Вторая мировая война - Энтони Бивор

30 сентября, ранним осенним утром, когда над землей еще стелился туман, начался предварительный этап операции «Тайфун». Вторая танковая армия Гудериана атаковала в северо-восточном направлении г. Орел, лежащий более чем в 300 км к югу от Москвы. Вскоре небо прояснилось, что позволило люфтваффе эффективно поддерживать передовые танковые части. Внезапное наступление вызвало панику в близлежащих селах.

«Я думал, что видел отступление, – писал Василий Гроссман, – но такого я не то что не видел, но даже и не представлял себе. Исход! Библия! Машины движутся в восемь рядов, вой надрывный десятков, одновременно вырывающихся из грязи грузовиков. Полем гонят огромные стада овец и коров, дальше скрипят конные обозы, тысячи подвод, крытых цветным рядном, фанерой, жестью, в них беженцы с Украины, еще дальше идут толпы пешеходов с мешками, узлами, чемоданами. Это не поток, не река, это медленное движение текущего океана, ширина этого движения – сотни метров вправо и влево. Из-под навешенных на подводы балдахинов глядят белые и черные детские головы, библейские бороды еврейских старцев, платки крестьянок, шапки украинских дядьков, черноволосые девушки и женщины. А какое спокойствие в глазах, какая мудрая скорбь, какое ощущение рока, мировой катастрофы! Вечером из-за многоярусных синих, черных и серых туч появляется солнце. Лучи его широки, огромны, они простираются от неба до земли, как на картинах Доре, изображающих грозные библейские сцены прихода на землю суровых небесных сил. В этих широких, желтых лучах движение старцев, женщин с младенцами на руках, овечьих стад, воинов кажется настолько величественным и трагичным, что у меня минутами создается полная реальность нашего переноса во времена библейских катастроф».

3 октября слухи о быстром продвижении противника достигли Орла, но командиры в городе отказывались верить докладам и продолжали пьянствовать. Встревоженные этой роковой самонадеянностью, Гроссман и его сослуживцы отправились по дороге на Брянск, ожидая в любой момент увидеть немецкие танки. Но танки их уже опередили. Передовая группа войск Гудериана вошла в Орел в 18.00. Первые немецкие танки обгоняли проходящие по улицам трамваи.

Накануне, 2 октября, несколько севернее начался основной этап операции «Тайфун». После короткой бомбардировки и создания дымовой завесы, Третья и Четвертая танковые группы прорвались на обоих флангах Резервного фронта, которым командовал маршал Буденный. Буденный, еще один кавалерист-любимчик Сталина со времен Гражданской войны, усатый шут и пьяница, не мог даже отыскать свой штаб. Контратаку силами Западного фронта в составе трех дивизий и двух танковых бригад было поручено провести начальнику штаба фронта Конева, но немцы с легкостью отбили эту контратаку и отбросили их назад. Связь между войсками была нарушена, и в течение шести дней две немецкие танковые группы окружили пять армий Буденного, замкнув кольцо в районе Вязьмы. Немецкие танки преследовали бойцов Красной Армии, пытаясь раздавить их гусеницами. Для немецких танкистов это было вроде спорта.

Кремль почти не имел сведений о полной катастрофе, разразившейся к западу от столицы. Только 5 октября Ставка получила доклад от пилота истребителя, который видел двадцатикилометровую колонну немецкой бронетехники, движущуюся к Юхнову. Никто не мог в это поверить. Были проведены еще две воздушные разведки, и обе подтвердили эту информацию. Однако Берия грозил отдать командира летной части под трибунал за «паникерство». Тем не менее Сталин осознал всю опасность сложившегося положения. Он созвал заседание Государственного комитета обороны и отправил Жукову в Ленинград распоряжение возвращаться в Москву.

Жуков прибыл в Москву 7 октября. Он утверждал позже, что якобы, войдя в кабинет Сталина, услышал, как тот велел Берии использовать своих агентов, чтобы связаться с немцами на предмет возможного заключения мира. Сталин приказал Жукову немедленно ехать в штаб Западного фронта и доложить о действительном положении дел на фронте. Прибыв ночью, Жуков застал Конева и офицеров его штаба, склонившимися над картой при свечах. Жуков был вынужден доложить Сталину по телефону, что немцы окружили армии Буденного к западу от Вязьмы. Ранним утром 8 октября он выяснил в штабе Резервного фронта, что Буденного не видели уже два дня.

В окружении в районе Вязьмы и Брянска обстановка была неописуемой. Пикирующие «юнкерсы», бомбардировщики и истребители охотились на любую группу людей, достаточно большую, чтобы привлечь их внимание. Немецкие танки и артиллерия беспрерывно обстреливали находившиеся в окружении советские части. Горы убитых, тела которых уже начали разлагаться, были свалены в кучи, а голодные красноармейцы забивали лошадей на еду, в то время как раненые умирали, не получая никакой медицинской помощи. В общей сложности в окружении оказались почти три четверти миллиона солдат и офицеров Красной Армии. Тем, кто сдавался, немцы приказывали бросить оружие и идти пешком на запад без какой-либо пищи. «Русские – это животные, – писал немецкий майор. – Звероподобным видом своим они напоминают негров, которых мы брали в плен во время французской кампании. Какой сброд!»

Когда 3 октября Гроссман ускользнул из Орла, прямо перед вступлением в город немцев, он направился в штаб Еременко, расположенный в Брянском лесу. Всю ночь 5 октября Еременко ждал ответа на свою просьбу разрешить отступление. Но ответа от Сталина не было. Под утро 6 октября Гроссману и бывшим с ним корреспондентам сказали, что в настоящее время даже штаб фронта находится под угрозой. Им пришлось как можно скорее ехать в сторону Тулы, прежде чем немцы перережут дорогу. Еременко был ранен в ногу и чуть не попал в окружение. Его вывезли на самолете, он оказался удачливее генерал-майора Михаила Петрова, командующего 50-й армии, который умер от гангрены в хижине лесника, в дремучей чаще.

Гроссман был потрясен хаосом и страхом, царившими в тылу. В Белеве, по дороге на Тулу, он записал: «Множество диких слухов, нелепых и абсолютно панических. Вдруг бешеная пальба. Оказывается, кто-то включил уличное фонарное освещение – бойцы и командиры открыли огонь из винтовок и пистолетов по фонарям. Если б по немцам так стреляли».

Впрочем, не все советские части сражались так плохо. 6 октября 1-й гвардейский стрелковый корпус генерал-майора Д. Д. Лелюшенко при поддержке двух воздушно-десантных бригад и 4-й танковой бригады полковника М. И. Катукова контратаковал 4-ю танковую дивизию Гудериана под Мценском, устроив немцам хитроумную засаду. Катуков спрятал свои T-34 в лесу, пропустив передовой танковый полк немцев. Когда противник был остановлен пехотой Лелюшенко, T-34 выползли из-за деревьев и с тыла двинулись в атаку на противника. При умелом управлении T-34 значительно превосходил немецкие танки T–IV, и немецкая 4-я танковая дивизия понесла тяжелые потери. Гудериан был потрясен, обнаружив, что Красная Армия начала учиться на своих ошибках и на немецкой тактике.

В ту ночь шел снег, который быстро таял. Пора распутицы наступила как раз вовремя, чтобы замедлить продвижение немцев. «Такой грязи никто не видел, верно: дождь, снег, крупа, жидкое, бездонное болото, черное тесто, замешанное тысячами тысяч сапог, колес, гусениц. И опять все довольны: немец увязает в нашей адской осени, и в небе и на земле». Хоть и замедлившись, немецкое наступление на Москву продолжалось.

На Орловско-Тульской дороге Гроссман не смог удержаться, чтобы не посетить имение Толстого в Ясной Поляне. Там он застал внучку Толстого, которая готовила имущество дома и музея к эвакуации ввиду приближения немцев. Он тут же вспомнил отрывок «Войны и мира», в котором старый князь Болконский вынужден покинуть свой дом в Лысых Горах во время подхода наполеоновской армии. «Могила Толстого, – записывает Гроссман в своем блокноте. – Вдруг воздух нaполнился воем, гудением, свистом – нaд могилой шли нa бомбежку Тулы «юнкерсы» в сопровождении «мессеров». Сырaя, вязкaя земля, сырой, недобрый воздух, шуршaние под ногaми осенних листьев. Стрaнное, тяжелое чувство!». Следующим посетителем после их отъезда стал генерал Гудериан, который выбрал это место для того, чтобы обустроить в нем свой штаб для наступления на Москву.

Лишь несколько советских дивизий избежали окружения под Вязьмой на северном участке фронта. Меньший Брянский котел на поверку оказался большей катастрофой – более 700 тыс. солдат были там убиты или взяты в плен. Немцы ощущали близкую победу, их возбуждало быстрое продвижение вперед. Дорога на Москву была почти не защищена. Вскоре немецкая пресса стала трубить о полной победе над большевиками, и от этого стало не по себе даже честолюбивому генерал-фельдмаршалу фон Боку.

10 октября Сталин приказал Жукову взять на себя командование Западным фронтом Конева и остатками Резервного фронта. Жукову удалось убедить Сталина, что Конева (который позже стал его великим соперником) лучше бы сохранить, чем делать козлом отпущения. Сталин поручил Жукову удерживать линию фронта в Можайске, всего в сотне километров от Москвы, на Смоленском шоссе. Чувствуя масштабы бедствия, Кремль приказал строить новую линию обороны. На рытье окопов и противотанковых рвов были призваны четверть миллиона мирных жителей, в основном женщин. Многие из них погибли, когда немецкие истребители на бреющем полете расстреливали беззащитных людей, строивших укрепления.