Пионеры, или У истоков Сосквеганны - Джеймс Купер

— Отец, бедный, бедный отец!

Эдвардс следовал за ней, осматривая каждую трещину в скале в надежде найти место для спуска. Но гладкая, ровная поверхность скалы не имела ни одного выступа, на который можно было бы поставить ногу. Эдвардс убедился, что и эта надежда напрасна.

— Остается одно, мисс Темпль, — сказал он, — попытаться спустить вас вниз. Если бы Натти был здесь или если бы этот индеец мог придти в себя, их изобретательность и опытность нашли бы выход, но я перед ними младенец. Что у нас есть? Моя куртка, но ее мало, затем одеяло могикана. Попробуем, попробуем… неужели же вам погибать такой смертью!

— А что будет с вами? — сказала Елизавета. — Ни вы, ни Джон не должны погибнуть ради меня.

Он не слушал ее, но бросился к могикану, который беспрекословно уступил одеяло, продолжая сидеть с индейской важностью и достоинством, хотя его положение было еще более критическим, чем их. Изрезав одеяло на полосы, молодой человек связал их, прибавил к ним свою куртку и легкую муслиновую шаль Елизаветы и спустил веревку с обрыва. Но она не достигала и половины высоты.

— Не годится, не годится! — воскликнула Елизавета. — Для меня нет надежды! Огонь подходит! Посмотрите, даже земля загорается.

Если бы пламя распространялось здесь хотя бы наполовину так быстро, как в других местах горы, оно бы уже поглотило их, но особенности террасы дали им отсрочку.

Скала лишь местами была одета тонким слоем почвы с редкой, скудной растительностью. Деревья, росшие в расселинах скалы, погибли от засухи и представляли хороший материал для огня, но они были разбросаны довольно редко и между ними не было кустарников и хвороста, как в остальной части леса.

Вдоль террасы извивался широкий ручей, какими изобиловала эта местность; выбегая на склоне вверху, он медленно полз по ровной террасе, огибая выдающиеся бугры и скалы, и исчезал у одного из ее концов, в трещинах, по которым добирался до Отсего. В дождливое время года он струился по поверхности, теперь же его путь отмечался только полосой сырого, пропитанного влагой мха. Достигнув этого препятствия, пожар приостановился, поджидая, когда жар одолеет сырость.

Казалось, роковая минута наступала. Влага ручья испарялась, высыхающий мох начал свертываться от жары, кора, висевшая лохмотьями на сухих деревьях, стала отделяться от стволов и сваливаться на землю.

Раскаленный воздух дрожал, и дым застилал террасу, скрывая зрелище пожара. Рев бушующего пламени, треск хвороста и сучьев, грохот падающих деревьев казались еще ужаснее в такие минуты. Из трех, обреченных на гибель, молодой человек был, по-видимому, наиболее взволнован.

Могикан, который был ближе всех к гибели, оставался на своем месте с непоколебимым спокойствием индейского воина. Раз или два глаза престарелого воина, устремленные на далекие холмы, обращались на молодую чету, осужденную умереть так рано, и в них мелькало выражение жалости; но он тотчас же снова устремил взгляд вперед. Все это время он пел на делаварском языке низким гортанным голосом нечто вроде похоронной песни.

— В такую минуту, мистер Эдвардс, все различия стираются, — сказала Елизавета. — Убедите Джона подойти к нам, и умрем все вместе.

— Не могу! Он не тронется с места, — возразил молодой человек, — он считает эту минуту счастливейшей в жизни! Ему уже за семьдесят лет, он быстро дряхлел в последнее время и, кажется, получил ушиб во время этой несчастной охоты на оленя. Да, мисс Темпль, это действительно была несчастная охота! Боюсь, что она-то и привела к ужасной сцене, которая разыгрывается теперь.

Лицо Елизаветы озарилось улыбкой.

— Зачем говорить об этом! Мы должны умереть, да, да, мы должны умереть!

— Умереть! — воскликнул юноша. — Нет, нет, не может быть, чтобы всякая надежда исчезла! Вы, по крайней мере, не должны умереть! Вы не умрете.

— Где же средства для спасения? — спросила Елизавета, указывая на огонь. — Смотрите! Пламя перешло за ручей, оно приближается, Эдвардс, медленно, но неотразимо. Ах! Взгляните! Дерево! Дерево уже загорелось!

Она была права. Пожар осилил, наконец, сопротивление ручья и огонь медленно перебрался через полувысохший мох. Язык пламени лизнул кору сухой сосны и мгновенно взвился вверх огненным столбом. Огонь начал переходить от дерева к дереву, и все, казалось, приближалось к развязке. Ствол, на котором сидел могикан, загорелся. Но индеец сидел не шевелясь. Он должен был испытывать жестокие страдания, однако воля была сильнее их. Елизавета отвернулась от этого зрелища и взглянула на долину. Благодаря жаре возникли сильные воздушные токи, и в эту самую минуту облако дыма, нависшее над долиной, разорвалось и открыло поселок, раскинувшийся внизу.

— Мой отец, мой отец! — воскликнула Елизавета. — О! Это… от этого я могла бы быть избавлена…

Расстояние было не так велико, чтобы нельзя было различить фигуру судьи Темпля, который наблюдал пожар, охвативший гору, совершенно не подозревая об опасности, грозившей его дочери.

— Все это результат моей необузданной горячности! — воскликнул Эдвардс в припадке отчаяния. — Если бы я обладал хоть половиной вашего спокойствия, мисс Темпль, все могло бы уладиться.

— Не говорите об этом! — сказала она. — Теперь это бесполезно. Мы должны умереть, Эдвардс, мы должны умереть! Умрем же! Но нет… вам, быть может, удастся спастись. Ваша одежда не загорится так легко, как моя. Бегите! Оставьте меня. Вам удастся найти выход. Вы должны попытать счастья. Бегите' Оставьте меня… Но постойте! Вы увидите моего отца! Скажите ему, Эдвардс, все, что может облегчить его скорбь. Скажите ему, что я любила его больше всего на свете!

Молодой человек выслушал эти трогательные слова, но не тронулся с места. Сдерживая свое волнение, он ответил:

— И вы приказываете мне оставить вас! О, мисс Темпль, как мало вы меня знаете! — продолжал он, бросаясь к ее ногам и охватывая руками ее развевающееся платье, как будто желая заслонить ее от огня. — Отчаяние заставило меня бежать в леса; но ваше общество укротило во мне зверя. Если я забыл о своем имени и своей семье, то потому, что ваш образ заслонил их в моей памяти. Если я забыл о своих обидах, то потому, что вы научили меня прощать. Нет, нет, Елизавета, я могу умереть с вами, но не могу жить без вас!

Мисс Темпль не двигалась, не отвечала. Слова Эдвардса на мгновение, казалось, заставили ее забыть об опасности. Она улыбнулась… как вдруг до ее слуха долетел громкий, пронзительный мужской голос, донесшийся из леса:

— Девушка! Где вы, девушка?

— Слышите? — сказала Елизавета. — Это Кожаный Чулок, он ищет нас!