Мир приключений 1971 - Александр Абрамов

— Вы не будете возражать, если я посижу минут десять с вами? Свидание у меня с приятелем, да приехал, видите, раньше.

Маленькая старушка, в белом аккуратном платочке, с печеным озорным личиком, сказала:

— Посиди со старушками, у меня-то сегодня свиданий не предвидится.

Подруги ее громко засмеялись, и в одной из колясок испуганно завозился младенец.

— Вот мой кавалер, весь день при мне. — Старушка привычно качнула ногой коляску, и внук столь же привычно утих.

— Опора Советской власти, — улыбнулся Голубев.

— Это кто же?

— Бабушки наши. Сколько миллионов этих карапузов поднимают. Ордена им давать надо.

— Это точно. Слышь, Петровна, орден тебе дать надо.

Петровна, грузная старуха с отекшим желтоватым лицом, хмыкнула:

— Хоть бы спасибо сказали… Мало за день навозишься, так и вечером они хвост трубой и помчались: “Мама, ты уложи Виталика!”

— Ну, а что бы ты без Виталика своего делала? — спросила первая старушка. — Сама, что ли, на танцы ходила?

— Так ведь почти в каждой семье так, — сказал Голубев, — закон жизни. Возьмите, например, ваш подъезд. Много ли молодых без бабушек обходятся?

— Иные и обходятся, — бойко зачастила старушка в белом платке. — Бабки-то еще не продаются, ни за наличные, ни в кредит. У кого есть, а у кого и нет.

— На нет и суда нет, — сказал Голубев. — Но в вашем подъезде…

— Да погоди ты с подъездом, заладил: подъезд да подъезд. Я тебе вот что скажу: ныне дитев воспитывать такое дело, что и неизвестно еще, кто кого воспитывает — ты его или оно, дите, тебя. Наш-то — восьмой месяц, а уже все понимает. Я думаю, потому что телевизор мы вместе смотрим…

“Пропало, — подумал Голубев, — теперь уже не остановить. Попытаться еще раз…”

— Я вижу, вы не просто бабушки, а бабушки-энтузиастки, но есть ведь, наверное, и такие, что не очень-то хотят помогать, — с надеждой сказал он, обращаясь к Петровне.

— Не все такие дуры, как мы, это точно, — вздохнула Петровна. — Вон у Ворскуновой-то Лизки из шестьдесят седьмой мать в месяц раз приедет, и то скажи ей спасибо.

— Так, наверное, она с другими детьми живет?

— Будет она жить, как же… Домик у ней свой за городом. Хороший, говорит, домик, только на шум жаловалась. Аэродром у них там, что ли. Говорит, прямо над крышей летают, видно даже, огоньки на крыльях мигают. По мне, самолет — он и есть самолет, а Прасковья, слышь, все марки знает. У нас, говорит, и “ИЛ” какой-то, номер не помню, не то пятьдесят два, не то шестьдесят два, и заграничные, американские… ба… бо… и другие всякие…

— “Боинг”, наверное? — подсказал Голубев.

— Точно, “боинг”, — кивнула старуха.

— Где же это такое? — спросил Голубев. — Аэропорт Шереметьево — это ясно, именно туда прибывают иностранные самолеты, но сколько же там в окрестностях деревушек и поселков?..

— Не скажу. Может, говорила она, где, а может, я и забыла. Склероз — это тебе не шутка. Чего не надо, всё помню, а что надо — ни за что в голову не идет.

— На что же она живет? В колхозе, наверное? — с надеждой спросил Голубев.

— Кто? Прасковья Дмитриевна-то? Прямо, в колхозе… Не такой она человек, чтобы в колхозе работать. В газетном каком-то поселке работает. Хвасталась все, что писатели с ней все очень уважительные. Врет, наверное.

— Пожалуй, не дождусь я его. — Голубев посмотрел на часы. — Надо ехать.

— Может быть, передать кому что?

— Да нет, спасибо, я позвоню. И спасибо вам большое за компанию. Было очень приятно посидеть с вами. До свиданья.

Старушки, словно по команде, посмотрели на него, ожидая, очевидно, прочесть на его лице насмешку, но, увидев, что он не шутит, благодарно кивнули.

?

Когда Голубев, обзвонив редакции почти десятка газет, нашел нужный дачный поселок в районе Шереметьевского аэродрома, пора было обедать, но он поехал сразу на Савеловский вокзал.

Электричка была в это время дня почти пуста, и Голубев сел у окна. С наружной его стороны косо стекали капельки дождя, и сквозь их тускло мерцавшую сетку видны были бесконечные кварталы Бескудникова. Город все рос и рос, протягивая щупальца новых районов во все стороны. Слава богу, уже сегодня, скажем, из Химок до Измайлова километров сорок, не меньше. В старое доброе время — целое путешествие на несколько дней. А сколько тратят люди времени, чтобы добраться до работы в Москве из того же Шереметьева…

Сколько сегодня найдется москвичей, которые знали бы звенящую тишину леса? Настоящего леса, без консервных банок под ногами, какофонии транзисторов и призывных воплей массовиков.

В прошлом году они с Шубиным поехали за грибами. Далеко, километров за восемьдесят от города. Долго плутали, пока, наконец, далеко в стороне от шоссе не нашли богом забытого леска. А когда уже в потемках вылезли из машины и осмотрелись, только ахнули: на опушке горело с десяток костров, и в их неясном, призрачном свете можно было различить столько же автобусов.

Пора было подниматься, скоро Шереметьево. Он вышел из электрички, поежился, поднял воротник плаща, перешел железнодорожные пути, спросил, как дойти до дач газетного поселка. Заборчики и изгороди так напитались осенними дождями, что казались черными. Вот и водонапорная башня, за ней надо свернуть направо.

Улочка была небольшая, уютная; с одной стороны за дачками хмуро темнел лес. Первый же прохожий, которого он встретил, тут же показал ему на небольшой домик с покосившейся телевизионной антенной на крыше.

— Прасковья Дмитриевна? Серикова? Да вон, третий слева.

Калитка была полуоткрыта, и Голубев вошел, встреченный ленивым лаем небольшой дворняги с грязной светлой шерстью. Собака тут же спряталась в свою конуру, следя за Голубевым хитрыми желтоватыми глазами. Ярости в них не было. Казалось, наоборот, она была благодарна посетителю за маленькое развлечение. Из двери в крошечной застекленной веранде выглянула средних лет женщина в кирзовых сапогах и телогрейке.

— Цыц, Капот! — крикнула она собаке, и та, очевидно обрадовавшись, что ее освобождают от неприятных обязанностей, тут же замолкла.

— Здравствуйте. Прасковья Дмитриевна? — спросил Голубев, обходя лужи на дорожке.

— Ну, я, — сказала женщина.

— Мне рекомендовали к вам обратиться. Я бы хотел снять комнатку на зиму, оставить здесь лыжи и приезжать раза два в неделю покататься. А то иначе и не соберешься…

— Кто рекомендовал? — подозрительно спросила женщина.

— Да какая-то женщина. Я спросил, она говорит — идите к Прасковье Дмитриевне, она одна, может, и сдаст.

— В платке, что ли, носатая?