Девушка из дома на набережной - Ольга Кентон

Юля посмотрела на него и вдруг почувствовала, как ей жалко Гринёва. И захотелось сказать: «Не переживай, сейчас ты здесь, со мной…», но воспоминания о прошлом всё-таки не стёрлись из памяти. Юля не верила, что человек может забыть всё окончательно, вычеркнув из жизни даже тех людей, которые сделали больно. И сейчас, глядя на Костю, такого одинокого и потерянного, она как будто заметила подтверждение своей мысли. Но тут же испугалась: а что может помнить он? И если помнит, чувствует ли себя виноватым перед ней или это только какие-то отдельные фрагменты его предыдущей московской жизни? Юля молчала. А Костя продолжал свою запоздалую исповедь:

– Я бродил там по улицам без карты. Знаешь, иногда в чужом городе хочется оказаться именно без карты, чтобы самому найти то, что скрыто от глаз туристов.

– В этом городе чужом для меня и для тебя… – начала Юля, произнеся первые строки стихотворения, – мы по улице бредём, одиночество храня. И никто не может нам ни помочь, ни помешать – разве можно пополам одиночество разнять?2

Костя молчал, вслушиваясь. Потом взглянул на Юлю и неожиданно поцеловал её в губы, но тут же замер, почувствовав, что Юля на поцелуй не отвечает.

Юля отвернулась и стала рыться в сумке в поисках пудреницы и губной помады. А Костя в этот момент заметил, что машина давно стоит во дворе какого-то дома. Водитель покорно ждал, выйдя из машины на вынужденный перекур.

– Ты здесь живёшь? – спросил Костя, успев заметить название улицы и номер дома на светящейся табличке.

– Да, – ответила Юля.

Костя посмотрел на неё.

– Ну пока. – Он поцеловал Юлю в щёку. – Ещё увидимся.

– Не думаю, что это хорошая идея, Костя. Повидались, и хватит.

– Я никуда не уезжаю.

– Этого достаточно.

– Что это значит? Хочешь сказать, повидаемся разок, когда я буду наведываться в Москву, и всё? Чтобы я вот так же тебя догонял, а ты от меня убегала? А потом мчаться в такси и разговаривать? Юля, мне это не нужно.

– А что тебе нужно?

– Не знаю, – откровенно признался Костя. – Правда.

– Ах, тебе нужна правда, Гринёв. – Юля вышла из машины. – Так вот: оставь меня в покое. Хватит! Я тебя ненавижу. Ты думал, выложишь передо мной всю свою жизнь: ах какой он был там бедный и несчастный, одинокий – и я тебя пожалею? Только нет, Костя, всё кончено! Давно кончено! Навсегда!!! – крикнула Юля и убежала.

Таксист сел в машину и, покосившись на Костю, спросил:

– Куда едем?

Костя посмотрел на часы. Было почти два часа ночи. Будить мать в это время было неудобно, но ехать куда-то ещё Косте не хотелось.

– На Кутузовский, шеф. – И пьяный хмель, чувствовавшийся до сих пор во всём теле, прошёл.

Глава 12

Лара вошла в свою квартиру и неожиданно ощутила себя там чужой. Она бродила по комнатам, рассматривая мебель, словно гостья. На мгновение в мысли закралось сомнение: а правильно ли она поступила, вернувшись сюда? Может быть, стоило продать и эту квартиру?

Но вот Лара прошла в гостиную, по старой привычке прислонилась к оконной раме, закурила и посмотрела вдаль. Золотые купола храма Христа Спасителя ослепительно сияли, отражаясь в зелёной густоте воды. Машины стремительно неслись по Каменному мосту и Берсеневской набережной, народ гулял и шумел, а Лара над всем этим была наблюдателем. Нет, нет… Конечно, нельзя никуда уезжать отсюда, здесь можно провести всю жизнь – наблюдать за прохожими, читать, думать. Можно часами стоять у окна и ждать.

Чуть позже подруги сидели вдвоём, пили вино, разговаривали.

– Лара, у тебя нет желания отомстить им? – спросила Жанна.

– У меня вообще нет никаких желаний, – ответила Лара. – Хочу только спокойствия.

– Но я уверена, что можно найти какой-то способ всё вернуть.

– Не знаю, нужно ли мне это. – Лара задумалась. – Я оказалась вовлечена в точные расчёты людей, которым удалось сделать то, чего я когда-то не смогла.

– Что ты имеешь в виду?

– Старая история. – Лара махнула рукой. – Я тоже когда-то пыталась заставить Штейна подписать соглашение о передаче мне его доли, но он отказался. Мои уловки не сработали, а вот у него сейчас получилось – он оказался умнее меня. Наверное, уже тогда выработал план по выживанию меня.

– Так ты думаешь, что всё это идея Штейна, а не Стаса? – спросила Жанна.

– Утверждать точно не могу, но здесь у Стаса нет таких связей, как у Штейна. Я думаю, скорее они всё делали по общему уговору. Плюс Аристовский хорошо помог. Святая троица, – рассмеявшись, добавила Лара.

– Я уж думала, ты собираешься оправдывать Ильина.

– Нет, ни в коем случае… Если бы я кого-то оправдала, так это Штейна, – подумав, ответила Лара.

– Штейна? Чем он лучше?

– Своей откровенностью. Он никогда не скрывал, что ненавидит меня, что его мечта – уничтожить меня. Он всегда хотел быть на первом месте, а тем двоим понадобилось разыгрывать какие-то несуществующие роли. Стас… – Лара помолчала. – Мне противно о нём думать.

– Значит, всё-таки думаешь?

Этот вопрос задел Лару. Она внимательно посмотрела на подругу.

– Конечно, думаю. А ты считаешь, я так просто могу вычеркнуть его из моей жизни? – Лара замолчала, уставившись куда-то в одну точку и не замечая ничего. Жанна знала этот Ларин взгляд, устремлённый глубоко внутрь себя. Знала, что в этот момент Лара корит себя, обвиняя в непростительной ошибке: она была слишком доверчивой. А Лара прислушивалась к чему-то внутри себя, но там была пустота. Все молчало.

Жанна изучала новую внешность подруги. Она ей нравилась, но в то же время было непонятно: зачем такие резкие перемены?

Лицо Лары выглядело более строгим: отточенная линия скул, простая укладка. Во всём её образе была холодная геометричность.

Жанна отметила, что и стиль одежды Лары сменился на минимализм. Помогая подруге распаковывать чемодан, Жанна смотрела то на одну, то на другую вещь и не понимала, куда делась Ларина любовь к шику и экстравагантности. Жанна ощутила внутренний протест. Как подруга Лары она понимала: желание сэкономить привело к тому, что Лара обзавелась вещами масс-маркета. Но как редактор глянцевого журнала негодовала: не было ни одной вещи, на которой хотелось бы остановить взгляд. Всё простое, безымянное, скучное… Но говорить об этом Ларе она не стала, понимая, что у той, видимо, нелёгкие времена. «Хоть с туфлями не продешевила», – обрадовалась Жанна, заметив коробки с обувью. Но и здесь вкус Лары претерпел изменения: она отдала предпочтение классическим лодочкам на шпильке, античного стиля сандалиям, а на вечер – простым босоножкам золотого или серебряного цвета. Никаких бабочек, цветочков – ничего, что могло бы напоминать о какой-то девичьей романтике, грёзах.