Русские подвижники 19-ого века - Евгений Поселянин

— Бог с тобой, — сказала она, — отпущу тебя в монастырь; иди с Богом и молись там за меня.

Сын поклонился ей, в радости, в ноги, и этот день показался ему светлым праздником. Мать предложила Ивану выбрать в благословение от нее какую-нибудь из ее икон, которых у нее было много в золотых и серебряных окладах, но он просил дать ему медный литой крест, который и носил всю жизнь на толстой железной цепочке. Сделав себе из шинного железа вериги, пояс и наплечники, весом в полпуда, он возложил их на себя для усмирения плоти. Проведя около полутора года в хлопотах по расчетам и получению свидетельства от мещанского общества, причем он махнул рукой на тех, кто обманно не хотел ему платить, — Крюков со слезами простился с матерью, которую перевез на жительство к одной из сестер своих, и на 39-м году оставил родной город.

Побывав пешком в Киеве и получив там совет вступить в Глинскую пустынь Курской епархии, он направился туда и у ворот монастырских молился, чтоб Матерь Божия сподобила его потрудиться в Ее обители на спасение души. Глинская пустынь в то время процветала духовно под управлением игумена Филарета, утвердившего в ней строгий чин и устав молдованских монастырей Паисия Величковского.

Крюкову было дано послушание класть печи — занятие, которое он раньше хоть и видал, но сам им не занимался. В пустыне он быстро стал хорошим печником. В поведении он отличался простосердечием, простотою и искренностью; кроме хождения ко всем службам, он в келлии все свободное от послушаний время дня и ночи посвящал на молитву, кладя земные поклоны. Уже в это время его твердая детская вера проявилась следующим образом. В монастырь был приведен одержимый нечистым духом. Пять человек не могли ввести этого несчастного в церковь. Крюков взял его в свою тесную келлийку, заперся с ним и слезно стал молиться Богу об освобождении скованной души. Так молился он до полуночи; одержимый лежал без движения, тяжело дыша, как умирающий. Потом Иоанн положил правую руку на страшно трепетавшее сердце больного; он успокоился, заснул, а на другое утро встал исцеленный. На это событие Иоанн смотрел, как на совершенно обыкновенное.

Печное послушание, ответственность за небрежность молодых помощников послушников сильно тяготили Иоанна. Однажды вечером, идя из церкви в келлию, он думал о том, какой ему принять подвиг, и, взглянув на развесистое дерево, сказал себе, что, притворясь юродивым, можно взойти на дерево, и жить там, как птица. После долгой молитвы о том, чтобы Господь вразумил его, Иоанн заснул и видел, как к нему вошли два светлые юноши, наложили на него священническую ризу и сказали: "Оставь мысль о юродстве, это не твой путь".

Духовник монастырский, узнав об этом сне, посоветовал Иоанну учиться грамоте, и дал ему псалтырь славянской печати. Под руководством одного грамотного мальчика Иоанн научился грамоте и немного письму. После печного послушания, Иоанн был переведен в трапезу, затем назначен экономом и в 1840 г. пострижен в мантию с именем Иоанникия. Незадолго до того, произошел новый случай исцеления им бесноватого, из дворян.

В сороковых годах началось возобновление древней и знаменитой Святогорской обители, упраздненной в 1788 году; о. Иоанникий был назначен туда экономом. Много пришлось понести трудов и скорбей о. Иоанникию при наблюдении за постройками, за которые он был ответствен; было нелегко согласовать распоряжения настоятеля с желаниями Потемкиных, главных устроителей и жертвователей монастыря. Под наблюдением эконома была воздвигнута гостиница, два братские корпуса, хлебный амбар и ледник. Приходилось, по тесноте места, отсекать часть меловой горы, у подошвы которой стоит обитель, устраивать каменные своды и подпорки. Кроме того, эконом расчистил и расширил двумя вновь выкопанными приделами древний пещерный храм, засыпанный с прошлого столетия землею и поросший лесом. Замечательно открытие этого храма. Пред упразднением монастыря, один из послушников, именем Михаил, заметил отверстие в земле, служившее входом во храм, и рассказал о том монахам, но до упразднения обители ничего не успели сделать. Этот послушник, поселившийся в окрестностях Святых гор, при возобновлении обители, вновь вступил в нее, уже столетним старцем, и пострижен с именем Мафусаила; он рассказал настоятелю о засыпанном храме, над местом которого духовник монастырский видал по ночам свет. Храм был открыт под руководством эконома Иоанникия, который собственноручно вырубил из цельного дикого камня престол.

В 1849 г. о. Иоанникий рукоположен во иеромонаха, и назначен духовником для богомольцев. Незадолго до того он подвергся тому же искушению, как целомудренный Иосиф, и, спасая себя, выпрыгнул, с опасностью для жизни, из высокого окна. Душа о. Иоанникия просила тишины и полного безмолвия. Он начал думать о затворе.

Та меловая гора, на которой стоит Святогорский монастырь, вся изрыта пещерными ходами, которые во время запустения монастыря во многих местах завалились, так что проход по ним был труден. Иоанникий просил у настоятеля позволения их очистить и расширить. В верхней части скалы было несколько тесных келлий; в одной из них, работая над очищением пещер, о. Иоанникий отдыхал и полюбил ее. Он вспомнил в ней свое далекое детство, рассказы товарища о затворничестве о. Серафима, свои первые мечты и стремления, и ему захотелось хоть теперь осуществить их. С разрешения настоятеля, он обложил келлию досками, сделал деревянные дверь и простенок, и стал проситься в затвор. Настоятель, зная крайнюю простоту Иоанникия и великие духовные опасности, которые представляет этот подвиг, — боясь, не делается ли это из обольщения, стал испытывать его. Он велел ему, иеромонаху, своими руками очищать нечистые места, ставил его на поклоны пред всею братиею в трапезной, нарочно налагая незаслуженные взыскания, отобрал от него крепкую одежду и дал изношенную, в заплатах — но кротко переносил подвижник испытание. Видя правильное его духовное устроение, настоятель велел ему для опыта войти в простую келлию, затворив ставнями окна. Тут по ночам о. Иоанникий чувствовал ужас, мешавший ему молиться. Тайно от настоятеля он перешел в пещерную келлию, и провел в ней четыре дня, испытывая великую радость. Тогда настоятель, дав Иоанникию малый запас хлеба и воды, запер его на ключ и поехал в Харьков, испросить разрешение преосв. Филарета, который принял в деле особое участие и советовал настоятелю, не взирая на ропот братии, осуждавшей Иоанникия за чрезвычайные подвиги, — не препятствовать его стремлениям. Условием пребывания о. Иоанникия в затворе было поставлено преосвященным — подчиняться надзору настоятеля и духовника и, по требованно их, оставить затвор.

Малая келлия, иссеченная в скале, где затворился о. Иоанникий, была не выше человеческого роста; освещалась она узкою пробуравленною чрез скалу скважиною. Воздух был холодный, сырой, производящей в теле лихорадочный озноб.

В келлии находился лишь деревянный гроб, служившей постелью, налой с иконами, неугасимая лампада, деревянный обрубок, кувшин для воды, гарнец для пищи, нагольный тулуп, старая мантия и епитрахиль. У гроба в головах стояло распятие. Жестокое житие особенно трудно было с начала. Ложась для отдыха во гроб в тулупе, подвижник дрожал от пронизывающего насквозь холода. От сырости тлела и распадалась одежда. Молитвенное правило затворника состояло из 700 земных поклонов, 100 поясных, 5000 Иисусовых молитв, тысячи Богородичных, акафистов Христу, Божией Матери и Страстям Христовым, помянника по запискам, подаваемым от богомольцев. Ежемесячно о. Иоанникий приобщался св. Тайн и только тогда, закрытым ходом, проходил в церковь. Сперва, глядя на великую меру трудов затворника, братия думала, что он в прелести; его осуждали, глумились над ним. Но время шло. Крепко и молчаливо продолжал подвижник начатые труды, удивление стало заменять насмешки. Чрез полтора года по начатии затвора, на день Усекновения главы, о. Иоанникий пострижен преосв. Филаретом в схиму с именем Иоанна.

Подвижнику было разрешено приобщаться ежемесячно, а в посты еженедельно. Архимандрит и некоторые из старшей братии обратились к о. Иоанну как к духовнику; преосв. Филарет, всегда посещая его при своих приездах, — оказывал к нему великое уважение.

По пятилетнем пребывании в пещере, у о. Иоанна в ногах появились судороги от сырого холода, и тогда настоятель устроил ему в пещере печь.

Всякий вторник ходил он в церковь, приобщаться, и после литургии благословлял теснившийся к нему народ. Семь дней в году, со страстной среды до четверга Пасхи, он проводил в келлии, у келейников. Господь сохранил о. Иоанна от искушений демонских. Только раз ночью вошли к нему в пещеру два необычайные великана и, со злобою смотря на него, сказали: "Съедим этого старика, чтоб он не молился так постоянно". Затворник, закрыв глаза, стал читать молитву Иисусову, и привидение с диким хохотом исчезло. Много терпел подвижник от нареканий братии, осуждавшей его за выходы из затвора, за его крайнюю простоту, за то, что он имел у себя самовар, и изредка подкреплялся чаем. Приставленные к затворнику келейники, тяготясь им, делали ему неприятности, и в глаза поносили его. Не в состоянии сам назидать книжным языком, старец с любовью выслушивал от собеседников, много младших возрастом, святоотеческие изречения. Пока о. Иоанн мог сам читать, он сам вычитывал свое ежедневное правило; когда же от мрака и от свеч его зрение совершенно испортилось, к нему был приставлен инок, прочитывавший для него церковные последования; оставаясь же наедине, старец творил земные поклоны и предавался молитве Иисусовой. "Иисус — моя утеха, — говорил затворник. — С Ним мне, слепому, не скучно, Он и утешит, Он и усладит душу, так что с Ним скучно мне никогда не бывает". Равнодушие старца к окружавшей его обстановке доходило до того, что некоторые иноки сами от себя должны были менять полусгнившую соломенную подстилку в гробе и распоряжаться у него, чтоб хоть несколько смягчать тот бесконечно суровый обиход, в котором жил старец.