Предательство Тристана - Роберт Ладлэм

Меткалф выждал еще минуту. Бишоп принялся расхаживать взад-вперед; на его лице проступило явственное волнение. В конце концов, когда Меткалфу показалось, что журналист вот-вот уйдет, он медленно вышел из своего укрытия.

Но Бишоп, который все еще не заметил Меткалфа, вдруг принялся делать странные движения: поднял руку и несколько раз согнул указательный палец, как будто подзывал кого-то. Меткалф вновь застыл на месте, продолжая наблюдать.

Да, Бишоп совершенно определенно подавал кому-то сигналы. Но кому?

И уже через секунду Меткалф увидел кому.

В дальнем конце вестибюля, за рядом окошечек, похожих на окошки кассиров в банке, открылась дверь, и оттуда вышел белокурый мужчина.

Белокурый мужчина со светлыми водянистыми глазами. Его упорный преследователь из НКВД уверенно подошел к Тэду Бишопу; они о чем-то быстро заговорили. Меткалф, до которого долетали отдельные звуки, определил, что разговор шел на русском.

У Меткалфа похолодело внутри. О, Христос! Тэд Бишоп оказался шпиком.

Его внезапно, хотя и, как сказал он себе с мрачной иронией, запоздало осенило: это стремление к общению, это дружелюбие, неистощимое журналистское любопытство, наводящие вопросы… Антисоветские высказывания, за которыми Тэд прятал свои черные намерения. А тот случай, когда он якобы напился как свинья и блевал в ванной его номера. Это было игрой, предлогом для того, чтобы остаться в номере и обыскать вещи Меткалфа, среди которых имелось много шпионских принадлежностей, например, пустотелая ручка-помазок для бритья и тюбик с кремом, многочисленные фальшивые документы. Бишоп мог осмотреть тайники, когда находился в ванной и умело изображал пьяного, и таким образом выяснить правду о том, кто такой Меткалф на самом деле. Возможно, ему дали наводку из НКВД после того, как их люди обыскали номер Меткалфа. Возможно, он был штатным агентом НКВД.

Возможно было все. Репортер жил в Москве уже несколько лет и сумел найти общий язык с властями. Между ними заключались сделки, осуществлялись компромиссы. Или еще хуже. НКВД время от времени вербовал иностранцев; Тэд Бишоп оказался одним из них.

Знайте все входы и выходы, учил Корки. Но у Меткалфа не было времени их изучить. Нехватка времени вынуждала его пренебрегать даже частью самых жизненно необходимых мер предосторожности.

Быстро обойдя вестибюль по периметру, стараясь держаться в тени, пока не добрался до ближайшей двери, Меткалф несколько секунд подождал, пока к выходу не приблизились громко спорившие между собой мужчина и женщина, и выскользнул наружу прямо перед ними.

На улице он прибавил шагу и, немного отойдя, побежал вниз по улице Горького. Ему нужно было срочно найти Лану в театре и предупредить ее.

Если только он еще не опоздал.

29

Фасад Большого театра был ярко освещен прожекторами, но народ не толпился под могучими колонами, из чего Меткалф сделал вывод, что спектакль давно начался. Он обошел здание справа и сзади нашел дверь с надписью «Служебный вход». Дверь оказалась запертой, он долго молотил по ней кулаком, пока она не открылась. На пороге показался высоченный худой лысоватый мужчина, одетый в синий пиджак с нашивкой, надпись на которой гласила: «Служба охраны Государственного академического Большого театра»; такая же надпись украшала и его форменную синюю фуражку.

Впрочем, выражение тревоги сразу же покинуло лицо стража, когда он увидел, кто стоит перед ним.

Облаченный в белый докторский халат, со стетоскопом на шее и черным кожаным докторским саквояжем в руке, Меткалф выглядел точь-в-точь как обычный советский врач. Его маскировка дополнялась уверенным, даже высокомерным взглядом.

Пробраться в обшарпанную больничку было легче легкого. Охраны там не было, а замок уже через несколько секунд уступил отмычке, которой был вооружен Меткалф. Он быстро отыскал гардероб, откуда взял один из халатов побольше, нашел в стоявшем поблизости шкафу стетоскоп и черный саквояж. На все это у него ушло от силы пять минут.

– Слушаю вас, доктор.

– Я доктор Чавадзе. – Меткалф выбрал себе грузинскую фамилию, чтобы сразу устранить возможные подозрения по поводу акцента. – Мне только что позвонили и попросили зайти к кому-то из выступающих сегодня артистов.

– К кому же? – усомнился было охранник.

– Будь я проклят, если знаю. Наверно, к кому-то из ведущих, иначе меня не стали бы выдирать из-за стола. Сказали, нужно срочно – сильное растяжение, если не вывих. Так что проводите меня, пожалуйста, в гримерные, да побыстрее.

Охранник кивнул и шире распахнул дверь перед самозваным врачом.

– Прошу вас, доктор, заходите. Я сейчас найду кого-нибудь, кто проводит вас.

Неопрятный с виду юноша – рабочий сцены с недавно пробившимися усиками провел Меткалфа через лабиринт грязноватых темных коридоров за сценой.

– Поднимемся на три яруса и повернем, – прошептал провожатый и больше не сказал ни слова, так как балетный спектакль был в самом разгаре. Меткалф хорошо слышал, как оркестр играет Чайковского; он сразу узнал «Лебединое озеро».

По сравнению с великолепным зрительным залом и фойе Большого театра помещения за сценой казались просто жалкими. Меткалф и его провожатый шли по узким низким коридорам со скрипучими полами с выбитым тут и там паркетом, мимо вонючих уборных, шатких мостиков и кривобоких лестниц. Артисты, одетые в сценические костюмы, с разрисованными ярким гримом лицами стояли небольшими кучками, негромко переговаривались, курили. Проходя мимо кулис, Меткалф услышал жалобные звуки гобоя и арфы, трогательное тремоло струнных из шедевра Чайковского и узнал прекрасную мелодию па-де-де из второго акта. Закулисный полумрак прорезала полоса призрачного бледно-голубого света, Меткалф остановился и обнаружил, что видит перед собой сцену и замок.

– Подожди! – шепнул он, взяв своего провожатого за плечо. Юноша лишь вскинул на него взгляд, но нисколько не удивился тому, что строгий врач все же решил взглянуть на одну из лучших частей балета.

Оформление сцены подчеркивало обстановку волшебной сказки: лунный свет, нарисованный задник с озером, замком и окружающим лесом, несколько больших бутафорских деревьев – и посреди всего этого Лана. Меткалф следил за нею, захваченный ее танцем.

Лана танцевала партию Одетты, королевы лебедей. Пачка подчеркивала ее хрупкое сложение, волосы собраны в тугой высокий шиньон, увенчанный шапочкой с перьями. Лана была нежна и уязвима и имела сейчас поразительное сходство с птицей. Она танцевала с принцем Зигфридом, а вокруг них выписывали прихотливые па маленькие лебеди, удалявшиеся один за другим со сцены, чтобы оставить там Одетту наедине с Зигфридом. Принц легко и изящно поднял свою партнершу над головой и осторожно опустил; его ладони крепко держали ее за талию; она обняла его, нежно прильнула к нему, изогнув лебединую шею, и Меткалф ощутил до смешного острый укол ревности. Но ведь это был всего лишь танец, ее работа, а принц – просто ее коллега.

– Ладно, – сказал Меткалф, заставив себя отвлечься, – пойдемте в гримерную. Я дождусь там антракта.

– Боюсь, что вам нечего там делать, – эти слова были чуть слышно произнесены по-английски с сильным русским акцентом.

Меткалф, ошарашенный, обернулся – неужели это сказал кто-то из стоявших там же рабочих сцены? – и сразу увидел говорившего. Узнал белокурые волосы, бледно-серые глаза.

Человек из НКВД. Он стоял в нескольких футах и держал в руке нацеленный на Меткалфа пистолет.

– Да, это вы, – почти беззвучно констатировал блондин. Молодой рабочий сцены переводил испуганный взгляд с одного мужчины на другого. – Я в первый момент даже не узнал вас: вы очень изобретательны. Но знаете, если вы хотите посмотреть представление с участием мисс Барановой, то лучше купить билет, как это делают все остальные. Гости за кулисами у нас не приветствуются. А теперь прошу вас пройти со мной.

Меткалф улыбнулся.

– Оружие вам ни к чему, – сказал он, – разве что вы хотите сразу же застрелить меня. А я сомневаюсь, что вам захочется стрелять посреди па-де-де. Вы напугаете мисс Баранову и лишите истинного удовольствия множество ценителей балета.

Агент кивнул, не меняя выражения лица.

– Мне бы очень не хотелось стрелять, но если придется выбирать: позволить вам снова удрать или сорвать представление… сами понимаете, у меня нет выбора.

– Выбор всегда есть, – возразил Меткалф, медленно попятившись от сцены в глубь кулис. Он ощущал тяжесть пистолета в своем нагрудном кармане, но толку от оружия сейчас не было никакого: русский успеет гораздо раньше спустить курок. Что-то в облике блондина говорило Меткалфу, что, если нужно, он выстрелит, нисколько не задумываясь.

– Держите руки по швам, – приказал русский.

Меткалф стрельнул глазами влево, где совсем рядом находились вороты такелажной системы. Высоко вверху была закреплена пара тяжелых свинцовых чушек, удерживаемых на месте канатами, привязанными к стальным крюкам. Заведя руки за спину, он сделал еще несколько шагов назад, как будто отступая от агента.