Лестница из терновника (трилогия) - Максим Далин

Рабыни придвинулись друг к другу, прижались друг к другу плечами. Бывшая Кору облизывала искусанные губы, пытаясь слизать какие-то призрачные капли, потом потёрла мокрую грудь и облизала пальцы.

Солдат смерил Элсу непонятным взглядом – словно бы даже сожалеющим – и зачерпнул ещё воды рабыням. Они снова выпили её пополам; бывшая Варсу, возвращая ковш, намеренно, как показалось Элсу, дотронулась до руки солдата. Это показалось Элсу мерзким до тошноты – и он влепил девке затрещину.

А солдат неожиданно ударил Элсу кулаком в челюсть – настолько унизительно и невозможно, что Элсу вскрикнул:

– Я – Львёнок, слышишь, ты! И – я мужчина!

– Поздравляю тебя с этим, – процедил солдат сквозь зубы. Его товарищи показались в дверном проёме.

– В чём дело, Лин-И? – спросил ударившего Элсу громила с тяжёлым браслетом на запястье. – Ты воюешь с девчонками?

– Да нет, – хмыкнул Лин-И. – Он говорит, что парень. Его Господин О-Наю звал, но туда он и с синяком на морде дойдёт, вошь черномазая…

– Я – без оружия, – бросил Элсу, еле удерживая дыхание. – Мы бы в бою поговорили…

Приятели Лин-И расхохотались.

– Слышь, Котёнок, в бою мы уже сговорились! – сказал коренастый северянин с рубцами на морде. – Благодари Господина О-Наю, что ничего не потерял, вояка…

Злость Элсу тут же потушил страх. Он еле удержался, чтобы не содрогнуться, и, ещё пытаясь сохранить лицо, сказал на тон ниже:

– Я тебе не котёнок.

– Он своим собственным бывшим глотка воды не дал, – сказал Лин-И. – Ещё и ударил вон ту… с красивыми глазами.

Северяне повернулись к девке, которая раньше была Варсу. Она съёжилась, скрестив на груди руки и пытаясь прикрыться – а вторая рабыня чуть подалась вперёд, будто хотела заслонить свою товарку от взглядов чужаков.

Рассматривают, как скотину на базаре, подумал Элсу, чувствуя что-то вроде злорадства. Северяне, вроде, не татуируют рабыням лиц и не выжигают тавро – ну, пусть эти две потаскухи считают, что им повезло!

– Да, красотка будет, – сказал северянин в рубцах. – А ты что перепугалась? – наклонившись и уперев ладони в колени, спросил он у той, что была Кору. – Всё, отвоевались, малютка – больше вы нам не враги, баста…

– Нет? – спросила девка хрипло, и тут же, кашлянув, попросила. – Тогда дай мне ёще воды! Мне можно?

Немолодой солдат потрепал её по голове, как ребёнка.

– Не пей много, потерпи. Губы смочи, прополощи рот – но не пей, так будет легче.

Элсу смотрел на всё это представление, чувствуя злость, стыд и тот внутренний жар, который всегда сопровождает осознание творимой несправедливости. Северяне, возможно, собирались бить его ещё или сделать что-то более ужасное – но отвлеклись на рабынь. Теперь они возились с рабынями, будто с ранеными товарищами, а за ним лишь присматривали краем глаза, как за обрезанным домашним животным, которое по дурости может убрести из загородки или что-нибудь попортить. Это ощущалось унизительнее любых побоев.

– Тебя как зовут, красуля? – спрашивал северянин в рубцах у бывшей Варсу.

– Никак. старое имя не подходит для женщины.

– Ах, ну да ведь… Цур-Нг, а?

«Цур-Нг»! «Тёмный Мёд»! Отличная кличка для шлюхи, подумал Элсу. Медовенькая! Прямо с ядом – так тебе и надо, гадина. За то, что посмела спорить со мной. За то, что не погибла в бою, когда со стен крепости неожиданно ударили пушки. За то, что один северянин укрыл тебя курткой, второй стирает кровь с твоей разбитой рожи мокрым платком – а ты им это позволяешь. Языческая подстилка. Наверняка, предательство было у тебя в крови всегда… А может, ты просто – грязная душонка, прирождённая девка, которая ждала только мужчину, который захочет сделать из тебя свою вещь! Элсу смотрел на эту гибкую тварь с действительно красивыми, большими и раскосыми глазами, которую трогали чужие солдаты, на это существо, неожиданно волнующее для рабыни, вызывающее не формулируемые и непроизносимые мысли – и вычёркивал Варсу из своего прошлого и из своей жизни. Не было никакого Варсу – никогда.

Но поведение той, которая раньше была Кору, ещё тяжелее укладывалось у Элсу в голове. Кору предателем не был, это точно, но Кору просто пропал. Исчез. Нервная девка с рассечённой бровью, которую старый солдат учил медленно дышать, ничего общего с Кору не имела. Кору никогда не позволил бы язычнику дотрагиваться до себя, да ещё и называть «Ай-Ни» – «Ласточка»!

Не просто метаморфоза. Не просто насилие. Языческое колдовство, грязная магия. Северяне не только сделали моих солдат рабынями – они превратили честных бойцов в отвратительных девок!

– Будьте вы прокляты, – пробормотал Элсу.

Он рассчитывал, что его не услышат, но Лин-И расслышал наилучшим образом.

– Господин О-Наю ждёт эту мразь, – сказал он своим приятелям, а Элсу приказал, – лучше иди добром, а то я за себя не ручаюсь.

– Да пожалуйста, – огрызнулся Элсу. – Лишь бы не участвовать в этой вашей… в этом… разврате.

– Иди… воплощение добродетели! – хмыкнул Лин-И и толкнул Элсу между лопаток. Слова «воплощение добродетели» прозвучали в речи язычника грязным оскорблением.

Судя по коридору и лестнице, ведущей из подвала наверх, крепость представляла собой вовсе не руину. Элсу оглядывался по сторонам, разыскивая следы пожара, но никаких следов нигде не виднелось. Здание казалось чистым и новым; стены покрывала свежая штукатурка. Вот бы узнать имя того идиота, который посоветовал этот городишко моему Наставнику, подумал Элсу. Пожар! Пушек нет! Привязать бы его к пушке, которой нет – и жахнуть! Картечью. Гадёныш…

Лин-И провёл Элсу по крытой галерее, потом – мимо кордегардии, где отдыхали пограничники, и дальше наверх по узкой винтовой лестнице. В кабинет коменданта.

Господин О-Наю – Вишнёвый Цвет, ну и имя для офицера, подумал Элсу – оказался немолодым блондином с заметной проседью в косе. Лицо у коменданта было бледным и жёстким, с резкими острыми чертами и длинным носом, губы – тонкими, глаза – бесцветными, а взгляд – совершенно нестерпимым. Форменную серую куртку пограничника северян в серебряных офицерских галунах и с меховой оторочкой он носил, как самые отчаянные языческие вояки – надев лишь один левый рукав. Элсу заметил на рукояти меча О-Наю оскаленную собачью головку с рубиновыми глазами – комендант, оказывается, был кровным Барсёнком, может, даже Барсёнком Барса.

Элсу не смог сходу сообразить, хорошо это или плохо для него. Во всяком случае, желание сходу наорать на коменданта у него прошло без следа. Вдобавок, на лакированной подставке перед северянином лежал меч Элсу – и к нему нельзя было потянуться, что показалось Элсу изощрённым издевательством.