Откровенно. Автобиография - Андре Агасси

Но они продолжают расспрашивать о Чемпионате США, соперничестве с Питом.

— Какие у вас отношения? Вы оба — великие теннисисты.

— Ну да.

— А вы дружите?

Дружим ли мы? С чего их это интересует? Или такие вопросы приходят им в головы лишь потому, что они — «Друзья»? Я никогда об этом не задумывался, но мне кажется, что да, мы с Питом друзья.

Я оборачиваюсь к Перри в поисках поддержки. Но он, подобно Брук, заворожен обществом знаменитостей. Он изо всех сил старается быть для них своим, обсуждает шоу-бизнес, сыплет именами, изображает человека, знающего актерскую кухню.

К счастью, Брук зовут в трейлер. Мы с Перри идем с ней и устраиваемся рядом, пока одна команда расчесывает и укладывает ей волосы, а другая занята макияжем и костюмом. Брук смотрит на себя в зеркало. Она такая счастливая, оживленная, словно девочка, наряжающаяся на празднование своего шестнадцатилетия. Я не в своей тарелке. Я, конечно, говорю все что нужно, улыбаюсь и подбадриваю ее, но внутри меня все мертво. Интересно, чувствует ли Брук то же, что я сейчас, когда я сосредоточенно готовлюсь к турниру или переживаю поражение? Притворный интерес, односложные ответы, отсутствие внимания — неужели в эти моменты я общаюсь с ней именно так?

Мы идем к месту съемки. Декорации — квартира, оклеенная фиолетовыми обоями, с подержанной мебелью. Мы торчим неподалеку, убивая время, пока несколько здоровяков возятся со светом, а режиссер совещается со сценаристами. Кто-то шутит, стараясь разогреть публику. Я нахожу место в первом ряду, неподалеку от бутафорской двери, в которую должна войти Брук;. Публика шумит, съемочная группа тоже. Ожидание становится все напряженнее. Я не могу подавить зевоту и веду себя совсем как Пит, вынужденный смотреть «Бриолин». Почему, при всем моем уважении к Бродвею, здешняя суета вызывает во мне лишь презрение?

Раздается крик: «Тишина!», вслед за ним — следующий: «Начали!» Появляется Брук, стучится в дверь, та распахивается, и Брук произносит первую реплику. Толпа хохочет, издает радостные крики. «Снято!» — кричит режиссер. Несколькими рядами выше какая-то женщина вопит:

— Здорово, Брук!

Режиссер расточает похвалы, Брук слушает, кивает.

— Спасибо, — наконец, говорит она. — Но я могла бы сыграть лучше.

Она хочет повторить, просит дат ь ей еще один шанс. Режиссер соглашается.

Пока группа готовится к следующему дублю, Перри дает ей какие-то советы. Он ни черта не понимает в актерской профессии, но Брук сейчас чувствует себя так неуверенно, что готова выслушивать рекомендации от кого угодно. Она кивает. Перри говорит так уверенно, будто руководит целой студией.

— По местам, пожалуйста!

Брук, поблагодарив Перри, бежит к двери.

— Тишина!

Брук закрывает глаза.

— Начали!

Она стучит в дверь, повторяя все в точности, как в прошлый раз.

— Снято!

— Фантастика! — говорит ей режиссер.

Она спешит ко мне, спрашивает, понравилось ли мне. «Потрясающе!» — говорю я. Здесь нет ни капли лжи. Она действительно была потрясающей. Даже если меня бесит телевидение, раздражает вся эта фальшивая атмосфера, я уважаю тяжелый труд и восхищаюсь ее преданностью работе. Поцеловав Брук, я говорю, что горжусь ею.

— Ты закончила?

— Нет, у меня еще одна сцена.

— Жаль.

Мы переходим к другим декорациям. Теперь это ресторан. Героиня Брук — на свидании с предметом своих грез, Джо. Ее усаживают за стол. И снова ожидание кажется мне бесконечным. Еще несколько указаний для Брук от Перри. Наконец, крик режиссера:

— Начали!

Актер, играющий Джо, с виду приятный парень. Но вот сцена начинается, и я уже готов набить ему физиономию. Брук по сценарию должна схватить руку Джо и лизнуть ее. Но она идет дальше, обсасывая его пальцы, словно рожок с мороженым. Снято! Режиссер объявляет, что все прошло замечательно, но все-таки стоит снять еще один дубль. Брук смеется, хохочет и Джо, вытирая руку салфеткой. Я смотрю на это в ужасе. Брук ничего не говорила мне про облизывание пальцев. Она знала, как я на такое реагирую.

Это не моя жизнь! На самом деле меня здесь нет, совсем не я сижу в окружении двухсот человек, глядя, как моя девушка облизывает руку какому-то парню.

Я смотрю на потолок, прямо на лампы.

Они собираются повторить.

— Тишина!

— Поехали!

Брук берет руку Джо и кладет в рот, до самых костяшек пальцев. В этот раз она закатывает глаза и ведет языком вдоль…

Я вскакиваю с места, бегу вниз, прочь, через боковую дверь. Вокруг темнота. Как могло стемнеть так быстро? За дверью — взятый мной в аренду «Линкольн». Следом выбегают недоумевающий Перри и взбешенная Брук, которая хватает меня за руку:

— Ты куда? Не уходи!

— Что случилось? — спрашивает Перри. — Что произошло?

— Вы знаете. Да оба вы все знаете!

Брук упрашивает меня остаться, Перри тоже. Я отвечаю категорическим отказом: не собираюсь смотреть, как Брук облизывает пальцы этому парню.

— Не делай этого, — просит она.

— Это ты мне говоришь? Возвращайтесь и получайте удовольствие. Ни пуха ни пера! Оближи ему еще одну ручонку. Я ухожу.

Я БЫСТРО МЧУСЬ ПО ШОССЕ, лавируя между машинами. Не знаю, куда еду, но точно не к Брук. К черту! Внезапно осознаю, что двигаюсь в направлении Вегаса, и не собираюсь останавливаться, пока не попаду туда. Вдавливаю газ в пол и лечу, вовсю нарушая скоростной режим, прочь, в пустыню, где моими спутниками будут только звезды.

Из радиоприемника слышатся лишь помехи, и я пытаюсь настроиться на волну своих эмоций. Конечно, я ревную, но, кроме того, чувствую себя каким-то растерянным, лишенным связи с самим собой. Как и Брук, я тоже играл роль — роль Тупого Бойфренда и, кажется, вполне успешно с ней справлялся. Но, когда началось облизывание рук, не смог продолжать игру Конечно, раньше я не раз видел Брук целующей других мужчин на сцене. Кроме того, однажды мне довелось встретиться с извращенцем, который охотно сообщил мне, что, когда Брук было пятнадцать, он снимался с ней в эротическом эпизоде. Но это — другое. Это — в границах допустимого. То есть я, честно говоря, точно не знаю, где именно проходят эти границы, но лизание пальцев — далеко за их пределами, однозначно.

Доезжаю до своего холостяцкого убежища в два часа ночи. Вождение утомило меня, притушило гнев. Я по-прежнему злюсь, но в то же время раскаиваюсь. Звоню Брук.

— Прости. Я просто… просто не мог больше там оставаться.

Она говорит, что все спрашивали ее обо мне, что я унизил ее, подверг опасности ее карьеру. Она жалуется: все наперебой хвалили ее, но она не получила от этого ни малейшего удовольствия, потому что единственный человек, с кем ей хотелось разделить успех, взял и сбежал.