Преемник - Марина Дяченко

Вот уже много лет Эгерт Солль не переживал подобных поражений.

В гарнизоне царили стыд и уныние; вдовы погибших в последней экспедиции проклинали и Сову, и в первую очередь Солля. Уцелевшие стражники роптали; упрёки и обвинения висели в воздухе, и не затихал за Соллевой спиной угрюмый раздражённый шёпот.

Эгерт заперся в своём кабинете — там и ел, и спал, и проводил бессонные ночи над потёртой картой. Время от времени ему являлись с донесениями специально посланные шпионы — сведения приходили скудные и недостоверные, разведчики боялись соваться слишком глубоко и удовлетворялись сплетнями деревенских баб… После долгих трудов удалось наконец изловить молодого, нахального и неосторожного разбойника — но на полпути к городу он попытался бежать, ранив одного из конвоиров, за что и был немедленно убит его разъярёнными товарищами. Эгерту приволокли бездыханный труп — но не родился ещё человек, способный допрашивать трупы…

В собственных глазах Эгерт походил на измождённого, больного дятла, с тупым упорством долбящего камень, долбящего день и ночь, расшибающего клюв — только бы не остановиться, не осознать в полной мере и свой позор, и ужас оттого, что сын его, чужой мальчик, скрестил с ним шпагу, сражаясь на стороне убийц…

В городе погибли ещё двое детей; в обычных ночных звуках горожанам мерещился звон колодезной цепи. Эгерт горбился над своим столом, не желая ни слышать, ни думать.

Сова… Сова являлся к нему ночью, Сова обнимал за плечи Луара, Сова смеялся и поигрывал обрывком цепи; вокруг свечки кружились ночные бабочки, огромные и чёрные, лупоглазые, как совы…

Стаи сов. Полное небо сов…

И Эгерт сам становился Совой и в полубреду вёл свой отряд по лесам и дорогам, изображённым на карте. Он добывал провиант и запасал воду, он жёг костры на стоянках и ставил часовых, и отправлял дозорных во все стороны — он перестал быть полковником Соллем, он был угрюмым разбойником, испепеляемым жаждой разрушения…

В другом сне он учил Луара фехтовать. Луар отчаивался и бросал шпагу — и приходилось утешать, уговаривать, начинать снова…

Поднявшись среди ночи, полковник Солль брал оружие и часами повторял длинные замысловатые комбинации, и срезал клинком огонёк свечи, и медленно, по волоску, состругивал свечку до самого основания, пока не оставался на столе плоский как монета пенёк…

Ночной патруль видел человека в плаще. Тот не откликнулся на приказ остановиться и исчез, будто провалившись сквозь землю; в качестве трофея лейтенант Ваор доставил полковнику Соллю обрывок цепи. Разговоры не стихали, по городу ползли слухи один другого страшнее — а во сне Эгерт выбивал шпагу из рук своего сына…

Из рук сына Фагирры.

Бывало, что после ночи сидения над картой он возвращал себе способность соображать, сунув палец в огонёк оплывшей под утро свечки. Так бывало в Осаду…

Но тогда он защищал жену и сына.

Городской судья явился на закате — случайно либо по тонкому расчёту, ибо это было лучшее для Эгерта время, самое спокойное и трезвое. Судья явился сам, не утруждая полковника приглашением, — и лейтенант Ваор тянулся в струнку, потому что судья традиционно был самым страшным в городе человеком.

Эгерт поднялся навстречу, — протягивая руку, он пытался сообразить, явился ли к нему старый приятель либо официальное лицо. У судьи были жёсткие, холодные пальцы.

— Ты безжалостен к себе, — судья опустился в предложенное кресло. — Пусть наши враги всю жизнь выглядят так, как ты выглядишь сейчас… Неужели стратегические заботы и впрямь не оставляют времени для сна?

— У меня будет время отоспаться, — отозвался Эгерт глухо. И добавил с усмешкой: — Как, впрочем, и у всех нас…

Судья кивнул:

— Да, мой друг… Но Сова отправится на покой чуть раньше, чем мы — ведь так?

Он вдруг улыбнулся — спокойно и открыто, и у Эгерта полегчало на душе.

С городским судьёй его связывали давние и сложные отношения; во время Осады человек по имени Ансин был сподвижником Солля, и сподвижником ценным. Эгерт был нечеловечески храбр, но мужество оставило его, когда необходимой стала показательная казнь десятка бандитов и мародёров.

В глазах горожан такая расправа была доблестью и проявлением власти, едва ли не подвигом — но Солль покрывался липким потом при одной только мысли, что на его пути к победе придётся учиться в том числе и ремеслу палача, вешать, хоть и чужими руками.

И тогда Ансин, находившийся рядом, молча взял эту грязь на себя. Он сам отдал приказ и сам проследил за выполнением — Эгерту осталось лишь стиснуть зубы и отказать в помиловании. Таким образом Солль остался чист в собственных глазах и добр в глазах горожан; он прекрасно понимал, что совершил ради него Ансин, ставший затем помощником городского судьи, а затем и собственно судьёй. Он знал, что и Ансин знает, чем Эгерт ему обязан — но ни разу ни один из них не касался в разговоре этой темы. Эгерту оставалось только гадать, а чем, собственно, была для его добровольного помощника та давняя казнь — жертвой? Или долгом, или обыденностью, или испытанием, или приятным щекотанием нервов? Сознавал ли Ансин, что ложится в грязь, давая возможность благородному Соллю не испачкать белых одежд? Или чувствовал себя героем, урвавшим из рук победителя самый сладкий кусок власти?

…Ансин улыбнулся и коснулся Соллевой руки:

— Нет, Эгерт… Я не заставлю тебя долго мучиться и гадать про себя, зачем я пришёл… Тяжёлые времена, дружище. Хуже, чем… тогда. Я боюсь… что принёс тебе злые вести, и буду делать тебе больно. Ты готов?

— Я привык к таким процедурам, — отозвался Эгерт после паузы. Начинай.

Судья откинулся на спинку кресла:

— Эгерт… Во-первых, я твой друг. Знаю, ты так не считаешь… не перебивай. Перед тем, как услышать главное, просто уясни, что я твой друг.

Солль почувствовал, как к горлу его поднимается тягучая тоска ожидания:

— Да… Говори.

Судья пожевал губами. Хмыкнул, растирая бледную щеку:

— Хм… Эгерт. Мы не знаем, сколько детей погибло в точности… Случалось, что случайно нашедший тело прятал его, дабы отвести подозрения от себя… Несколько десятков детей. И многие из колодцев лишились своей цепи… Всё это ты знаешь.

Эгерт кивнул, пытаясь проглотить ком, царапающий сухое горло. Судья сцепил пальцы:

— Убийца носит плащ, в точности такой же, как носили служители Ордена Лаш… Ты прекрасно помнишь.

Эгерт снова кивнул. Его трясло.

— Тот безумец, старик… Погиб, расплачиваясь за чужие грехи. После его смерти убийства продолжаются…

Эгерт молчал. Пальцы судьи, длинные и белые, переплетались сложно, как прутики в корзине: