Мистер Невозможный - Лоретта Чейз

— Я бы хотел, чтобы ты отдохнула рядом со мной, — сказал он, опуская руку на ее бедро. Она была в арабском мужском костюме, но ни один мужчина не принял бы ее за лицо одного с ним пола.

— Это не было бы отдыхом, — ответила она. — И пожалуйста, не забывай, что теперь здесь мой брат.

Руперт вздохнул. Брат. Да, конечно. Но брат — это не Ахмед, которым она только что угрожала ему. А кто этот Ахмед? Ах да, тот человек, который что-то сказал, когда дело начинало принимать весьма интересный оборот.

Что же он сказал? Сначала по-английски, затем перешел на арабский.

— Что он сказал? — спросил Руперт. — Этот Ахмед? Он назвал тебя госпожой.

— Это был Ахмед, — сказала Дафна, ничего не объясняя.

— Так я и сказал, — терпеливо продолжал он. Бывали минуты, когда он задумывался, нет ли в ее необъятном мозгу одной или пары пустых каморок. — Он что-то сказал как раз перед тем, как я…э… немножко задремал.

— Ты потерял сознание, — сказала она. — Ты терял его несколько раз.

— Я слишком устал, так как не спал с тех пор, как они захватили тебя. Сознание я не терял.

Дафна деликатно фыркнула, ясно выражая свое мнение по этому вопросу.

— Я хочу, чтобы ты перестала уклоняться от ответа. Кто этот Ахмед и что он говорил?

— Он сказал, что ты спас ему жизнь. ЧЧ? Руперт задумался.

— Должно быть, он принял меня за кого-то другого.

— На мосту в пригороде Каира, — сказала она. — Его страшно избили. Турецкий солдат хотел прикончить его, но ты вмешался.

После некоторого раздумья, длившегося дольше, чем обычно, Руперт понял, о ком она говорит.

— А-а, тот парень.

— Из-за которого ты и оказался в темнице, — осуждающе сказала она. — Ты рисковал жизнью ради несчастного туземца, которого ты совершенно не знал.

— Драка не была честной, — сказал Руперт.

Она долго не сводила с него взгляда, затем нежно погладила его по щеке.

— Да, не была, — тихо согласилась она, — но только тебе было до этого дело. Ахмед был тем слугой, который сопровождал Майлса в Гизу. То, чему ты стал свидетелем, было избиение его так называемой полицией, теми, кто похитил Майлса. Ахмед, тот самый слуга, который убежал, когда воры пришли в мой дом и украли папирус.

— И он — тот слуга, который не вернулся, — сказал Руперт. — Дядя Тома. И как он оказался здесь? Невероятно.

— Вовсе нет, — возразила она. — Ахмед знал, что ему небезопасно оставаться в Каире и его присутствие там может повредить его семье, так же как и мне. — Поэтому он пошел в Булак, чтобы наняться на судно. Там он услышал, что лорд Ноксли отправляется на поиски Майлса. Ахмед без труда получил работу. Он говорит по-английски и немного по-французски, он умен и трудолюбив. Он думал, что Ноксли прекрасный человек. Ахмед в этом не сомневался до тех пор, пока прекрасный человек не скормил нескольких своих людей крокодилам — вполне возможно, тем самым, которых мы с тобой видели неподалеку от Джирги.

— Но Ахмед не сбежал после этого? — Свет фонаря становился мутным, или это происходило с мыслями Руперта? Казалось, его несет… река… нет, облако.

— Он остался, потому что решил найти Майлса. Потом, когда люди Ноксли нашли брата, Ахмед остался, чтобы заботиться о нем и защищать его, как только может, оставаясь неузнанным. Он отрастил бороду, и Майлс не узнал его. Ахмед решил не открываться ему, пока он не сумеет устроить побег для них обоих. Потом появилась я, и все стало намного сложнее.

Дафна продолжала говорить, но Руперт потерял нить ее повествования. Ее голос звучал как отдаленная музыка, приятная и знакомая. Постепенно звуки замолкли, и он уснул.

Суббота, 5 мая

Карсингтон проснулся только после полудня. Солнце сквозь окно освещало каюту, и Майлс, сидевший в дальнем конце дивана, пытался скоротать время за чтением книги.

Он отказался от своих попыток, когда Карсингтон приподнялся и сел.

— Не уверен, что вам разрешено садиться, — сказал Майлс.

Из-под приподнятых бровей на него пристально смотрели черные как уголь глаза.

Майлс также помнил, что больному нельзя волноваться.

— С другой стороны, — добавил он, — я не уверен, что кто-нибудь сможет помешать вам. Дафна, возможно, но я наконец уговорил ее немного поспать. Она просидела с вами всю ночь. Ее беспокоила лихорадка, объяснила она.

— Маловероятно, — сказал Карсингтон. — Как я посмотрю им в лицо, спрашиваю я вас, если у меня будут заражение, и лихорадка, и прочее из-за какого-то пореза? Они умрут со смеху.

— Все они? — спросил Майлс.

— Семья, — объяснил Карсингтон, — мои братья. Знаете, Алистер был при Ватерлоо.

— Знаю.

Весь мир знал. Алистер Карсингтон был знаменитым героем Ватерлоо. Почему бы ему не оказаться на месте этого Карсингтона в Египте? Или любому другому из его братьев?

— Под ним застрелили трех лошадей, рубили его саблями и кололи пиками, — сказал Карсингтон. — Кавалеристы проскакали по нему, а двое солдат умерли, лежа на нем. А разве он получил заражение крови или лихорадку?

— А разве нет? — сказал Майлс.

— Ну, немножко, — признался Карсингтон. — Он выжил, не правда ли? Если он сумел пережить все это, то я прекрасно переживу дырку в животе.

— Я на это надеюсь, — сказал Майлс. — Думаю, Дафна не обрадуется, если вам потребуются похороны.

Майлс представить себе не мог, что пережила она, думая, что Карсингтон умер. Он чувствовал себя идиотом, потому что не понял, что у нее появились новые чувства. Но она так хорошо это скрывала.

Кроме того, Дафна никогда не обращала внимания на мужчин, а если замечала их, то относилась к ним с недоверием. Почему Майлс должен был думать, что случай с Карсингтоном — исключение? Почему из всех мужчин он оказался единственным, ради кого она рисковала жизнью? Майлсу даже с трудом верилось, что его ученая сестра ради него рисковала жизнью, а он был ее братом.

С некоторым запозданием он вспомнил указания и объяснения, которые, уходя, дала ему Дафна.

— Я должен предложить вам стакан воды, — заявил Майлс. —Дафна сказала, что дала вам опия, и, возможно, когда вы проснетесь, вы почувствуете сухость во рту.

— У меня ощущение, что, пока я спал, кто-то засунул мне в рот Аравийскую пустыню вместе с верблюдами. А позволено ли мне хотя бы умыться, побриться и почистить зубы? Но не важно, позволяет она или нет. Она спит. То, чего она не знает, не обидит ее.

— Да, но вам действительно надо поменьше двигаться. Чтобы не тревожить рану. Вы же не хотите свести все ее труды к нулю?

Карсингтон мгновенно остановился.

— Нет, конечно, нет. Она вытаскивала клочки ткани, все до последней ниточки, как мне показалось, несколько часов. Какой же я был бы скотиной, если бы разрушил все ее труды.