Любовь и дым - Дженнифер Блейк

— Я этого не пытаюсь делать, — сказала она, и брови ее нахмурились.

— Тогда не знаю, как еще это можно назвать. Я допускаю, что ты преследуешь самые справедливые цели, но почему мне не рассказать, чтобы я мог помочь тебе?

— Что ты мог бы сделать? Эдисон не из тех людей, которые принимают советы. — Голос ее звучал натянуто.

— У меня есть связи, друзья, которые мне кое-чем обязаны. Поверь, я бы сумел его убедить.

— Связи, — как эхо повторила она. Она никогда не спрашивала его о связях с мафией. Ей не нужны были эти его приятели. Но сейчас она почувствовала, как по коже пробежал холодок.

Он разнял руки.

— Я не имею в виду, что мог бы надавить на него с их помощью. По-моему, это неплохая идея. Я знаю людей, обладающих тем, чего Эдисон добивается, — политическим влиянием. Ради этого он услал бы сына хоть в Бимбукту, но не сумел бы того узнать, что Эрин — его дочь.

Говорил ли Дант правду? Что-то в его манере заставляло ее чувствовать себя неловко, хотя говорил он убедительно. А может быть, вновь игра воображения? Она сбросила с себя груз размышлений — метания между прошлым и настоящим, правдой и фальшью, правильным и неверным. Эти метания не покидали ее с тех самых пор, как заварилась нынешняя история.

Неожиданно истинная суть его слов проникла в ее мозг. Она вскочила:

— Кто тебе все рассказал?

— Анна Галлант, — ответил он, медленно поворачиваясь к Риве. — Она… она этим обеспокоена.

— Еще бы!

— Я не имею в виду, что она желает отомстить, но она — мать Джоша.

Слова его были произнесены ровным и тихим тоном. Рива вдруг поняла, что больше шуму создает она, а она-то думала, что шуметь станет Дант, и как будто протрезвела. Отойдя немного назад, она спросила:

— Чего она хочет?

— Анна? Ничего.

Ответ не принес ей облегчения.

— Таковы, вероятно, ее слова. А я и не знала, что вы близкие друзья.

— Мы не друзья. Почему-то она считает, что я могу знать, как именно ты намереваешься действовать сейчас.

Она не обратила внимания на его сарказм.

— Я не знаю, что делать. Мы с Эдисоном замерли в какой-то патовой позиции. Но я знаю, что тебе не сражаться в этой битве.

— Даже если я хочу?

— Даже тогда.

— Вот видишь, ты всегда держишь меня на расстоянии.

— Для того есть причины, — ответила Рива, отворачиваясь.

— Я знаю, — откликнулся он, и взгляд его потемнел. — Но все прошедшее — в прошлом. Он умер.

— Были и другие. Вспомни…

— Я помню, — сказал он, резко отделяя слова друг от друга. — Двадцать четыре года — большой срок. Но провал бывает лишь однажды. Я вряд ли забуду…

Она не очень-то деликатно вела разговор, но делать было нечего.

— Дант, ну зачем сейчас вспоминать прошлое? Мы так хорошо понимаем друг друга!

— Времена меняются, люди меняются. Тебе нужна моя помощь или нет?

— Ты что, набиваешь цену?

Он долго смотрел на нее, пока кожа вокруг рта не побелела:

— Значит, нет.

Лицо ее исказилось — она как будто ощутила его боль внутри себя.

— Я нуждаюсь в твоей поддержке, но мне не нужна твоя помощь.

— Значит, я тебе не нужен, — сказал он.

Он отпрянул от Ривы и пошел к выходу.

Рива глядела ему вслед. У нее было впечатление, что одна из колонн старинного особняка покинула свое обычное место.

Крыша все равно стояла, но строение стало слабее.

Что такого она сказала, почему он ушел? Что она должна сказать, чтобы остановить его? Конечно, она знала, но не понимала, отчего так вдруг ему понадобилось менять их отношения.

Дант мог бы сказать, что она использовала его, ничего не дав взамен. Правда ли это? Неужели она столь эгоистична? Тогда причина лишь в том, что она считает: лучше иметь такие отношения им двоим, какие сложились. Старая дружба, напоенная ароматом прежних, давних воспоминаний.

Она не верила, что Дант больше не вернется. Однако никогда еще она не видела его столь решительным, столь далеким.

В голове у нее мелькнула мысль: а не замешан ли здесь кто-то еще. Констанция, не церемонясь, давала ему понять, что считает его привлекательным. Они вдвоем мило любезничали на галерее, когда она вошла. Но, похоже, Дант покинул дом, даже не попрощавшись с бывшей женой Ноэля. Звук его отъезжающей машины раздался слишком быстро после его ухода.

Рива шла вниз, к себе в спальню. Там она сняла жакет и бросила его на кровать. С усталым вздохом закинула назад руки, чтобы расстегнуть пуговицу на шелковой блузке.

Наверное, она могла бы попросить Данта помочь ей. Так как она зависела лишь от себя самой, то могла не заботиться о том, что именно подумают о ее поведении другие. Если она не обращалась к ним за помощью, то они не имели права навязывать ей свое мнение. Ей нравилось жить по таким правилам. Но ей не нравилось, что тем не менее она ощущала необходимость в ком-то. Чаще, чем нужно, эти люди, в которых она нуждалась, покидали ее — из-за смерти, или по другим причинам. Менее болезненно зависеть лишь от самой себя.

Ну и к тому же быть независимой значило никому себя не навязывать. Ей была ненавистна одна лишь мысль, что привязанность Данта она могла бы использовать для каких-то своих целей. Иногда она думала, что Дант был не против этого. Но она не могла. Это было бы нечестно. Беда же в том, как Дант полагал, что ей нечестно обходиться без него.

Она сняла блузку, выскользнула из юбки. Подошла к гардеробу, чтобы повесить их на место, сняла туфли и наклонилась, чтобы поставить их на нижнюю полку. На лице ее появилось раздражение. На полу валялись ее туфли, а на них брошено ее платье. Опять Маргарет лазила в ее гардероб. На платье было жирное пятно.

Риве была ненавистна подобная неряшливость. Она не всегда убирала на место свои вещи, но, по крайней мере, вешала их на стул, чтобы не помять. Иногда она задавалась вопросом, не специально ли сестра так небрежно обращалась с ее одеждой, которую одалживала. Кажется, ей было необходимо показать, какое малое впечатление производит на нее цена платьев и костюмов Ривы. А может быть, она мстила Риве за то, что эти дорогие вещи Рива надевала первой. В любом случае не сейчас говорить с Маргарет на эту тему. Ее сестра и так слишком расстроена. Однако необходимо пойти к ней и поговорить, поинтересоваться ее самочувствием, нет ли у нее проблем с сердцем.

Рива обнаружила, что Маргарет сидит в передней гостиной, в полумраке, в уголке дивана, обняв руками подтянутые к лицу колени. Она улыбнулась Риве болезненной улыбкой.

Рива уселась рядом с Маргарет.

— Ну и что ты здесь делаешь совсем одна?

— Вряд ли кому-нибудь подходит сейчас моя компания.

Подходит? Специально ли Маргарет употребила именно это слово? Рива не стала ничего говорить, чтобы не усугублять то угнетенное состояние, в котором пребывала ее сестра.