На перепутье - Александра Йорк

Дорогу показывал ее напарник. Освещение было хорошим, Тара четко видела его впереди во время спуска.

Внезапно он исчез. Но в следующий момент она снова увидела свет внизу. Следуя за этим светом, как за спасательным канатом, она пожалела, что их на всякий случай не соединили тросом — внизу было очень темно.

Они медленно опустились на дно, на площадку, которая и в самом деле напоминала свалку. Их окружали огромные куски железа и стали, по меньшей мере штук тридцать или сорок, решила Тара. А Базилиус говорил, что это еще не все. Она осторожно плыла среди этого металла. Некоторые куски валялись в стороне от других и торчали из грязи, подобно надгробным памятникам, другие попадали один на другой. Ей довелось исследовать много затонувших кораблей, но это погружение вызывало у нее особенно неприятное чувство, потому что в данном случае катастрофа была умышленной.

Какой резкий контраст с Памуккале, где они с Димитриосом плавали в экстазе вокруг мраморных руин античности.

Тара дала сигнал напарнику: пора подниматься. Площадка была удачной. Дядя хорошо выбрал. Вокруг ничего интересного, что могло бы привлечь профессиональных ныряльщиков, а сам район является местом интенсивного судоходства, что отпугнет аквалангистов-любителей. Поскольку лоцманы знали о скалистом рифе, они автоматически обходили эти места, так что кораблекрушения здесь ждать не приходилось. Она вспомнила о своем браслете и теплом свитере, ожидающем ее на поверхности. Даже в гидрокостюме холод пробирал до костей.

Тара начала подниматься, но ее гид просигналил ей фонарем, чтобы она задержалась. Наверное, заметил что-то такое, что она упустила. Вздохнув, Тара подплыла к нему, чтобы посмотреть, что привлекло его внимание.

Треугольный кусок железа, весь уже проржавевший, едва ли заслуживал внимания. Ее гид жестом попросил подплыть поближе и направил луч света на один участок железной махины. Тара взглянула на часы и, борясь с нарастающим раздражением — погружение затягивалось! — подплыла к световому пятну. Базилиус послал с ней этого человека, значит, он ему доверял. Ей показалось, что она заметила что-то на металле, но что именно — не поняла. Тара покачала головой, давая знать своему гиду, что не понимает, в чем дело. Тогда он быстро переместился на другое место. Этот кусок железа был прямоугольным, с грубой, шершавой поверхностью. Потеряв всяческое терпение, Тара подплыла как можно ближе к тому месту, которое он освещал, и разглядела такие же царапины, как на первом обломке. Что-то похожее на какие-то иероглифы. На инициалы.

Тара вгляделась снова, хотя в этом уже не было необходимости. Она видела эти инициалы прежде и так много из-за них пережила: «A.C.». Она осторожно обвела их пальцем, чувствуя, как ее охватывает безудержная дрожь.

Тара резко повернула голову и направила свет своего собственного фонаря прямо в лицо своему напарнику. Сквозь маску она разглядела улыбающиеся зеленые глаза. Леон!

Буря в ее душе была ничуть не меньшей, чем шторм на море. Когда они всплыли и на шлюпке добрались до корабля, Тара вспрыгнула на палубу, как дикая кошка, не обращая внимания на крики Леона и его попытки все объяснить, и накричала на дядю Базилиуса, потребовав, чтобы он немедленно шел за ней в каюту.

Ее трясло от ярости и холода. Она сорвала шлем с головы и, закрыв дверь, задвинула щеколду.

— Ты рисковал моей жизнью ради этого? Этого безумия? Ты что, тоже рехнулся? — Тара с трудом сдержалась, чтобы не разнести в каюте все, до чего можно дотянуться. — Как Леон мог все это придумать? Как ты мог ему помогать? И зачем?

Леон стучал в дверь, громко умоляя Тару выслушать его:

— Как ты не понимаешь? Я с этим покончил. Через несколько недель нигде не останется и следа от моих творений. И когда я с этим покончу, я буду полностью разорен. Что еще ты можешь от меня потребовать? Тара! Поговори со мной!

Базилиус, запаниковав при виде впавшей в ярость своей любимой племянницы, попятился.

— Но ты же любишь его, — заикаясь, произнес он. — Костас сказал, что любишь! Твой собственный отец рассказал мне, насколько ненавистно тебе искусство Леона, поэтому, когда Леон попросил меня скупить все его работы и затопить их, мы оба решили, что ты будешь счастлива. Тара! Ведь такая жертва! Что еще ты можешь требовать от мужчины в доказательство любви? Через меня он анонимно скупает все свои работы, чтобы уничтожить их из любви к тебе. Это также вроде как шутка в отношении сообщества художников. Правда, я ее не понимаю. Леон купил моего «Аристотеля» из города Стагируса и перевез его сюда. Он собирается поставить эту статую на то место, где когда-то стояла одна из его собственных работ.

— Аристотель! — взорвалась Тара. — Если я услышу еще хоть одно слово об этой клятой статуе, я разобью ее на мелкие кусочки и тебя вместе с ней! Так вот почему ты согласился на эту глупость? И даже рисковал моей жизнью?

Базилиус в отчаянии покачал головой. По его морщинистым щекам текли слезы.

— Как ты могла такое подумать? — задыхаясь, спросил он. — Мы все тебя любим. Мы делаем все, что, как нам кажется, хотелось бы тебе.

Тара начала стягивать костюм.

— Отвези меня назад! — решительно потребовала она. — И держи Леона от меня подальше.

Но, когда Базилиус открыл дверь, Леон ворвался в каюту.

— Убирайся! — взвизгнула Тара. — Мы оба могли погибнуть. И ради чего? Убирайся с глаз моих!

— Ради чего? — Леон схватил ее за руки и прижал их к бокам, чтобы она не могла его ударить. — Как ты не понимаешь? Я тебя люблю! Как ты не понимаешь? Для меня ничего больше не имеет значения. Ничего! — Он грубо встряхнул ее, пытаясь заставить понять его. — Тара!

Она вырывалась из его рук с такой силой, что он испугался, как бы она не ударилась обо что-нибудь в тесной каюте.

— Я бы никогда не допустил, чтобы с тобой что-нибудь случилось там, внизу. И Базилиус, и твой отец знают, как я к тебе отношусь. Они знают, что я пожертвую своей жизнью, чтобы спасти тебя. Но они оба знают и то, насколько ты упряма. Учитывая мое прошлое и то, как мы расстались, я не мог просто сказать тебе, что я отказываюсь от того искусства, которое ты ненавидишь. Я должен был показать это такими действиями, которые ты не могла бы проигнорировать. Никто никогда не сможет любить тебя так, как люблю я.

Потрясенная его последними словами, Тара подняла глаза и, зарыдав, упала в его объятия.

Глава двадцать девятая

— Почему ты не хочешь поговорить со мной? А ведь прошлой ночью ты сказала, что мы все обсудим.