Одержимый - Питер Джеймс

«Может, сын Глории уехал, и в доме никого нет, – подумал он. – Прятаться лучше всего там, где ты будешь у всех на виду».

Сумасшествие. С чего он взял, что это место у всех на виду?

Майкл подошел к большой стеклянной двери, которая вела из кухни на маленькую террасу. Слева от террасы возвышалась до самого верхнего третьего этажа металлическая пожарная лестница. Не меньше дюжины окон, все закрыты. Мимо, порхая, пролетела пестрая бабочка. Майкл огляделся, пытаясь оценить, видно ли его из окон соседних домов. Едва ли – от взглядов его скрывала густая листва деревьев.

И в конце концов, ему ли беспокоиться о том, что приедет полиция? Он ведь как раз этого и хотел!

Он взошел по ступенькам на террасу и сквозь стеклянную дверь всмотрелся в старомодную кухню, в которой, против его ожиданий, было довольно грязно. На столе стояла пустая коробка из-под пиццы. Несколько больших мух вились над кучей грязных тарелок в металлической мойке.

Значит, в доме кто-то есть. Сын Глории? В таком случае где он сейчас? Отправился за покупками или надолго уехал? Оставил беспорядок, чтобы прислуга убрала? Кстати, а где она, эта прислуга? Глория не единожды упоминала, что у нее целый штат прислуги. «Может, пляшут на ее могиле», – чуть ли не со злорадством подумал Майкл.

Дрожащими руками он попробовал открыть дверь. Заперто.

Черт, за это и посадить могут. Проникновение со взломом. Газетчиков ждет сытный день.

Он одно за другим проверил окна первого этажа. Все заперты. Он решил подняться по пожарной лестнице. Борясь с сопровождавшей его всю жизнь боязнью высоты, он заставил себя дойти до узкой верхней площадки и, вцепившись в поручень, прижался лицом к оконному стеклу. За стеклом было помещение, похожее на гардеробную.

Он попробовал поднять нижнюю половину окна. К его удивлению, она легко ушла вверх. Безумие. Майкл Теннент, отойди от окна, спустись вниз, садись в свою машину и езжай работать. У тебя и на ноготь улик нет, чтобы оправдать проникновение в чужие владения.

Трясясь как в лихорадке, Майкл отступил от окна и огляделся. С площадки открывался отличный вид на соседний сад. Он был пуст. Пруд накрыт. Казалось, в настоящий момент там никто не жил. Дом слева почти полностью скрывал от глаз огромный куст ракитника. Хвойные же деревья в дальнем конце сада, посаженные, скорее всего, для того, чтобы убрать из поля зрения гараж, не позволяли увидеть улицу – а значит, оттуда нельзя было увидеть и его.

Майкл перелез через подоконник и, спрыгнув на толстый, занимающий весь пол ковер, задержал дыхание и прислушался. Тишина. Запах кожи и нафталина.

Бесконечные ровные ряды женской обуви, шляпные коробки, сложенные одна на другую. Платья в пластиковых мешках – как их выдают из химчисток, – выпирающие из открытой скользящей двери встроенного шкафа. Майкл осторожно прошел к двери по единственному узкому коридорчику между расставленной на полу обувью, взялся за ручку, прислушался. Когда он открывал дверь, по полу шаркнула резиновая полоса, подбитая снизу для защиты от сквозняка, но петли, слава богу, сработали беззвучно.

Он выглянул на лестничную площадку, стараясь смотреть сразу во все стороны и слушая тишину, которой был окутан дом. Откуда-то снизу доносилось тиканье больших часов. И только. Когда Майкл бесшумно выскользнул на площадку, пол которой был покрыт таким же серым ковром, как и в гардеробной, нервная дрожь сотрясла все его тело. Со всех стен, с фотографий на него глядела Глория Ламарк. Еще он увидел несколько закрытых дверей, бронзовый бюст Глории на пьедестале и широкую, с красивой резьбой, лестницу, уходившую вниз.

По самому краю лестницы, проверяя каждую ступеньку на скрип, Майкл добрался до следующей площадки, постоял там немного, прислушиваясь, настороженно оглядывая закрытые двери и прикидывая, что ему делать, если одна из них вдруг откроется. «Убегу, – решил он, – или вниз, к парадной двери, или вверх, к пожарной лестнице». Одна дверь была приоткрыта на долю дюйма, но света в комнате не было. Наверное, это была одна из комнат с опущенными занавесками.

В углу площадки на постаменте стояла большая веджвудская ваза с давно увядшими цветами. А на полу, в нескольких сантиметрах от ноги, Майкл увидел полупустую кофейную чашку. Поверхность кофе покрывал толстый слой зеленой плесени.

Здесь никого нет. Дом пуст со дня смерти Глории. Но где же тогда ее сын? Уехал? Не смог жить здесь один?

Уже не боясь шума, Майкл спустился в холл. Здесь также каждый дюйм стен был занят изображениями Глории Ламарк. Среди них большая картина маслом, на которой она выходила из лимузина, афиши в рамках, рекламные кадры из фильмов, гравюры. Дом-мавзолей, подумал Майкл.

Ему вдруг представилось, что актриса смотрит на него со всех этих фотографий и злится за то, что он сказал ей во время их последней беседы. Она была настоящей экранной дивой – в этом ей не откажешь. Но ей, одной из красивейших актрис в истории кинематографа, недоставало ума, чтобы стать подлинно великой. Люди часто забывают о том, что самые успешные актеры и актрисы обладают не только завораживающей внешностью, но являются также притягательными личностями с мощным интеллектом.

Судя по чертежам, лестница в подвал находилась в кухне, куда вел коридор. Майкл пошел вперед.

Томас Ламарк стоял в полумраке возле приоткрытой двери своей комнаты и прислушивался к шагам психиатра.

Долго же ты сюда добирался, доктор Теннент. Ведь доктор Джоэль оставил тебе достаточно зацепок, разве нет? Но это только подтверждает то, что и так понятно. Ты почитаешь себя за умника, но все, что ты можешь, – это заставлять страдать других людей. Скоро ты обнаружишь, что никакой ты не умник. Давай действуй!

Он не вышел из комнаты. Ему некуда было спешить, тем более рискуя быть замеченным. У него еще целый час до выхода из дому. Он должен выйти ровно через час, чтобы не опоздать на лекцию в Кингз-Колледже.

Едва зайдя в кухню, Майкл увидел ведущую в подвал дверь, запертую на два засова. Но первым делом он подошел к столу, отогнал мух и посмотрел на крышку коробки из-под пиццы. «Пицца Сан-Марко» с копченой ветчиной и сыром моцарелла. Срок годности еще не истек.

Он открыл дверцу холодильника. Две полные бутылки молока и одна наполовину пустая. Он понюхал молоко в открытой бутылке. Свежее.

Кто-то или жил здесь, или периодически наведывался – в последний раз люди здесь были два-три дня назад. И они могут вернуться в любой момент.

Майкл открыл дверь подвала, нашарил выключатель, включил свет и закрыл за собой дверь. Спустившись по короткой кирпичной лестнице и пройдя мимо полок, заставленных пустыми стеклянными банками, он оказался перед еще одной дверью, в замке которой торчал большой старомодный ключ. Он повернул ключ и толкнул дверь. В нос ему ударил запах синтетического коврового покрытия.

Он нащупал выключатель. Замерцало, затем загорелось множество длинных ламп дневного света. Он находился в хорошо оборудованном современном спортивном зале, в котором напротив большого видеоэкрана располагались беговая дорожка, тренажер для гребли, различные гантели и гири, мат, гимнастические брусья и в дальнем углу сауна. Одна из верхних ламп нестерпимо громко жужжала.

По чертежам вход в убежище должен был находиться прямо напротив. Но напротив Майкл видел только кабину сауны. Он озадаченно обвел спортзал глазами. Пол в нем был застелен сплошным матом, и если даже под ним был люк, то он не использовался. Мата не было лишь в одном углу, занятом стеллажом с несколькими сотнями пыльных винных бутылок.

Сердце Майкла упало. Неужели он все это время был на ложном пути? Он увидел чертеж – и сделал слишком поспешный вывод? Иногда люди подают заявки, но потом – по разным причинам, но в основном по финансовым – так и не берутся за воплощение своего проекта. Само по себе то, что Глория Ламарк получила разрешение на постройку, отнюдь не значит, что она на самом деле построила это чертово убежище.

Он стукнул кулаком о кулак. Посмотрел на кабину сауны. Так. Заявка была на постройку винного погреба. Почему винного погреба, а не противорадиационного убежища? Почему она хотела, чтобы никто не узнал о нем? Потому что, если бы о нем узнали соседи, в решительный момент они не пустили бы ее туда или даже убили бы, чтобы скрыться там самим.

Где-то наверху раздался скрип. Майкл замер. Прислушался, стараясь не обращать внимания на жужжание ламп дневного света. Чертовы лампы. Он подошел к выключателю и погасил свет. Затем переместился в глубь спортзала, подальше от одинокой лампы накаливания, освещающей лестницу, и снова прислушался.

Ничего.

В горле колотился пульс. Он со страхом смотрел на лестницу, оставаясь в неподвижности около минуты, а может, и дольше. Звуков больше не было. Это старый дом. В старых домах постоянно что-то скрипит.