Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс! - Николай Яковлев

Как глухо сказано в истории Британской службы координации безопасности (БСКБ), «перехваченные немецкие военные приказы подтверждали, что если бы (Британские. – Н. Я.) острова сопротивлялись и вторжение было бы либо отражено, либо отложено, Гитлер напал бы на Россию»21. Эти приказы немедленно докладывались ФДР, и он строил соответственно американскую политику. Гласно – призывая к помощи Англии и громко осуждая тех, кто противился ей. Отсюда все больший накал в словесной битве с «изоляционистами», на которых ФДР неизменно ссылался, когда, скажем, Черчилль на основании собственных заявлений ФДР просил президента ускорить участие США в борьбе с Германией. Нельзя и все тут – смысл ответов ФДР на эти обращения. Страна-де не поддержит, «изоляционисты» – тому свидетельство.

Опросы общественного мнения, однако, показывали: со второй половины лета 1940 года примерно 20 процентов американцев стояли за немедленное вступление США в войну. Так сказать, самостоятельно. Но тот самый «коэффициент фатализма» – США неизбежно будут воевать – фантастически возрос: 50 процентов в мае 1940 года, 59 процентов в декабре 1940, 82 процента в апреле 1941 года22. Иными словами, обращение к народу с призывом поднять оружие и вступить в войну получило бы массовую поддержку. ФДР и не помышлял об этом, демонстрируя противоположное – страна-де не пойдет за ним. Что он особо продемонстрировал на выборах 1940 года.

VI

Подходило к концу второе пребывание Рузвельта в Белом доме, а в Соединенных Штатах существовал исторический прецедент – ни один человек никогда не добивался выдвижения своей кандидатуры в президенты на третий срок подряд. По мере приближения срока истечения его полномочий в демократической партии началась грызня, усиливались закулисные махинации – подыскивали нового кандидата.

Рузвельт несколько раз категорически отрицал намерение баллотироваться третий раз. Еще летом 1939 года он объявил об этом председателю национального комитета демократической партии Дж Фарли. Фарли, хотя и прожженный политикан, понял Рузвельта буквально. Он счел себя потенциальным президентом и повел соответствующую работу. Не теряли времени даром и другие, метившие в преемники Рузвельта. Вырисовывались фигуры соперников – Фарли, Гарнер, Хэлл.

На рубеже 1939 и 1940 годов Рузвельт часто поговаривал о том, что устал и жаждет вернуться к спокойной жизни. В начале 1940 года в Гайд-парке завершилась постройка библиотеки. Ф. Перкинс вспоминала, как Рузвельт убедительно объяснял профсоюзному лидеру Табину, почему он не может баллотироваться в 1940 году: «Нет и еще раз нет, Дан. Мне необходимо избавиться от свищей (что было следствием болезни. – Н.Я.). Я должен отдохнуть. Я хочу вернуться в Гайд-парк. Я хочу заняться своими деревьями. У меня там большие посадки, Дан. Я хочу сделать ферму рентабельной. Я хочу закончить постройку маленького дома на холме. Я хочу заняться историей. Нет, просто не могу». Было договорено, что Г. Гопкинс поселится в Гайд-парке и поможет с мемуарами.

27 января 1940 г. Рузвельт подписал контракт с журналом «Коллиерз» – с января 1941 года он станет одним из редакторов с окладом 75 тыс. долл. в год и обязательством писать не менее 26 статей ежегодно. Срок действия контракта три года. ФДР представил главного редактора журнала У. Ченери в Белом доме как своего «будущего босса».

Решение Рузвельта развязало руки его соперникам в партии. Они откровенно заговорили о своих планах. ФДР смотрел со стороны. Впрочем, внимательные заключили весной 1940 года, что Рузвельт все же похож на сфинкса. Он сказал, что не будет выдвигать свою кандидатуру, но не останавливал тех, кто считал, что Рузвельт должен остаться в Белом доме на третий срок. А среди них самым неутомимым был Г. Икес, считавший, что во время международного кризиса руль государственного корабля должен быть в надежных рузвельтовских руках.

Окончательное решение было принято лишь тогда, когда развернулся во всю силу гитлеровский «блицкриг». «Тем не менее, – пишет Розенман, – если бы Франция выстояла перед наступлением Гитлера в мае 1940 года и если бы война превратилась в борьбу на истощение по типу Первой мировой войны в 1915–1917 годах, я убежден, что Рузвельт не согласился бы на выдвижение своей кандидатуры в июне 1940 года»23. Хотя ФДР пока не открыл карт, он начал действовать.

Чрезвычайные обстоятельства резко отличали избирательную кампанию 1940 года от предшествовавших. Рузвельт уже после Мюнхена стал подумывать о создании коалиционного правительства. Сначала он намеревался пригласить в кабинет республиканских кандидатов в президенты и вице-президенты на выборах 1936 года А. Ландона и Ф. Нокса. Первый отпал, Нокс после длительных увещеваний ФДР согласился.

20 июня 1940 г. два видных республиканца, Г. Стимсон и Ф. Нокс, были назначены военным и морским министрами. Как раз в канун конвента республиканской партии.

Это вызвало шок у политических противников администрации – ФДР взял заложников из их среды! Стимсона и Нокса республиканцы сочли предателями, однако то был первый шаг Рузвельта, чтобы показать: подлинный противник в кампании 1940 года – Гитлер, которому нужно противопоставить национальное единство.

Делегаты республиканского конвента гневались по поводу создания двухпартийного кабинета: «Грязная политика!» Рузвельт отмалчивался. Не разглядев его тактики, руководство республиканской партии решило вести кампанию в традиционных тонах бешеных нападок на Рузвельта. Своим кандидатом республиканцы избрали У. Уилки, закоренелого врага «нового курса», многие годы сражавшегося с Администрацией долины Теннесси. Он был юристом, связанным с домом Моргана. Было нетрудно проследить связь Уилки с крупнейшими корпорациями, что не замедлили сделать демократы.

В начале июля Дж Фарли явился в Гайд-парк. Он был в отличном настроении, ожидая услышать от ФДР об отказе баллотироваться. Тогда почти автоматически Фарли надеялся на успех на конвенте. Хотя его мало знали в стране, Фарли многие годы крепко держал в руках партийный аппарат и был уверен, что сумеет побить других кандидатов в демократической партии.

– Джим, – начал Рузвельт, – я не хочу баллотироваться и собираюсь сказать об этом конвенту.

– Если вы так скажете, конвент не выдвинет вас, – отрезал Фарли и высмеял саму идею третьего срока.

– А что бы вы сделали на моем месте? – осведомился президент.

– Именно то, что сделал много лет назад Шерман, – выступил бы с заверением, что я отказываюсь баллотироваться, если меня выдвинут, и не буду исполнять свои обязанности, если меня изберут.

– Но, Джим, если меня все же выдвинут и изберут, я не могу в наши дни отказаться принести присягу, если бы даже я знал, что умру через месяц.

Оба разошлись, прекрасно поняв друг друга. Рузвельт теперь знал, что Фарли выставит свою кандидатуру, а Фарли понял, что ФДР не только собирается остаться в Белом доме, но и надеется, что будет выдвинут конвентом единодушно, без голосования. Фарли догадался обо всем этом слишком поздно, всего за неделю до начала конвента, назначенного на 15 июля в Чикаго. У него не оказалось времени составить политические комбинации.

В первый день работы конвента оказалось, что есть две штаб-квартиры: одна – Фарли, а другая – Гопкинса, представлявшего интересы Рузвельта. Сторонники ФДР пытались выяснить у него, как и когда следует выдвинуть его кандидатуру. Он ответил, что решит конвент, а «кандидата назовет бог». По поручению ФДР на конвенте огласили его короткое послание: «У меня нет сейчас и не было раньше никакого желания или намерения сохранить за собой после января следующего года пост президента или какую-нибудь другую государственную должность. Вы и все мои друзья знаете, что это простая и чистосердечная истина». Рузвельт, по-видимому, надеялся, что ответом на послание будет единодушный порыв делегатов: «Рузвельта в президенты!»

Голосование все же состоялось – сказалась опытная рука Фарли. За Рузвельта было отдано 946 голосов, за Фарли – 72, за Гарнера – 61. Бунт Фарли против ФДР явился его политической смертью. Он вскоре потерял свое место председателя национального комитета партии. Им стал Э. Флинн.

Когда дошла очередь до выдвижения в вице-президенты, конвент превратился в крикливый восточный базар. Словесная перепалка приобрела неприличный характер. Кандидатура Уоллеса, предложенная ФДР, вызвала неистовое сопротивление. Делегаты кричали, что Уоллес – мистик, республиканец-ренегат, политический невежда. Рузвельт, слушавший в Гайд-парке брань, несущуюся из радиоприемника, потерял выдержку. Он составил обращение к конвенту, отклоняя выдвижение своей кандидатуры, ибо «нельзя потворствовать политическим нравам, подрывающим народы изнутри еще до удара врага извне». Г. Уоллес был в конце концов избран незначительным большинством, а Гопкинс, также явившийся объектом бесстыдных нападок, получил стойкое отвращение к конвентам.