Плененная королева - Элисон Уэйр

– Мадам, вы должны следовать за мной, – сказал он и повел ее, вплотную за ними следовали его люди.

Они подошли к дверям одной из башен, куда обычно проходили гости, и Алиенору это воодушевило, но когда по узкой винтовой лестнице поднялись на верхний этаж, она увидела, что дверь единственной комнаты снабжена новым запором. Значит, это будет ее тюрьмой.

Капитан открыл дверь и показал, что королева должна войти. Алиенора настороженно вошла внутрь, не исключая, что там ее будет ждать Генри. Но в свете свечи она увидела только неопределенного возраста, коренастого сложения женщину с лицом, словно вырубленным топором. На женщине было серое шерстяное платье, белоснежный вимпл, она поглядывала на Алиенору неприязненным взглядом. Неужели это ее тюремщица? Сердце у королевы упало. Лучше уж увидеть сейчас разгневанного Генри.

– Амария будет вашей личной служанкой, мадам, – с бесстрастным выражением лица произнес капитан. Глаза его смотрели в какую-то точку за ее плечом.

– Моим сторожем, вы хотите сказать, – ответила Алиенора, обретя дар речи, и почувствовала, как ощетинилась женщина.

– Нет, – ответил капитан. – Король назначил эту женщину прислуживать вам. Для вашей безопасности стражники будут находиться у дверей вашей комнаты и у дверей внизу. Амария может уходить и приходить по необходимости, приносить нужные вещи, но я бы посоветовал вам, мадам, не делать глупостей и не предпринимать попыток к бегству. Этим вы только усугубите свое положение.

– Я и представить себе не могла, что моя ситуация может быть хуже нынешней, – ответила Алиенора. – Скажите, если вы знаете, увижу ли я моего мужа-короля?

– Не могу вам сказать, – ответил капитан.

– Он здесь? Мне говорили, что меня везут сюда, чтобы увидеться с ним.

– Я не посвящен в планы короля, мадам. Мне приказано держать вас под замком. – Произнеся это, он взял ключ, висевший на поясе, закрыл за собой дверь и запер ее.

Алиенора вздохнула в отчаянии, потом оглянулась. Амария посматривала на нее недобрым взглядом. Наверняка ей сказали, что я какое-то чудовище, подумала Алиенора.

В круглой комнате висел единственный гобелен, настолько выцветший от времени, что его, возможно, взяли из старой городской крепости Вильгельма Завоевателя. Алиенора не могла разобрать, что там изображено, но женскую фигуру в центре различила. Похоже, какая-нибудь коварная женщина из легенды, подумала Алиенора. Наверное, Генри сам выбрал этот гобелен, полагая, что он отвечает ситуации. Здесь стояли полированное деревянное кресло, табуретка, стол, небольшой сундук с нарезными бороздками, пустая жаровня. На стене были вбиты колышки, чтобы вешать одежду. Единственная широкая кровать с балдахином из плотной ярко-зеленой ткани с довольно удобным валиком и подушками в полоску была застелена чистыми выбеленными льняными простынями и плотным зеленым шерстяным покрывалом, отороченным чем-то вроде соболиного меха. Но рядом не было соломенного тюфяка для Амарии – только два ночных горшка на том месте, где такой тюфяк мог бы лежать.

Чтобы сделать их совместное заключение хоть сколь-нибудь приемлемым, нужно было найти с этой женщиной общий язык… Но существовала еще проблема с кроватью.

– Добрый вечер, Амария, – начала Алиенора. – Я думаю, пребывание здесь нравится вам ничуть не больше, чем мне, но ради нашего общего блага мы должны постараться. Скажите, как мы здесь будем спать?

Женщина посмотрела на нее холодным взглядом, но ответила довольно вежливо:

– Леди, мне приказано делить постель с вами.

«Неужели они боятся, что я могу соблазнить стражников, пока она спит?» – сердито подумала Алиенора.

Это было таким мелочным унижением, оскорблявшим к тому же ее брезгливость. Что, если эта женщина, чье произношение выдавало ее крестьянское происхождение, плохо пахнет или храпит во сне? Сельские жители спали вповалку на одной кровати, но Алиенора сама выбирала, с кем ей спать, а в одиночестве любила фантазировать и заняться еще кое-чем… С Амарией в кровати для этого не будет возможности.

Но если чего-то нельзя избежать, то с этим нужно смириться. Алиенора полагала, что лишилась права на приватность и свободу выбора… и вообще на какую-либо свободу.

– Вы голодны, леди? – спросила Амария.

– Нет, – ответила Алиенора, – но от вина не откажусь.

Амария постучала в дверь, и когда та открылась, в ее створе Алиенора увидела две сверкающие пики. Это стало для нее потрясением: только теперь она со всей ясностью поняла, что находится в заточении. Она смотрела в унынии, как стражники подняли пики, пропуская женщину, потом захлопнули и заперли дверь. Значит, вот какой будет отныне ее жизнь. Алиеноре показалось, что стены смыкаются, душат ее…

Но она должна быть сильной, если хочет пережить это… и практичной. Радуясь недолгому одиночеству, Алиенора быстро воспользовалась ночным горшком, разделась до нижнего белья – нужно будет как можно скорее попросить мягкое льняное белье – и забралась в постель.

Когда Амария вернулась с вином, Алиенора в поисках забвения быстро осушила кубок, но безрезультатно. Она попыталась уснуть, но сон не шел к ней. Мучили мысли об опасности, которой подвергаются сыновья, о том, что принесет завтрашний день. Когда Амария забралась на кровать, Алиенору передернуло от отвращения, она отодвинулась как можно дальше на край и замерла в беззвучных рыданиях, с грузом страха и печали на сердце.

Утро, как ни посмотри, было блеклым. Проснувшись, Алиенора увидела через щель окна смутное серое небо и почувствовала тоскливую пустоту в сердце: она вспомнила, где находится. Амария все еще спала, нижняя челюсть у нее отвисла, изо рта вырывалось зловонное дыхание. Алиенора осторожно соскользнула с кровати и как можно тише облегчилась. Она предвидела впереди немало трудностей: ей нужно было отвечать на зов природы и в то же время сохранять королевское достоинство в недоброжелательных и внимательных глазах прислуги. Алиенора предвидела мучительные неудобства, которые ей придется выносить в ожидании, когда Амария удалится по какому-нибудь поручению.

На столе была оставлена вода и полотняная тряпка. Алиенора, как могла, умылась и облачилась в черное платье и головное покрывало. Никакой другой одежды у нее не было. Нужно срочно попросить, чтобы принесли что-нибудь еще, а также нижнее белье.

Амария проснулась и протерла глаза, когда церковный колокол пробил семь часов.

– Доброе утро, – сказала Алиенора, стараясь быть вежливой.

Эта женщина должна понять, что каждой из них придется прикладывать усилия, чтобы совместное обитание было более или менее сносным.

– Доброе утро, – настороженно ответила Амария, встала и натянула на себя поверх ночной рубахи серое платье. Видимо, умываться она не собиралась.

«Крестьяне!» – подумала Алиенора. Она следила за действиями женщины: та очистила стол, выплеснула остатки воды в окно с криком: «Gardez l’eau!»[65]

– Я принесу что-нибудь поесть, – сказала она и постучала в дверь.

Когда Амария ушла, Алиенора опустилась на колени и попыталась молиться. Она всегда перед завтраком посещала мессу, но тут для ее духовных потребностей ничего не было предусмотрено. Придется попросить и об этом.

Молиться было трудно. Мешали мысли о неминуемом разговоре с мужем, воспоминание о его угрозе убить ее. Когда он придет или вызовет ее? И вообще – в Руане ли он?

Алиенора попыталась сосредоточиться на страданиях Христа. Легко было общаться со Спасителем в богато украшенных королевских часовнях или в тишине Фонтевро или других известных монастырей. Но здесь, в этой безрадостной комнате, в самый трудный для нее час Господь, казалось, не хочет слышать ее.

Королева сосредоточилась на пяти пунктах молитвы[66]. Благодарности – но за что? За то, что пути Господни воистину неисповедимы? В чем могла состоять Его цель, когда Он подвергал ее этим страданиям и несчастьям? В том, чтобы она повинилась? Но перед кем? Перед мужем, которого должна любить и в отношении которого обязана выполнять супружеские обязанности?.. Но Генрих бессчетное число раз изменял ей и не пожелал отдать должное сыновьям. Нет, уж лучше повиниться перед Молодым Генрихом, перед Ричардом и Жоффруа за то, что не смогла им помочь. Молиться за других? Господь знал: она всю жизнь молилась за сыновей и других детей. Молилась также за свою землю – Аквитанию, – и за ее народ, и за всех бедняков, и за тех, кому нужна помощь в этом несчастном мире.

Молиться за себя. Сердце Алиеноры рвалось от тоски. «Помоги мне, помоги мне!» – вот единственное, о чем она могла просить, потому что не могла сосредоточиться и вспомнить все свои беды. Но Господь их, конечно, знал. Она была уверена, что Он будет милосерден.

«Слушай Господа, слушай, что Он говорит!» Алиенора старалась – как же она старалась! – смирить свои бурлящие мысли, чтобы очистить разум и впустить Его. Но ничего не получалось; если и раздавался спокойный, тихий голос, который пытался что-то сказать ей, она его не слышала.