Приключения моряка Паганеля. Завещание Верманда Варда - Владимир Гораль

На третий день ближе к полудню к нашему борту подошёл буксир и отвёл нас к причалу. Здесь нас уже ждали. Снова по трапу поднялись трое уже знакомых функционеров – то ли мидовских, то ли посольских. Как оказалось они привезли с собой для всего нашего экипажа оперативно оформленные паспорта моряков с открытой загранвизой(естественно для тех, у кого таковых не имелось). Собрали моряков в салоне и быстренько провели общесудовое собрание. Выяснилось, что норвежцы предложили за свой счёт произвести ремонт нашего траулера и экипаж на месяц остаётся в Тромсё, но в сокращённом варианте, в количестве одиннадцати человек. Выбор остающихся на ремонте моряков будет за капитаном. Остальные отправятся домой на отходящем назавтра из Тромсё в Мурманск Транспортном рефрижираторе.

Владлен решил оставить при себе, кроме машинной команды и наш, как он выразился: «отряд медвежьекрылых спецназовцев». В число избранных счастливчиков попали: боцман со своим израненным в боях оруженосцем, Гена Эпельбаум, а так-же Семён с Борькой и Романом. Утром следующего дня Устиныч снял с моей буйной головушки повязку-шапочку из бинтов, чтобы – «Не пугать честной народ варяжский!» – оставив лишь элегантную белую повязку – бандану из марли. В таком виде я стал смахивать на хипующего(см. движение Хиппи – дети цветов), по тогдашней моде, местного подростка. Неугомонный Геша(Гена Эпельбаум) даже предложил написать на ней суриком пару, тройку иероглифов – «Что-нибудь из Конфуция». – или же нарисовать перечёркнутый силуэт авиабомбы с буквой А(типа атомная). Пусть, мол, все видят – вот идёт юный пацифист, борец за мир.

Рисовать у себя на лбу я естественно не позволил и мы втроём – Бронислав Устиныч, рыжий Генка и я с белоснежной повязкой на голове отправились с визитом в город Тромсе. Во внутреннем кармане моей куртки-ветровки лежал заветный конверт с адресом Ленни. Мои спутники, проявив мужскую солидарность отправились вместе со мной на поиски улицы Драмсвеген. Три языкознатца во главе с почётным полиглотом боцманом Устинычем без особого труда, расспросив прохожих, вызнали таки, что означенная улица не так близко, как хотелось бы и придётся брать такси. Полный, бородатый водитель с четверть часа покружив по улицам с выглядевших старинными, но очень ухоженными и опрятными домами доставил нас к заветному дому номер девять.

Перед нашей честно говоря босяцкой, простецкой компанией предстал солидный трёхэтажный особняк из красного кирпича, с большими очень чистыми окнами, плотно завешенными непрозрачными гардинами. Каменное крыльцо с деревянными, отполированными перилами и высокими ступенями, покрытыми девственно чистой ковровой дорожкой цвета морской волны, вели к столь же солидной двустворчатой двери морёного дуба. На каждом дверном створе красовалось по массивной бронзовой ручке в виде медвежьей морды с кольцом продетым в плоский до блеска натёртый пористый нос. Я было понадеялся, что мы ошиблись адресом, но нет, на двери красовалась крупная и тоже бронзовая табличка – «Hjem Bjornson»((Bjorn) – медведь-норвеж.)

– «Дом Медведевых» – почему-то с печалью в голосе констатировал Бронислав Устинович. – «Как жаль, что я сегодня без смокинга, а моё любимое ландо цвета беж осталось в гараже!» – безутешным, рыдающим тоном вторил ему рыжий Геша. Генрих Оскорович Эпельбаум был одет с вызывающей элегантностью. На нём был дефицитный, артериально-красный(в тон прическе) спортивный костюм с пятью разноцветными кольцами и надписью СССР на груди, а также улыбчивым олимпийским медвежонком на спине. Я так растерялся и расстроился от высокомерной дворянской роскоши этого здания, что в голове вдруг сам сочинился и стал неотвязно прокручиваться, словно заевшая грампластинка, идиотский стишок:«Медведи, медведи! Вокруг одни медведи! Мишки вдруг пустились в пляс. Это танец Мезальянс! Медведи, медведи, весёлые медведи!»

В этот момент с другой стороны дома открылась с лёгким скрипом и стукнула ещё одна, незамеченная нами дверь. Сердце моё сжалось от звуков до боли знакомого весёлого девичьего голоса:«Frit,du gal! Hei,du! Ie onske ikke!»(Фрит, ты сумасшедший! Эй, ты! Я не хочу! (норвеж.))

Мы увидели со спины высокого светловолосого парня, несущего на руках шутливо отбивающуюся от него девушку. Без сомнения эта была она, моя принцесса – Её высочество Ленни Бьёрнсон! Я узнал парня. Ну конечно, кто же ещё?! Нордический красавчик Фритьоф, старший матрос с корвета Сенье! Высокий блондин залихватски свистнул проезжающему такси, молодая пара, смеясь и болтая уселась в него и укатила прочь.

Я остался стоять онемевший и потрясённый, словно библейский праведник Лот у которого любимая, но чересчур любознательная супруга скоропостижно превратилась в соляной столб. Возле меня находилась скорбно-сочувственная группа и если следовать библейской аналогии, то это должны были быть мои дочери. Седоусый боцман Устиныч – старшенькая, а рыжий пройдоха Геша соответственно младшая моя дщерь. Я вспомнил продолжение этой ветхозаветной истории и спохватившись, что такие аналогии могут завести слишком далеко, предпочёл вернуться на грешную землю. Генка с гуманным намерением привести меня в чувство, с размаху, звонко шлёпнул меня по спине:«Пошли в кабак, зальём желание» – процитировал он из Высоцкого.

– «Ну вот что, молодёжь» – посмотрел на часы Бронислав Устиныч – «Вы сами развлекайтесь, а у меня ещё дела в городе. Сейчас десять утра, так-что встречаемся через десять часов в восемнадцать ноль ноль у входа в порт. Если опоздаете, то в город больше ни ногой. Сам лично паспорта отберу. Кстати, как там у Владимира Семёновича, а матрос Эпельбаум? Ну я напомню:„Будут с водкою дебаты – отвечай: Нет, ребята-демократы, только ЧАЙ!“»

«Залить желание» оказалось несколько проблематичным, поскольку покупке крепкого спиртного препятствовал норвежский сухой закон. Где-то в городе были магазины торговавшие в определённое время и втридорога всякими виски и джинами вкупе с родимой, но бродит по Тромсё, словно страждущие алканавты, в поисках горячительного было бы ещё тоскливее и мы с рыжим попросту направились в ближайший пивной паб. Пиво оказалось отменным, куда там нашему Жигулёвскому. Я по неопытности даже изрядно захмелел после литровой кружки, благо пивной хмель выветривается быстро. Звякнула колокольчиком входная дверь и в паб стремительно, словно синий вихрь влетела пухленькая симпатичная девушка лет двадцати пяти, одетая в просторный джинсовый комбинезон

Её лицо показалось мне как-будто знакомым. Процессу узнавания мешала яркая косметика на круглом лице. Девица посмотрела на меня и вдруг приветственно взмахнула рукой и рассмеялась знакомым хрипловатым смехом. – «Как дела, найс бэби?» – обратилась она ко мне по английски – «Не узнаешь? Это же я Марта, кок с корвета „Сенье“! Я в отпуске и свободна как ветер! Кстати» – приподняла она тонкие полоски бровей – «Найс бэби всё ещё не проголодался? У мамочки полно классного парного молочка!» – колыхнула бесстыдница пышной грудью под джинсовым комбинезоном.