревок, которые привязал к своим ледяным якорям, и он продвигается еще дальше, чтобы прикрепить их к краю лестницы. Затем, вместо того чтобы вылезти на нашей стороне расселины, еще раз медленно пересекает пропасть по лестнице, «кошками» вперед.

Встав на желоб, Жан-Клод ледовым молотком и рукавицами счищает снег, чтобы носильщикам было легче встать и пройти восемь футов вверх по неровному уступу к самому леднику. Затем он бросает свою страховочную веревку и последнюю бухту «волшебной веревки Дикона» через расселину и отходит назад, чтобы привязать их концы к своему ледяному якорю, и приготавливается страховать. Наблюдая, как мой друг проделывает все это на высоте более 20 000 футов, я сам начинаю тяжело дышать.

— Все в порядке, — говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно. — Первый — Лакра. Бабу, ты страхуешь двух остальных, пока я буду привязывать страховочные концы, свой и сахиба Клэру, к Лакре. И пожалуйста, объясните ему и остальным, чтобы они ползли к лестнице на четвереньках — вместе с грузом, прошу вас, — и двигались медленно. Скажи им, что опасности нет. Даже если лестница сорвется, что невозможно с новыми растяжками, мы с сахибом Клэру вас подстрахуем. Всё в порядке… Лакра первый…

Несколько секунд объятый ужасом шерпа не двигается, и я понимаю, что придется иметь дело с бунтом.

Но в конце концов после моей бурной жестикуляции и криков на непальском от Бабу Риты Лакра медленно ползет вперед, заползает на лестницу, пытаясь ставить колени на покрытые льдом ступеньки лестницы и по очереди перемещая руки в варежках. Это длится бесконечно, но наконец Лакра переползает на ту сторону, и Жан-Клод его отвязывает. Шерпа с отмороженными ногами хихикает и смеется, словно ребенок.

«Остались четверо», — устало думаю я. Но улыбаюсь и машу Ангу Чири, чтобы он опустился на колени и полз вперед, чтобы я привязал к нему обе веревки.

Еще через сто лет, когда все шерпы собрались на той стороне и образовали связку, чтобы идти дальше, я с трудом вытаскиваю изо льда три ледоруба и изо всех сил бросаю на ту сторону расселины. Же-Ка подбирает все три.

Меня страхует только Жан-Клод, но вторая веревка, которую он мне бросает, привязана к его ледорубу, который по-прежнему служит ледовым якорем. Я обвязываюсь свободным концом «волшебной веревки» и навязываю петлю Прусика для ног — на случай, если лестница уйдет у меня из-под ног. Для альпиниста гораздо лучше свалиться в расселину с узлом Прусика, который позволит самостоятельно подняться по веревке и выбраться наружу — навязывая маленькие петли, похожие на стремена, — чем ждать, когда один или несколько человек на другой стороне вытащат его с помощью грубой силы.