История русской армии - Антон Антонович Керсновский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Остатки того, что еще так недавно именовалось Великой Армией, бежали на Вильну, устилая дорогу трупами умиравших от болезней, холода и истощения. 23 ноября Наполеон покинул эти жалкие толпы, сдав начальство над ними Мюрату. 29 ноября русские овладели Вильной, 2 декабря Ковной.
Ни одного вооруженного врага не оставалось на русской земле…
Из 380 тыс. французов, вторгнувшихся в Россию к северу от Припяти, пять месяцев спустя перешло обратно границу около 20 тыс.{197} (из коих не свыше 1000 при оружии). Из 1400 орудий вывезено 9… История не знает более жестокой катастрофы.
* * *
«Войну 1812 года мы вели за чуждые нам интересы», – пишет автор «России и Европы» Н. Я. Данилевский, – «Война эта была величайшею дипломатическою ошибкой, превращенной русским народом в великое народное торжество». Совершив капитальную ошибку своего царствования – разрыв с Наполеоном – Император Александр в дальнейшем действовал безупречно. Он отстоял честь и достоинство России – и в тот великий Двенадцатый год оказался воистину Благословенным.
Это свое имя Благословенного Александр I мог бы сохранить и в сердцах грядущих поколений, если бы возвысился душой до награждения своего верного народа за совершенный им необыкновенный подвиг. Он этого не сделал и имя Благословенного за ним не удержалось… Реформа 1861 года опоздала на полстолетия – промежуток между ней и нашествием 1914 года, нашествием, породившим катастрофу 1917-го, оказался слишком невеликим для воспитания сыновей рабов. И если бы тот рождественский манифест, провозгласив освобождение России от «двадесяти язык», возвестил освобождение от рабства двадцати пяти миллионов верных сынов России, то Вифлеемская звезда засияла бы над ликующей страной. В том великом нравственном подъеме наша Родина обрела бы неисчерпаемые силы для преодоления всех грядущих невзгод и лжеучений… Но Бог судил иначе.
Война эта была войной народной. Вооруженные народы Европы столкнулись здесь с вооруженным русским народом. Главный интерес этого столкновения в том, что здесь на русской стороне оказались все выгоды, на французской же все невыгоды системы «полчищ».
С русской стороны мы видим в Отечественную войну сочетание двух элементов: сравнительно небольшой постоянной армии – армии профессионалов и вооруженного народа (партизаны и ополчение), опирающегося на эту армию. Иными словами, в 1812 году русские стихийно осуществили то, до чего немецкий ум (в лице генерала фон Зекта) додумался лишь сто с лишним лет спустя. И в этом отношении – как вообще во всех решительно отраслях военного дела – мы, Русские, идем далеко впереди… Если бы мы смогли сознать всю мощь нашего военного гения!
Профессиональная армия и вооружившийся народ блестяще поделили между собой работу, как бы дополняя друг друга. Однако главное значение имела, конечно, армия. Предположим, что в Бородинском сражении Наполеону удалось уничтожить русскую армию. Государь остался бы и тогда непреклонен, Москва была бы сожжена, народное восстание вспыхнуло бы и в этом случае. Но никого не было бы в Тарутинском лагере и некому было бы заступить завоевателю дороги при Малоярославце… Наполеон смог бы расположить свою армию на зимние квартиры где-нибудь в Калужской либо Орловской губернии (терпя, разумеется, большой ущерб от партизан) – и весной 1813 года возобновить военные действия, опираясь на неисчерпаемые ресурсы подвластной ему Европы.
Армия Наполеона являет собою другой вид «вооруженного народа», разнообразную массу людей, в общем служащих непродолжительное время. Это прототип «массовых армий» Великой войны. В боевом отношении противники равноценны, но в воинском отношении на стороне русской армии профессионалов громадное преимущество. Находись эта армия в положении «двадесяти язык», она никогда не допустила бы того упадка дисциплины, что привело тех к гибели.
Русская стратегия, как только ей удалось освободиться от тлетворного влияния пфулевщины – Образцова как в добородинский период при Барклае, так и в послебородинский при Кутузове. Единственное темное пятно, единственная ошибка нашей стратегии – это Бородино. Но Кутузов так же не ответственен за Бородино, как не ответственен и за Аустерлиц. Этого сражения он не желал, понимая его бесцельность и риск – оно было ему навязано, 60 тыс. жизней было принесено в жертву Молоху общественного мнения.
Бородинское сражение оказалось преждевременным. С ним поторопились на два месяца. Его следовало дать не в конце августа, а в конце октября, когда французская армия была в достаточной степени подточена изнутри. Имей Кутузов тогда в строю те десятки тысяч, что погибли бесцельно в бородинском бою, будь жив Багратион – генеральное сражение было бы дано где-нибудь под Вязьмой – и тогда не ушел бы ни один француз, а Наполеон отдал бы свою шпагу Платову…
Кутузова обвиняют в слишком осторожном образе действий, в том, что он «выпустил» Наполеона. Эти упреки неосновательны. Наполеона выпустил не Кутузов, а Чичагов (место которому было на мостике флагманского корабля, а не во главе отдельной армии). Кутузов действовал в духе плана войны – он загонял зверя в расставленные тому сети. Сети эти оказались расставленными неискусно, командовавший армией моряк заснул на вахте… К событиям на Березине Кутузов совершенно не причастен. Он мог бы дать генеральное сражение с громадными шансами на успех при Малоярославце. Он мог бы добить разгромленную под Красным армию Наполеона так же, как мог бы взять за год до того штурмом слободзейский ретран-шамент великого визиря… К чему было проливать русскую кровь, драгоценную русскую кровь, уже и так зря растраченную в бородинском побоище, когда жребий врага так ясно был начертан на снегу пустынной смоленской дороги?
Если стратегия Наполеона – стратегия Аннибала, то Кутузов – Фабий. Как никто умеет он заставить работать на себя и время, и обстоятельства и даже самого врага. И он помнит своего учителя: «Последнюю кампанию, – говаривал Суворов, – неприятель потерял счетных семьдесят пять тысяч, чуть не сто, а мы и одной тысячи не потеряли. Вот это называется вести войну, братцы! Господа офицеры, какой восторг!»…
И Петр узнал бы в старом екатерининском орле птенца своего гнезда и поздравил бы его с знатною викторией, малой кровью одержанной. Кутузов был последним гуманистом великого века – и после него надолго «стратегия минотавра» сделалась основным типом русского полководчества.
