Корабль судьбы (Том I) - Робин Хобб

— Что? — очень тихо переспросила она. Так, словно не вполне расслышала сказанное.

Брэшен неудержимо вскочил на ноги и нагнулся к ней через стол.

— Не могу дальше притворяться, будто не люблю тебя. Я люблю, и все тут! Я чуть умом не тронулся, когда увидел, что тебе опасность грозит.

Альтия взвилась со стула, как будто он ее оскорбил. Или принялся угрожать. И устремилась к выходу, но Брэшену потребовалось всего два шага, чтобы оказаться между нею и дверью. Альтия стояла, как загнанная косуля, — некуда бежать, негде спрятаться.

— Выслушай хотя бы! — взмолился молодой капитан. И принялся говорить, и слова хлынули потоком — какой-то частью разума он понимал, что, должно быть, городит непроходимые глупости, которые обратно уже не возьмешь, — и все же, все же… — Вот ты говоришь, что не можешь обязанности исполнять, если не чувствуешь моего уважения. Так ведь это, блин, дело взаимное! У всякого человека должно быть зеркало, чтобы отразиться в нем и увериться, что он — настоящий! Короче, когда я вижу твое лицо… вижу, как ты следишь за мной взглядом, когда у меня что-нибудь получается по-настоящему здорово, или ухмыляешься и подмигиваешь, когда я сделаю какую-нибудь дурость, но изловчусь в итоге все выправить… Не отнимай этого у меня!..

Альтия стояла молча и неподвижно. И смотрела на него, смотрела… Брэшен окончательно пал духом и взмолился:

— Я совсем один без тебя, Альтия. Я тут хожу, что-то делаю, а сам знаю: проиграем мы или выиграем — я все равно тебя потеряю. Идти с тобой на одном корабле и не иметь возможности даже за стол тебя пригласить… я уж не говорю — за руку тронуть… Сердце кровью обливается, одним словом! А если ты еще и смотреть на меня не хочешь, разговаривать не желаешь… Зачем тогда вообще все?!

Альтия всю ночь провела под холодным дождем, и теперь, в теплой каюте, щеки у нее так и горели. Волосы еще не успели толком высохнуть, темные пряди выбились из матросской косицы и завивались кругом лица. Брэшен даже зажмурился — иначе сладкая мука стала бы совсем невыносимой.

— Хотя бы одному из нас следует сохранять разум, — выговорила Альтия. Ему показалось, что ее голос был очень тверд. Она стояла перед ним, на расстоянии менее шага, плотно обхватив себя руками, словно боясь разлететься на части. — Дай пройти, Брэшен…

Это она уже прошептала — еле слышно.

Но он был просто не в состоянии отпустить ее от себя. Он сказал, прекрасно зная, что врет:

— Дай я хотя бы обниму тебя… На секундочку… А потом ты пойдешь… Честно…

Собственно, они оба знали, что он врет. Что никакой секундочкой им не удовольствоваться. Альтия попросту задыхалась. А когда мозолистая ладонь капитана тронула ее щеку — перед глазами все поплыло и закружилось. Она положила ладонь ему на грудь, то ли равновесия ради, то ли собираясь его оттолкнуть… Нет, какие глупости, она не собиралась ничего допускать. Но сквозь рубашку чувствовалось тепло его тела, слышалось биение сердца. И рука — изменница! — зажила своей жизнью, сомкнула пальцы, собрав в горсть ткань, и потянула к себе. Брэшен, спотыкаясь, качнулся вперед — и обхватил Альтию до того крепко, что она перестала дышать.

Так они стояли некоторое время. А потом Брэшен глубоко вздохнул, словно избавившись от застарелой боли.

— Ох, Альтия, — прошептал он. — Ну почему у нас с тобой всегда все так сложно?

Он тихонько дышал ей прямо в макушку. И целовал влажные волосы. Альтия вдруг поняла, что на самом-то деле никаких сложностей нет. Когда его губы потянулись к ее уху, потом к шее, она повернулась навстречу и закрыла глаза. Что ж — будь что будет!

Он очень осторожно вытянул ее рубашку из штанов. Ладони у него были заскорузлые и очень бережные. Вот они скользнули снизу вверх под рубашку… Одна рука накрыла ее грудь, коснулась соска… Альтия на время утратила способность двигаться. Потом обхватила Брэшена за пояс и притянула еще плотнее к себе.

Он оторвался от ее губ.

— Погоди, — сказал он. — Постой…

Неужели к нему вернулся тот самый здравый смысл, о котором она так заботилась? У Альтии даже голова закружилась — так велико было разочарование. А Брэшен подошел к двери и трясущимися руками запер ее. Вернувшись к Альтии, он взял ее кисть и поцеловал твердую намозоленную ладошку. Потом отпустил — и замер, глядя на нее сверху вниз. Альтия закрыла глаза. Брэшен ждал. И Альтия приняла решение. Взяла обе его руки в свои и повела в угол, где стояла постель.

— По-моему, ты так и не понял толком, что натворил, — медленно и серьезно внушала ему Янтарь. — Поэтому я прощаю тебя. Но только на этот первый раз, Совершенный! Пора тебе уже осознать, что значит смерть для обычного человека! Задумайся, что значит необратимость. Необратимость того, что ты сделал.

Порывистый ветер бил ей в лицо, но она не отходила от носовых поручней. Она ждала от него ответа. Совершенный задумался, что бы такое сказать, чтобы ей понравилось. Он не хотел, чтобы Янтарь печалилась из-за него. Уже потому, что ее печаль, передававшаяся ему, была куда глубже, чем у остальных.

Она скорее напоминала его собственное неутешное горе…

Но потом Совершенный отвлекся и забыл о своих размышлениях. У него внутри что-то происходило! Что-то пугающее и опасное! Он устремил в ту сторону все свое восприятие, стараясь вслушаться, вчувствоваться. Да, подобное он когда-то знавал. Корабль приготовился к ошеломляющему удару боли, отчаяния и стыда. Он помнил: когда люди таким вот образом сходились друг с дружкой, это всегда кончалось муками для более слабого. Знать бы еще, за что Брэшен до такой степени прогневался на нее? И почему она не отбивается, не пытается вырваться, даже не кричит? Или он настолько запугал ее, что она утратила всякую волю?

— Совершенный! Ты меня слушаешь?

— Нет, — отозвался он.

И обнаружил, что от волнения дышит через рот. Он был бесповоротно сбит с толку. Он-то был уверен, что постиг уже все, что касалось стороны людских отношений. «Ничего не понимаю… Если Брэшен не намерен наказать ее унижением и болью, тогда зачем он делает это? И Альтия… она же не… она…»

— Совершенный!

— Тс-с-с… — прошипел корабль.

Он что было силы сжал кулаки и притиснул их к груди. Нет, он не закричит. Он нипочем не станет кричать. Янтарь продолжала что-то говорить ему, но он не слушал. Все его внимание было поглощено другим. Он уже понимал, что ошибся. В капитанской каюте совершалось совсем не то, что он заподозрил вначале. Но что же? Он думал, будто вполне изучил людей и их манеру причинять друг дружке страдания — и нежданно-негаданно обнаружил нечто неожиданное. Нечто такое, чего не хранила даже его бездонная память. Хотя нет… он припоминал… почти…

Совершенный мысленно зажмурил несуществующие глаза. И робко потянулся к капитанской каюте, позволив своим мыслям плыть как им захочется, а древним воспоминаниям — невозбранно всплывать из глубины…

Альтия обнимала Брэшена, чувствуя, как бешено гремит его сердце. Он силился отдышаться и всхлипывал, уткнувшись носом ей в шею. Его волосы падали ей на лицо. Ее пальцы бережно гладили бугристый, только что затянувшийся рубец от сабельного удара на его ребрах. Потом она накрыла шрам ладонью, словно пытаясь отправить его в небытие силой прикосновения. И вздохнула. Ей нравилось, как пахло от Брэшена. Морем и кораблем… А значит, она и обнимала как бы не только его, но вместе с ним и все, что любила.

— Мне все казалось, — выдохнула она, — еще чуть-чуть — и мы с тобой полетим…

ГЛАВА 13

НАУКА ВЫШИВАНИЯ

— Мама, мама! Там удачнинская гавань уже показалась!

Кефрия оторвала от подушки нещадно болевшую голову. Сельден переминался на пороге крохотной каютки, где они оба помещались; дело происходило на борту живого корабля «Кендри». Сейчас Кефрия лежала на койке, но не спала. Ей просто хотелось свернуться клубочком, чтобы вдоволь понянчиться со своим горем… и попробовать его пережить. Она посмотрела на сына. Он выглядел обветренным и загорелым. А после тех ужасных приключений в засыпанном городе у него появился еще какой-то особый, далекий взгляд, и Кефрии стало казаться, что сынишка некоторым образом отошел от нее, отдалился. А ведь Сельден был последним из ее детей. Последним, кто остался в живых. Ей бы вцепиться в него и ни на мгновение не отпускать от себя… А вместо этого Кефрия, наоборот, вроде как утратила былую безоглядную нежность к нему. Наверное, она неосознанно понимала: не стоит никого слишком сильно любить. Ведь судьба в любой миг могла отнять у нее Сельдена. Как отняла уже слишком многих.

— Иди посмотри! Там все так странно выглядит! — вновь окликнул ее сынишка. Подумал и добавил: — Знаешь, на палубе кое-кто плачет.

— Иду, — устало отозвалась Кефрия.

Что ж, пора было посмотреть правде в глаза. Правде о том, что сталось с Удачным. Со времени отплытия она избегала заговаривать с Сельденом о том, что им, вполне возможно, предстоит увидеть по возвращении. Кефрия спустила ноги на пол, начала было приглаживать волосы, но бросила. Лучше прикрыть растрепанную голову шалью. Она потянулась за шалью; та еще не просохла со времени последнего выхода на палубу. Кефрия накинула ее и пошла за сыном наружу.