На перепутье - Александра Йорк

Потрясенная его последними словами, Тара подняла глаза и, зарыдав, упала в его объятия.

Глава двадцать девятая

— Почему ты не хочешь поговорить со мной? А ведь прошлой ночью ты сказала, что мы все обсудим.

Тара отвернулась к иллюминатору маленького реактивного самолета, чтобы не видеть умоляющих глаз Леона.

— Я также сказала, мне нужно время, чтобы обдумать все, что ты сделал, — прошептала она в ответ. — Ты не должен давить на меня и не переноси эту вчерашнюю эскападу в публичное место. Я знаю, нам нужно поговорить, но придется подождать до окончания вечеринки. Тогда мы сможем поговорить открыто, без помех и посторонних ушей. — Тара натянуто улыбнулась. — И без всяких эмоциональных взрывов и с твоей, и с моей стороны, — добавила она. — Ты же видишь, здесь невозможно что-либо обсуждать.

После истерики ей удалось убедить расстроенного Леона и заплаканного Базилиуса, что к ней не следует приставать в те пять часов, которые понадобятся для перелета в Нью-Йорк. Она была так измотана духовно и физически, что даже поспала несколько часов. Базилиус связался с Костасом по телефону, и, когда они добрались до Нью-Йорка, тот ждал их на пирсе с такси. Он завернул Тару в бабушкино одеяло и крепко держал всю дорогу до дома. Иногда она ощущала, как капают его слезы ей на волосы, но, слава Богу, он молчал, — это ей было необходимо.

Теперь она сидела вместе с Леоном в самолете Готардов. Кроме них там находились Блэр и Пэрри, Роберт Вэн Варен, пожилой художественный критик, и его юная подруга, Дениз Соммерс, агент Леона Фло и — Таре пришлось тщательно скрывать свое отвращение — Эйдриа Касс, его «подруга» и художница, кроме того, Кронан Хаген и его жена Сиделл. Эта пара сидела в конце самолета. Только стюард, который только что разнес напитки, сидел один.

Леон казался сейчас невероятно хрупким. Возможно, он и в самом деле изменился? И что это может означать для нее теперь, когда Димитрий ворвался в ее жизнь таким романтическим образом? Она вспоминала тот первый день на островах, когда она с Димитрием впервые увидели Леона, и все, что случилось потом, после этого судьбоносного дня. Теперь их пути изменились. Куда они поведут? Перепутье, подумала она. Для всех троих.

Чтобы отвлечься, Тара стала разглядывать убранство самолета. Все в персиковых и серых тонах, куда роскошнее, чем большинство жилых домов. Она невольно отметила, что Блэр проявляет отменный вкус во всем, за исключением искусства и собственного мужа. Но отвлечься ей не удавалось — слишком неспокойно было у нее на душе. Если она любит Димитрия так, как ей кажется, то почему никак не может разобраться в своих чувствах к Леону? Она правильно сделала, что приехала, нужно довести их отношения до окончательной развязки. Тара тремя глотками осушила бокал с мартини и жестом попросила у стюарда еще.

Она вдруг поняла, что ей нравится Блэр с того самого первого вечера на яхте в Греции. В этой женщине было что-то уязвимое, Таре невольно хотелось ее защитить. Странно испытывать такие чувства к женщине старше себя, причем такой богатой и искушенной, как Блэр, но было в ней что-то неуловимо напоминающее о маленькой девочке, с нетерпением ожидающей сюрпризов за каждым углом.

Тара закрыла глаза и почувствовала — спиртное успокаивает нервы, помогает собрать силы, которые ей так необходимы. Она была абсолютно уверена в своих чувствах, когда летела из Греции. А сейчас? Все встало с ног на голову.

Леон смотрел на длинные ресницы Тары, нежную кожу ее щеки и изгиб губ. Он совершенно ничего не мог понять. Такая далекая, такая отстраненная. И все же ему казалось, что горевший в ней огонь не погас: будь он ей безразличен, в тот момент после погружения она не отреагировала бы столь бурно. Да и ее поездка с ним на вечеринку — хороший признак, пробовал утешить себя Леон. Все огромное значение его жертвы дойдет до нее позже и сыграет свою роль. Не может же она остаться равнодушной к такому мощному проявлению любви? Никто бы не смог! И сегодня она станет свидетелем его славы, хотя искусство, которое эту славу ему принесло, больше ничего для него не значит. Она увидит своими глазами, от чего он отказывается ради нее.

Тара открыла глаза и снова уставилась в окно. Она не могла заставить себя смотреть на Леона, видя, как он страдает. Зачем он так размахнулся? Хотя, возможно, для него так лучше. Он менялся, наверняка менялся, но это радостное уничтожение своих работ заставляло задуматься и все очень осложняло. Утопить свои работы в океане, чтобы их никто никогда не нашел! Было в этом что-то мстительное по отношению к самому себе.

Он осторожно коснулся ее руки.

— У меня в Нью-Йорке есть для тебя сюрприз. Увидишь, когда вернемся, — нерешительно проговорил он. — У меня в квартире появилось теперь произведение искусства. — Подождем, пока она увидит, что он купил одну из картин Ники.

Тара позволила себе не выказать никакого интереса. Что же теперь делать? Она вытащила из кейса работу. Зная, как ему сейчас трудно, зная, как много она для него значит, зная, что в какой-то степени она должна о нем заботиться, Тара испытывала большее смятение, чем когда-либо.

Глава тридцатая

Если океанская яхта Готардов и их личный самолет напоминали декорации голливудских фильмов, их дом в Палм-Бич был настоящим дворцом. Самолет приземлился в Уэст-Палм, откуда лимузины повезли их к великолепному особняку. Одна сторона дома была обращена к океану и пляжу, другая — к озеру, саду и бассейну. Гостиная размером с футбольное поле протянулась под бульваром вдоль океана, соединяя два крыла особняка. Таре досталась спальня со стороны озера. Это была одна из двадцати шести спален, выходящих каждая на свою террасу или патио. Это было не кино, это была дивная мечта.

Дениз Соммерс столкнулась с Тарой на верхней ступеньке лестницы, ведущей к океану.

— Отвратительно, не правда ли? — фыркнула она. — Тысячи футов океана им недостаточно, им подавай еще столько же озера. Жадность. Вот что течет в их венах вместо крови.

Тара опешила. Молодая женщина, стоящая рядом с ней, выглядела очень мило. В антикварном платье из викторианских кружев чуть светлее ее рыжих волос она казалась эталоном изящества, и лирическое имя Дениз ей вполне подходило. Но стоило ей открыть рот, как образ милой женщины исчезал, и Тара поняла, почему все звали ее Денни. Выходило, что у Блэр не только муж гад ползучий, но по крайней мере еще и одна подруга относится к ней хуже некуда. Если девице так не по душе стиль жизни Готардов, зачем она приняла приглашение на эту вечеринку?

Внизу, у подножия лестницы, Тару ожидала еще одна более неожиданная встреча. Эйдриа Касс, подстерегая фотографов, вышагивала по фойе в чем-то, напоминающем фермерский комбинезон, серебряных сапогах в западном стиле со шпорами из носорога, золотого цвета жакете и в пурпурном взбитом парике. Тара снова повернула к лестнице, как будто что-то забыла, с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. И тут налетела прямо на Леона. Она мрачно взяла его под руку и повела вниз по лестнице, где они единодушно издали одобрительный вздох, завидев выплывающую из боковой двери Блэр, которая напоминала сверкающий рождественский шарик, способный затмить все другие украшения на огромном дереве. Белое атласное платье идеальными фалдами спадало до носков украшенных топазами туфелек, воротник с топазами и бриллиантами бросал яркие лучи на слегка загорелые плечи. Ее улыбка была такой же сверкающей, как и драгоценности. Их блеск отражался в ее карих глазах. Блэр Готард выглядела идеальной хозяйкой дома.