Век просвещения - Алехо Карпентьер

Снова ощутив вкус повседневной жизни, София наконец-то ощутила себя полноценным человеком. Ей хотелось, чтобы все разделяли владевшую ею радость, удовлетворение и глубокий покой. Теперь, когда молодая женщина насытила голод плоти, она вновь возвращалась к людям, книгам, вещам, она испытывала душевную умиротворенность и поражалась тому, как умудряет физическая любовь. Софии приходилось слышать, что некоторые восточные секты видят в плотском наслаждении необходимый шаг к нравственному совершенствованию, и теперь она готова была в это поверить, замечая, как в ней самой крепнет такая способность к пониманию всего окружающего, о которой она даже и не подозревала. После долгих лет добровольного затворничества, когда она почти все время проводила в четырех стенах, среди привычных предметов и людей, ум ее устремлялся сейчас вовне, и все служило ей поводом для размышлений. Перечитывая некоторые классические произведения, в которых она прежде видела только собрание легенд и мифов, София теперь открывала для себя их первозданный смысл. Ее не привлекали слишком цветистые сочинения современных авторов, чувствительные романы, которые так нравились тогда читателям, она обращалась к книгам, где в форме правдивого повествования или символической притчи была описана совместная жизнь мужчины и женщины во враждебном и полном опасностей мире. Теперь Софии была хорошо понятна тайна Копья и Чаши, которые до тех пор казались ей неясными символами. У молодой женщины возникло такое чувство, что она вновь приносит пользу, что жизнь ее приобрела наконец цель и смысл. Правда, пока еще она жила только настоящим; проходили дни, недели, а она лишь наслаждалась счастьем, не думая о будущем. Однако София не переставала мечтать о том, что придет день и она примет участие в великих событиях – рядом с человеком, с которым связала свою судьбу. Такая выдающаяся личность, как Виктор, думала она, не может долгое время стоять в стороне от важных событий, рано или поздно Юг примет в них участие. Разумеется, его поведение во многом зависит от того, что происходит в Европе, а новости, приходившие из Парижа, не предвещали больших перемен. События там сменялись с невероятной быстротой, и газеты, достигая Кайенны, безнадежно устаревали, – читая их сообщения, можно было ожидать, что все это уже опровергнуто дальнейшим ходом истории. Впрочем, Бонапарт был, видимо, мало расположен заниматься революционными преобразованиями в Америке, его внимание было поглощено более близкими ему задачами. Вот почему Виктор Юг уделял большую часть времени делам управления колонией; он руководил оросительными работами, строительством дорог, усиленно развивал торговые связи с Суринамом, добивался расцвета сельского хозяйства. Его правление признавали отеческим и разумным. Колонисты были довольны. Благодаря усилиям Юга край процветал. В Кайенне давно уже отказались от системы декад и возвратились к привычному григорианскому календарю; правитель колонии приезжал в город в понедельник и возвращался в свое поместье в четверг или пятницу. София тем временем каждое утро уделяла несколько часов заботам о доме; она отдавала различные распоряжения, заказывала столярам мебель, заботилась о содержании сада – через посредство швейцарца Сигера, деятельного торгового агента, она получила из Парамарибо луковицы тюльпанов. Свободное время молодая женщина проводила в библиотеке, где среди скучнейших трактатов по фортификации и искусству кораблевождения, среди трудов по физике и астрономии она обнаружила много превосходных книг. Прошло несколько месяцев, а Виктор, приезжавший в конце каждой недели, так ни разу и не привез какого-либо известия, которое хоть в чем-нибудь могло нарушить мирную жизнь благоденствующей колонии.

Однажды в сентябре София решилась наконец покинуть сельское уединение и приехала в Кайенну, чтобы сделать кое-какие покупки. В городе творилось что-то странное. Уже с самого рассвета пронзительно звонили все колокола в обители святого Павла Шартрского. К их голосу присоединялись голоса других колоколов, до тех пор никому не ведомых, колоколов, которые прятали на чердаках и на складах и в которые теперь били молотками, железными прутьями и даже подковами, так как колокола эти еще не были подвешены; звон доносился со всех концов города. С недавно прибывшего корабля на берег сходили священники и монахини. Казалось, самое необычное воинство веры обрушилось на город. Служители Христа шли прямо по мостовой в сутанах и широкополых шляпах, а прохожие приветствовали этих людей в черных, светло-коричневых, серых одеяниях и глазели на давно забытые атрибуты – четки, образки, нарамники и молитвенники. Некоторые священники на ходу благословляли горожан, высунувшихся из окон. Другие участники процессии, стараясь перекрыть шум, нестройно пели церковные гимны. Изумленная этим зрелищем, София поспешила в правительственную резиденцию, где она должна была встретиться с Виктором Югом. Но в его кабинете она застала одного только Сигера, который развалился в кресле, поставив неподалеку от себя бутыль тростниковой водки. Торговый агент с преувеличенной любезностью встретил молодую женщину и стал поспешно застегивать камзол.

– Как вам понравилось это нашествие служителей Христа, сударыня? В Кайенну прибыли священники для всех приходов! И монахини для всех лазаретов! Вернулись времена религиозных процессий! Ведь у нас теперь конкордат! Париж и Рим лобызают друг друга! Французы опять становятся католиками. Сейчас в капелле Серых монахинь служат благодарственный молебен. Там вы можете полюбоваться на всех наших правительственных чиновников, они облачились в парадные мундиры и благоговейно склоняют головы, внимая церковной латыни: «Preces nostrae, quaesumus, Domine, propitiatus admitte» [147]. Подумать только, больше миллиона людей погибло ради того, чтобы разрушить религию, которую нынче возрождают!…

София вышла на улицу. С корабля, доставившего священников и монахинь, все еще сходили на пристань пассажиры и сразу же раскрывали большие красные и зеленые зонты; носильщики-негры пристраивали на голове тюки и чемоданы. Перед гостиницей Огара несколько священников сносили в одно место свои пожитки, вытирая вспотевшие лбы клетчатыми платками. Внезапно произошло нечто неожиданное: два священника из парижской семинарии святого Сульпиция, которые сошли на берег последними, были встречены негодующими возгласами своих коллег.

– Изменники! Предатели! – слышались яростные крики. – Конституции присягали! – И при этих словах во вновь прибывших полетели подобранная в канавах кожура ананасов, камни и отбросы. – Вон отсюда! Ступайте спать в лес! Изменники! Конституции присягали!

Однако те не струсили и попытались войти в двери гостиницы, раздавая направо и налево тумаки и пинки; но их тут же окружила грозная толпа людей в черных одеяниях. Священников, присягавших на верность республиканской Конституции, прижали к стене, и они тщетно пытались опровергнуть обвинения, которые выкрикивали им в лицо «настоящие», «несмирившиеся» священники, те, кого конкордат неожиданно окружил ореолом истинных воинов Христа, ибо, гонимые и преследуемые, они сохраняли ему верность, служили тайные обедни и были достойными потомками первых диаконов из римских катакомб. На шум прибежали стражники и принялись прикладами разгонять служителей церкви. Порядок почти уже восстановили, как вдруг из расположенной поблизости мясной лавки вышел молодой священник с ведром, наполненным кровью только что зарезанного бычка; он выплеснул кровь прямо на отступников, так что на груди у них расплылись большие красные пятна; сгустки и брызги остро пахнущей крови обагрили белый фасад здания. Снова оглушительно зазвонили колокола. Благодарственный молебен закончился, и Виктор Юг в сопровождении правительственных чиновников вышел в парадном облачении из капеллы Серых монахинь…

– Ну как, видала? – спросил он Софию, встретив ее в своей резиденции.

– Да это просто комедия, – ответила молодая женщина и рассказала ему о потасовке между служителями церкви.

– Я прикажу двум этим злополучным священникам возвратиться во Францию, здесь им жизни не будет.

– Мне кажется, ты бы должен выступить в их защиту, – сказала София. – Как-никак они тебе ближе остальных.

Виктор только пожал плечами.

– Во Франции и то ничего не хотят знать о священниках, приносивших присягу.

– От тебя несет ладаном, – отрезала София.

Они возвратились в поместье, причем в пути почти не разговаривали между собой. В доме их уже поджидали «супруги Бийо» (так София и Виктор называли Бийо-Варенна и Бригитту), которые явились еще в полдень со своим верным псом Пасьянсом. Они нередко, причем без предупреждения, наведывались в гости и оставались в доме на несколько дней.

– Опять Филемон и Бавкида злоупотребляют вашим гостеприимством, – сказал Бийо, употребляя оборот, который не сходил у него с языка с той поры, как он начал жить со своей служанкой Бригиттой как с женою.