Одержимый - Питер Джеймс

Отсюда он отлично видел всю стоянку. Он записал номер «мондео» и стал ждать.

Примерно через десять минут на подъездной дорожке появился катафалк в сопровождении лимузина «даймлер». Обе машины остановились перед входом в крематорий.

Из лимузина вышел пожилой мужчина, два мальчика-подростка и пара – мужчина и женщина, оба лет сорока. Затем эффектная женщина – Гленн предположил, что это дочь Коры Барстридж.

Пока служители вынимали гроб из катафалка, они зашли внутрь. Снова появились люди в серых костюмах, освободили катафалк от цветов и венков и отнесли их в сад поминовения.

Мужчина в «мондео» не вышел. Гленн занял время прогулкой. Служба была краткой – минут через десять родственники Коры Барстридж уже покинули крематорий.

Мельком взглянув на цветы, они сели в лимузин. Дочь Коры плакала.

Лимузин тронулся. Как только он выехал за ворота, «мондео» задом выехал со стоянки и двинулся за ним.

Гленн вернулся в машину, проговорил в рацию свои позывные и запросил национальную базу данных на транспортные средства. Вышедшей на связь девушке-оператору он продиктовал номер своего удостоверения, а затем регистрационный номер «мондео». Через несколько секунд оператор была вновь на связи.

– Вам нужна информация на синий «форд-мондео»?

– Да, – ответил Гленн.

– Зарегистрирован на жителя Челтнема доктора Теренса Джоэля. Челтнем, Ройял-Корт-Уолк… э… девяносто семь. Об угоне пометок также нет. Специальных пометок нет.

Гленн записал информацию и поблагодарил оператора. Затем в задумчивости стал барабанить пальцами по рулевому колесу. Доктор Теренс Джоэль, что тебе до Коры Барстридж? Каких наук ты доктор? Почему ты, проделав долгий путь из Челтнема, даже не вышел из машины? Почему ты не был в церкви?

Что-то есть в тебе подозрительное, доктор Джоэль.

По правде говоря, ты меня здорово беспокоишь.

Гленн поднес ко рту микрофон и попросил оператора соединить его с архивом челтнемского полицейского участка.

Ему ответил утомленный голос. Гленн попросил дать какую-нибудь информацию – любую информацию! – на доктора Теренса Джоэля, проживающего по адресу Ройял-Корт-Уолк, 97.

– Насколько это срочно? У нас работы по горло, – спросил полицейский.

– Это срочно, – ответил Гленн.

– Через час нормально?

– Отлично.

Гленн вернул микрофон на место и зевнул. Сегодня он уснул в третьем часу ночи. И вообще у него сегодня выходной.

Он закрыл глаза и задремал, но обещал себе проснуться через пять минут.

95

Двенадцать пятьдесят пять. Майкл сидел в крохотной, душной, лишенной окон будке для просмотра микрофильмов в отделе проектирования районов Кенсингтон и Челси. Он только что закончил разговаривать по мобильному телефону.

В голове не укладывалось то, что он только что услышал от полицейского из Хампстеда: детектив Ройбак умер сегодня утром за рулем своей машины, предположительно от сердечного приступа.

Майкл смотрел на отверстия в перфорированной плите напротив – такими плитами были обшиты стены будки. До сих пор вся его надежда была только на Ройбака, которому было не все равно и который делал все возможное, чтобы помочь.

Телефон пылал, как и вся правая сторона головы Майкла – ее будто приложили к раскаленной сковородке. Ему пришлось вытащить Ричарда Франклина с еще одного совещания, чтобы тот потянул за нужные ниточки – иначе Майклу, пришлось бы ждать три рабочих дня (так ему сказал клерк в отделе проектирования), пока в архивах найдут нужные материалы.

Майкл ждал уже полчаса. Он снова взял телефон и позвонил Лаббингсу в Челтнем, чтобы узнать, не связывался ли с ним доктор Джоэль. Лаббингс подобострастно заверил, что не связывался. Затем Майкл позвонил Тельме и отменил все назначенные на вторую половину дня консультации. И еще после этого Лулу. По дороге в Лондон он рассказал ей все, что выяснил у Лаббингса про доктора Джоэля. И сейчас позвонил, просто чтобы не терять рабочего темпа. Она встретила новость о Ройбаке встревоженно.

– Не считаете, что это очень подозрительно, Майкл? – был ее первый вопрос.

– Не знаю. Ему еще далеко было до сорока, но он страдал от избыточного веса и работал круглые сутки. Такая жара, как сейчас, губительна для людей со слабым сердцем. У меня недостаточно информации. Вчера он вернулся домой поздно, уехал ранним утром и предположительно умер от сердечного приступа прямо за рулем.

– Очень странно, разве не так?

Вопрос Лулу вызвал у Майкла раздражение – она будто обвиняла его в бездеятельности.

– Говорю же, я не владею полной информацией и больше не знаю, что странно и что не странно. С некоторых пор все вокруг чертовски странно.

– Простите, – сказала девушка. – Нам всем нелегко. Я могу чем-нибудь помочь?

На стол упала тень. Майкл обернулся и увидел клерка с микрофильмом.

– Я вам перезвоню, – сказал он, на что Лулу ответила:

– Майкл, вы делаете все возможное. Я благодарна вам за это. Мы все благодарны.

– Хотел бы я быть уверенным, что делаю все возможное, – вздохнул он. – А не бессмысленно ношусь кругами, как дурная курица.

Он поблагодарил клерка, зарядил в проектор микрофильм, содержащий все заявки на строительные работы на Холланд-Парк-авеню, поданные после вступления в силу Закона о планировании 1953 года, и начал его просматривать.

Он нашел дом Глории Ламарк. Заявку, поданную в 1957 году, о постройке гаража на две машины. Разрешено. Заявку 1961 года о пристройке к дому еще одной комнаты для слуг и расширении для этой цели крыши. Отклонено. Была подана апелляция. Микрофильм содержал все связанные с предметом спора письма от адвоката Глории Ламарк. Апелляция отклонена на том основании, что перестроенный дом не будет вписываться в общий облик улицы.

И тут Майкл наткнулся на заявку, датированную 7 октября 1966 года.

«Заявка на расширение подвала для обустройства хранилища ценных вин».

Разрешение было дано, но со строгим условием привлечения к строительству специалистов по структурному проектированию для сохранения прочности фундамента и разработки подробных рекомендаций по дренажу.

Майкл внимательно изучил чертежи и понял, почему отдел проектирования связал строителей такими строгими оговорками. На чертежах существующий подвал занимал меньшую площадь, чем первый этаж здания, но вместо того, чтобы расширить его до равной площади под ним, предполагалось вырыть новый подвал, на тридцать футов ниже уровня первого этажа. В новом подвале потолки должны были иметь высоту десять футов, в то время как в существующем они достигали всего семи футов. Расстояние между полом первого этажа и подвала составляло девять футов. Новый чертеж показывал, что расстояние между полом старого подвала и нового будет составлять двадцать один фут.

Майкл был озадачен. Если новый подвал будет иметь потолок высотой десять футов, то куда денутся остальные одиннадцать? Он впился глазами в чертеж и заметил, что пространство между полом существующего подвала и потолком нового заштриховано по-особому. Он отыскал таблицу расшифровки штриховок. Бетон. У нового подвала должен был быть бетонный потолок в девять футов толщиной.

Затем он обратил внимание на стены: шесть футов толщиной.

Этот подвал строили отнюдь не для хранения вин. Вино нужно хранить при постоянной температуре, что, однако, не требует шести футов бетона вокруг и девяти вверху.

Это противорадиационное убежище.

Майкла трясло от усталости и возбуждения.

Неужели ты там, Аманда? Неужели ты там, под девятью футами бетона?

Но зачем? Это ведь бессмысленно. Зачем доктору Теренсу Джоэлю держать тебя в подвале дома Глории Ламарк? Он закрыл глаза, стараясь мыслить ясно. Разве что… Это безумная идея, но доктор Джоэль мог быть близким другом или родственником Глории Ламарк.

Или сыном.

Майкл постарался вспомнить хоть что-нибудь, что Глория говорила ему о своем сыне, что могло бы дать какие-либо подсказки, но в их беседах это была запрещенная тема, и, несмотря на то, что Майкл в течение тех долгих лет, пока она была его пациенткой, без устали вытягивал из нее сведения о сыне, он почти ничего не узнал. Майклу пришлось как следует напрячь память даже для того, чтобы просто вспомнить, как его зовут. «Томас, – наконец пронеслось в мозгу. – Да, Томас». Как-то он предположил, что мальчик может иметь гомосексуальные наклонности, но, когда он попытался обсудить это с Глорией, она пришла в ярость. Все, что угрожало идеальному выдуманному миру Глории Ламарк, вызывало в ней ярость.

Доктор Джоэль сказал, что он вдовец, однако ничему, что он говорил, больше нельзя верить. Может быть, у него близкие отношения с Томасом Ламарком?

По чертежу убежище было разделено на три части. Вход, куда вела лестница сверху, – это была маленькая комнатка-тамбур. Далее через дверь вторая комната, имевшая размер средней спальни. Следующая дверь вела в третью комнату, самую большую. Все три комнаты были оборудованы шахтной вентиляционной системой.