Династия. Белая Кость - Такаббир Эль Кебади
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фамаль шумел. Перед храмом Веры царила тишина. Сыны Стаи оцепили площадь. Королевские гвардейцы выстроились вдоль дороги, соединяющей храм и Фамальский замок. Приглашённые на торжество дворяне переступали с ноги на ногу возле широкой лестницы, на паперти столпились священники. Перед лицами мужей клубился мутный воздух, оседая инеем на усы и бороды.
На часовне загудели колокола. На площадь выехал король в сопровождении знаменосцев и рыцарей. Ветер колыхал над их головами пурпурный штандарт с белыми лебедями, перебирал тяжёлую бахрому на попонах, прикрывающих спины и бока коней. Процессию замыкала гнедая тройка, запряжённая в карету.
Перед храмом всадники спешились. Коннетабль королевской гвардии лично открыл дверцу экипажа, откинул подножку и помог выйти сначала матери короля, затем невесте. Янара расправила края вуали, спадающей на грудь. Стуча от холода и волнения зубами, посмотрела на мрачное здание, прокалывающее шпилями небесную синеву.
— Клятву не забыли? — прозвучал голос Рэна.
Янара оглянулась:
— Нет. А вы?
Он улыбнулся и взбежал по ступеням, будто ему не терпелось побыстрее со всем покончить. За ним последовала Лейза. Истекали последние минуты её единоличного влияния на короля. Совсем скоро она, занимающая первое место при дворе, станет второй и будет ходить за новоявленной королевой, глядя ей в спину.
Янара поднялась по лестнице. Ступив в священную цитадель, замерла, вдыхая запахи ладана и мёда. Так же пахло в монастыре, в небольшой молельне, где настоятельница произносила проповеди. На этом сходство храма и монашеской обители заканчивалось.
Огромный зал без окон, освещённый сотнями свечей, напоминал усыпальницу. Фрески на стенах изображали сцены из святого писания. Службы, как правило, проводились на церковном языке, который знали только посвящённые. Поэтому простым смертным ничего не оставалось, как слушать непонятные молитвы, глазея по сторонам, и получать представление о религиозном учении через картины.
На помосте возле трибуны стоял Святейший отец, похожий на зловещего ворона. За спиной иерарха возвышалось мраморное изваяние Ангела-спасителя. Его гигантские крылья и мускулистое тело говорили о непобедимости светлых сил, но символическая статуя почему-то вселяла не надежду на спасение, а страх.
Янара посмотрела на жениха, ожидающего её возле трибуны. Высокий, широкоплечий, черноволосый, черноглазый. Кожаная куртка расшита золотым шнуром. Штаны заправлены в узкие сапоги. На поясе чехол с кинжалом. В храм нельзя входить с оружием. Почему же ему разрешили? Ах да… Это же король. У другой женщины сердце зашлось бы от гордости и радости, Янара же чувствовала себя опустошённой, без проблеска каких-либо эмоций.
Дворяне создали живой коридор к помосту. Воцарилась тишина, нарушаемая далёким перезвоном колоколов. Янара пошла вперёд, подметая каменные плиты мехом горностая. Ноги ватные, тело непослушное, в голове туман. Взойдя на возвышение, уцепилась взглядом за сиренево-красный камень на рукояти кинжала.
Святейший отец открыл брачный молитвослов в белом переплёте, пропел молитву и, закрыв книгу, проговорил:
— Принесите клятвы при свидетелях таинства и перед Богом.
Рэн убрал вуаль с лица Янары. Взял её за руки:
— Я мог бы пообещать любить вас до последней минуты, отведённой мне в этом мире. Мог пообещать быть рядом с вами в болезни и здравии, в богатстве и бедности. Я мог бы пообещать вам многое, но не стану. Я знаю, что буду любить вас всю жизнь без всяких клятв. Я беру вас в жёны, леди Янара, и отдаю вам своё сердце.
Она подняла глаза. Пытаясь вникнуть в смысл сказанного, задержала дыхание. Ощутила горячие крепкие пальцы, сжимающие её ладони. Почувствовала, как жар взбегает по рукам и обвивает горло. Её любят? Неправда… Мужчины не умеют любить.
— Я буду верной женой и хорошей матерью, — проговорила Янара и не узнала своего голоса. — Я окружу вас заботой и лаской, разделю с вами светлые и тёмные дни. Я беру вас в мужья, король Рэн, и отдаю вам себя.
Они коснулись губами переплёта брачного молитвослова и обменялись невинными поцелуями в щёку. Святейший отец велел Янаре опуститься на колени, вновь прочёл молитву и возложил ей на голову золотой обруч, украшенный россыпью драгоценных камней, — обряд бракосочетания совместили с церемонией коронации.
Рэн помог Янаре встать, надел ей на палец кольцо с пурпурным бриллиантом и повёл через зал.
Смущённая и растерянная, исколотая взглядами дворян, как жалами ядовитых мух, королева Янара прошла мимо матери короля, ответив кивком на поздравление. Прошествовала с супругом рука об руку по живому коридору, покинула храм и села в карету.
Она чувствовала, как покачивается экипаж, принимая ещё одного седока. Крутила на пальце кольцо, смотрела в пустоту и молчала.
— Необычные клятвы, — произнесла Лейза, когда карета тронулась. — Придумали на ходу или приготовили заранее?
— Я учила другую клятву.
— Какую?
— Намного короче.
Лейза поёрзала на сиденье, кутаясь в меха:
— Я не услышала от вас ни слова о любви к моему сыну.
— Зато вы не услышали ни слова лжи, — сказала Янара и спрятала под накидку замёрзшие руки.
44
Пиршественный зал был жарко натоплен. Столы ломились от яств: мясо вяленое и жареное, рыба солёная и копчёная, дичь, фаршированная крупами и овощами. Голуби и куропатки лежали на блюдах, разведя ноги, как бесстыдные девки. Фазаны восседали на серебре, пряча наготу под ярким оперением. В вазочках мёд в сотах, приправы, соусы и специи, привезённые из заморских стран. Недаром поговорка гласила: «Чем острее еда, тем богаче хозяин». Работник кухни, отвечающий за соль, носил между столами поднос с солонками. Гости подсаливали кушанье и возвращали солонки на место.
Мужей веселили приглашённые кастеляном замка трубадуры. Они исполняли незатейливые песенки, щедро сдобренные непристойными шутками. Гости стучали кулаками по скамьям и хохотали от души. Священники, стараясь сохранить благопристойный вид, надували щёки и вытирали слёзы. Рэн после каждой словесной шалости хлопал ладонями по подлокотникам кресла и, запрокинув голову, смеялся со стоном. Лейза улыбалась, прикрывая губы рукой. А Янара, сидя между свекровью и новоиспечённым супругом, бледнела, краснела и не знала, куда смотреть.
Когда очередной трубадур покинул зал, Рэн вспомнил о жене:
— Давай в личном разговоре обращаться друг к другу
